«Симпсоны» как философия - Халвани Раджа. Страница 17

Сильные и знатные для утверждения и обозначения себя и всего подобного себе придумали слово «хороший». Все то, что отличалось от них, все слабое, больное, низменное они затем обозначили, напротив, как «плохое», причем, заметьте, без всякого порицания. Никаких моральных оттенков значения эти термины тогда еще не имели. Знатные не представляли себе, что вещи могут или должны быть иными или что плохой человек несет ответственность за то, что он плохой. Оценка такого рода имела целью лишь различение своих и чужих.

Ницше называет такую оценку «господской моралью» и не стесняется в выражениях, описывая этих ранних «господ», или «знатных» людей. В самом деле, они были сильными, здоровыми и активными, но вместе с тем невежественными, недостаточно самокритичными и жестокими. Они брали то, что хотели, грабили, насиловали, мародерствовали — просто потому, что имели такую возможность, были достаточно сильны и получали от этого удовольствие. Вспомните Нельсона и его дружков. Они бьют младших, отбирают их деньги, выданные на завтраки, крадут их булочки и, кажется, проделывают все совершенно безнаказанно. Почему? Разумеется, потому, что могут. Никто не смеет их остановить.

Так вот, «плохим» (как их назвали знатные), то есть всем слабым, больным, низшим и пассивным, конечно, не нравилось терпеть побои и лишаться булочек. Но они ничего не могли с этим поделать. Им не хватало силы, чтобы защититься. Вследствие этого в них развилось глубокое, мучительное чувство обиды к знати. Это негодование стало источником «рабской морали»:

Из-за негодования, вызванного слабостью, болезненностью, унижениями и неспособностью изменить ситуацию, «раб» реагирует, кричит Нет знатным и всему иному, тому, чем бы он хотел стать. Он клеймит знатного человека как «злого» и в противовес ему называет себя «добрым».

Ницше не имеет в виду, что эти люди были в буквальном смысле слова рабами. Он использует этот термин для того, чтобы обозначить человека слабого, болезненного типа, чья мораль проистекает из чувства обиды. Этот «раб» (он же «слабак») больше всего мечтает быть сильным, здоровым и активным, желает брать, завоевывать, править, хочет стать знатным. Не имея возможности достичь этого, он мстит сильным и здоровым. Во-первых, пишет Ницше, слабость раба трансформируют в «заслугу»; его «бессилие, которое не воздает, — в „доброту“; трусливую подлость — в „смирение“; подчинение тем, кого ненавидят, — в „послушание“» [99]. Неспособность быть сильным, здоровым и активным истолковывается как добродетель, нечто желанное, а принуждающая сила и энергия «господина», напротив, интерпретируется как нечто предосудительное. Затем весьма ловко и коварно слабый человек придумывает рай — царство, в котором он будет править, а сильные будут наказаны за свою силу: «Эти слабые — когда-нибудь и они захотят быть сильными, — это бесспорно, когда-нибудь грядет и их „Царствие“ — как сказано, оно называется у них просто „Царствие Божие“» [100]. Кроткие наследуют землю, а «грешники» будут мучиться вечно. Ницше пишет: «Когда стадное животное сияет в блеске самой чистой добродетели, тогда исключительный человек должен быть оценкою низведен на ступень злого» [101].

Конечно, рабская мораль одержала верх. Слабым удалось убедить бесхитростную знать в том, что слабость, скромность, послушание, сострадание и т. д. — это добродетели, тогда как сила, активность, энергичность и прочее — пороки. Согласно Ницше, то была катастрофа невообразимых масштабов. Сила, здоровье, энергия, способность не только признать хаос мира, но и выбрать его, а также создать из него нечто прекрасное — это те самые качества и черты, которые необходимы человеку, чтобы придать своей жизни и миру значение, важность и ценность. Мало того, что наделенные этими качествами люди были введены в заблуждение и облиты грязью — земной мир и эта жизнь обесценились. В результате нам осталось никчемное обесцененное существование, а сами мы уже не способны вновь придать ему значение, важность и достоинство.

Вот каково происхождение сидящего в Ницше «плохого парня», противящегося традиции и морали, поносящего те вещи, которые большинству из нас, слабаков, кажутся крайне важными, но которые в действительности, как он утверждает, отвергают и очерняют жизнь и просто опасны. Следовательно, он советует нам выйти «за пределы добра и зла», оставить «рабскую мораль», не лишать этот мир и эту жизнь ценности и достоинства, а также иметь силу и мужество воспринять хаос существования и своей жизни и создать из него нечто значимое.

Ладно, Ницше — плохой парень среди философов, а Барт Симпсон — плохой парень среди жителей Спрингфилда. Безусловно, Барт противится авторитетам и отбрасывает (или, возможно, никогда не принимал) традиционную мораль. Например, стараясь убедить мистера Бернса взять его на поиски сокровищ «Летучей адской рыбы», он говорит: «Можно мне поехать с вами за сокровищами? Я мало ем и не различаю, что такое хорошо, а что такое плохо» [102]. Но отнесся бы Ницше к Барту с одобрением? Может ли Барт считаться своеобразным образцом инвертированного идеала Ницше? Увы, ответ, к сожалению, отрицательный.

Во-первых, хотя Ницше осуждает «рабскую мораль» как очерняющую мир и отвергающую жизнь, он вовсе не защищает мораль господскую (многие люди допускают ошибку, забывая об этом). Господа были жестокими, бездумными животными. Ницше не считает их идеалом, на который нужно равняться, не говорит, что «сильный всегда прав» и т. п. Он не советует нам задирать других, отбирать деньги на завтраки, съедать чужие булочки. Даже если бы Барт придерживался этики господской морали (а такое определение, кажется, лучше подходит Нельсону и Джамбо, чем ему), это все равно не сделало бы его примером ницшеанского идеала.

Нет, идеалом для Ницше служит, скорее, художник, самопреодолевающая и самосозидающая личность, формирующая новые ценности, превращающая свою жизнь в произведение искусства. Я думаю, вряд ли мы можем так описать Барта. Временами кажется, что он действительно чувствует хаотичность мира и своего существования. Например, надеясь сыграть в новом фильме «Радиоактивный Человек», он говорит: «Если я получу эту роль, то наконец смогу хоть что-то сделать с этим чудным маленьким беспорядком по имени Барт» [103]. Он понимает, что его жизнь хаотична, что он — «чудной маленький беспорядок», которому нужно придать форму. И действительно, в его характере, кажется, есть определенная стильность, но определяет он себя в основном реактивно, а этого Ницше решительно не может оправдать. Барт самоопределяется и формирует свою индивидуальность не путем радостного утверждения своих талантов и способностей, не благодаря возвышенному и творческому сплетению воедино нестройных элементов своего Я; он самоопределяется как противник власти. Например, когда Барт является на урок с Маленьким Помощником Санты, директора Скиннера увольняют, а его место занимает Нед Фландерс, который прекращает оставлять учеников после уроков, строит отношения с детьми на полном доверии, угощает заходящих в его кабинет ореховой пастой, приветствуя их восклицанием «Йо-хо!». Как это ни удивительно, Барт и Скиннер становятся друзьями, а когда Скиннер уходит добровольцем в армию, Барт понимает, как ему не хватает авторитарного (а не подчеркнуто либерального, как фландерсовский) режима Скиннера. Лиза объясняет ему, почему так обстоит дело: