Драма советской философии. (Книга — диалог) - Толстых Валентин Иванович. Страница 30

Не приемлет Ильенков и широко известный тезис о двойственной, «биосоциальной» сущности человека, человеческой индивидуальности, личности. Биологическое начало составляет лишь предпосылку (безусловно, необходимую и ближайшую), лишь условие человеческого, «родового» в индивиде, но никак не «сущность», не внутреннее условие и не конкретную общность, не общность личности и личностей. И чем последовательнее вы проводите, отстаиваете точку зрения социально — биологического дуализма в понимании сущности человеческой индивидуальности и личности, тем дальше уходите сами (и уводите других) от разгадки ее возникновения и становления в данных, совершенно определенных и конкретных исторических обстоятельствах жизнедеятельности индивида.

Ильенков не скрывает, что ему импонирует, представляется более резонной и убедительной логика марксова подхода к определению сущности личности. А для Маркса, как известно, сущность личности выступает в совокупности всех общественных отношений, в каждом конкретном случае воспроизводимой индивидуально, персонифицированно. Читавший «Капитал» в подлиннике, Ильенков считает более точным сказать, перевести «ансамбль», ибо у Маркса имеется в виду не механическая сумма одинаковых единиц и свойств, а единство многообразия всех социальных отношений. Сторонник биосоциального дуализма, провозглашая себя материалистом в толковании человеческой психологии, на самом деле является механицистом, редукционистом. Как раз конкретная сущность личности, которую он пытается выявить и объяснить, остается невыявленной и необъясненной.

По Ильенкову, такой подход вообще присущ пседоматериализ — му, каковым и является физиологический идеализм с его попытками вывести сущность личности из морфологии и функции мозга. Сведение личностного начала личности к мозговой (интеллектуальной) деятельности настолько укоренилось в научной практике и повседневном сознании, что личность предстает как продукт условнореф — лекторной деятельности и отождествляется с «умом», «башковитостью». Ильенков констатирует простейшее, наглядно наблюдаемое явление: «Личности без мозга быть не может, а мозг без намека на личность бывает». В том — то и состоит хитрость проблемы, что личность и мозг, как ни соблазнительно повязать их причинно — следственными узами, буквально понятым определением «Хомо сапиенс» — это принципиально различные по своей сущности «вещи». Да, в своем непосредственном, фактическом существовании они связаны и неотрывны друг от друга, но при этом слиты в некое единство, как образ «Сикстинской мадонны» и те краски, которыми он написан на куске холста Рафаэлем, или троллейбус и те материалы, из которых он сделан на заводе (примеры самого Ильенкова).

Выходит, чтобы проникнуть в тайну возникновения личности, надо исходить совсем из другого основания и системы элементов, нежели то, что обозначается словом «мозг». «Тайна человеческой личности потому — то веками и оставалась для научного мышления тайной, что ее разгадку искали совсем не там, где эта личность существует реально»¹¹. Тут имеет место быть совсем другая реальность и другое пространство, в лоне которых и возникает такое специфическое культурно — историческое образование, как личность. Она является плодом и продуктом коллективного труда людей, вступающих в процессе своей деятельности в некие отношения друг с другом. А именно: как совокупность («ансамбль») реальных, чувственно — предметных, через вещи осуществляемых отношений данного индивида к другому индивиду (к другим индивидам)¹². Это отношения деятельности, активного взаимодействия, сотворчества, в процессе которого создаются не только вещи, но возникает и собственно человеческая индивидуальность, личность.

Ильенковская формула личности, вполне марксистская по своему определению и понятийному оформлению, представляется и сегодня (во всяком случае, автору этих строк) наиболее точным, операционально продуктивным подходом к проблеме, которую философия и философы издавна сводили к дуализму тела и души (Декарт), природы: и духа (Гегель), воли и представления (Шопенгауэр), сознательного и бессознательного (Фрейд), наличного бытия и существования (Кьеркегор). Ильенков снимает саму дуалистическую установку (парадигму, как модно сейчас говорить) в подходе к феномену личности, предложив «формулу личности», которая позволяет понять и объяснить, «из какого сора» возникает уникальный сплав человеческой индивидуальности.

Разумеется, нет никакого общего аршина, мерила, каким можно было бы измерить величие, достоинство и уникальность той или иной личности. Но это не значит, что критерий оценки вообще невозможен или отсутствует. В этом отношении особенно интересны суждения Ильенкова по поводу «неповторимости» человеческой индивидуальности, на чем много и часто спекулируют по сей день.

Вряд ли можно, скажем, излишне доверять самоощущению и самочувствию человека, его претензии на личностный статус. Склонность к завышенной самооценке собственной персоны — увы, явление широко известное, и дело здесь не в скромности или нескромности того или иного претендента. Никто не вправе запретить человеку думать о себе лучше, чем он есть на самом деле (да и не сможет человек сделать что — то серьезное, дельное без веры в себя, в свой талант и способности). Но самомнение индивида не случайно воспринимается окружающими иронично, как хвастовство или признак ограниченности. Это очень разные «вещи», или установки — видеть себя в обычном зеркале, на что способна и обезьяна, или увидеть себя «со стороны», глазами других людей. Это тоже зеркало, но совсем иного рода и свойства — зеркало, так сказать, личностное. Такая оценка и самооценка есть привилегия людей не только и не просто мыслящих, но еще и совестливых, т. е. способных воспринять и сопереживать «вести», идущие от других людей, близких и дальних. Суть не в том, что «со стороны виднее», как обычно говорят. Просто в этом случае более «весомо, грубо, зримо» выступает общественная (общечеловеческая) значимость личности и ее дела. Масштабы этой значимости, конечно, разные, но другой меры и оценки творческого вклада личности и ее уникальности человечество не придумало.

Тут все завязано на некоем объективном основании, которое Ильенков усматривает в загадочной и специфически человеческой способности индивида «относиться к самому себе как к некоему другому». Именно отношения «Я» к «Не — Я», настаивает он, составляют внутреннее пространство собственно личностного развития индивида. Ибо в результате такого взаимоотношения и взаимодействия возникает нечто третье (кроме «тела» и «души») — качественно новое, культурно — историческое образование — «Я — сам/а/", т. е. личность, отличная от других человеческая индивидуальность. Рождение личности, формирование ее индивидуальной неповторимости есть продукт и эффект развитой «обратной связи» индивида с окружающим его миром, природой и социумом. Связь не внешняя, не поверхностная, не обязательно «активистская» по форме своего проявления (можно вести уединенный образ жизни и не отличаться даром коммуникабельности), но глубоко внутренняя, с развитой способностью сопереживания, причастности и ответственности за все, что происходит «вокруг», с другими людьми. Именно здесь таится главный источник социокультурной активности и самоотдачи личности, а не в особенностях устройства и деятельности «церебральных структур» мозга. Скрытый от внешнего взора «подземный рост души» (А.Блок) имеет своим основанием жизнедеятельный процесс взаимодействия человека с природой, социальной действительностью, доставшейся ему «по наследству» культурой.

Безусловно, в разговоре о личности никак не обойтись без понятий «самосознание» и «самовыражение». Вопрос, однако, в том, какое реальное, фактическое содержание вкладывается в эти понятия и что они в каждом конкретном случае представляют и выражают. Ведь возможно такое «индивидуально неповторимое самочувствие» плоти или тела, за которым скрывается (порой очень умело, даже мастерски) пустота внутреннего пространства индивида, претендующего на личностный статус и общественное внимание. Далекого от какой — либо апологетики понятия личности Ильенкова эта сторона проблемы особенно интересует.