Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф. Страница 42

Буржуазія играетъ на биржѣ, промышляетъ, занимается судоходствомъ, коммиссіонерствомъ, даже земледѣліемъ и проч., но пуще всего старается избѣжать всякаго соглашенія, которое могло бы уменьшить рискъ, устранить случайность, установить цѣнность или, по крайней мѣрѣ, воспрепятствовать крайнимъ повышеніямъ и пониженіямъ цѣнъ и уравновѣсить выгоды между продавцемъ и покупателемъ. Буржуазія питаетъ ужасъ и отвращеніе ко всему, что можетъ наложить на нее обязательства, давъ ей обезпеченія; она отрицаетъ экономическую солидарность; она не терпитъ взаимности. Предложите буржуазу вступить въ предпріятіе на правилахъ взаимности, онъ скажетъ вамъ: нѣтъ, мнѣ лучше остаться свободнымъ. Въ какомъ отношеніи свободнымъ? Что значитъ тутъ свобода? Значитъ свобода давать деньги взаймы за возможно большій процентъ, рискуя, что никто не возметъ ихъ, или что, взявъ, обманетъ на залогѣ; продавать съ возможно большимъ барышемъ свой товаръ, рискуя, что придется потомъ продать его въ убытокъ; наготовить какъ можно больше товара съ тѣмъ, что, когда продажа остановится, пускать его за безцѣнокъ; драть какъ можно больше съ арендаторовъ, рискуя, что они обнищаютъ и не заплатятъ ни гроша; свобода спекулировать на повышеніе и пониженіе, играть, предаваться ажіотажу, предписывать законы, пользоваться и злоупотреблять монополіями, рискуя подвергнуться потомъ еще худшей участи и, измучивъ ближнихъ, сдѣлаться жертвою ихъ мести. Буржуазъ не любитъ вѣрныхъ предпріятій, если въ нихъ есть хоть малѣйшая доля взаимности. Онъ всегда хватается только за то, что обѣщаетъ выгоду ему одному, лишь бы имѣтъ малѣйшій шансъ на успѣхъ. Все ему служитъ поводомъ или средствомъ къ ожесточенной конкурренціи, и онъ не разбираетъ сдѣланнаго людьми отъ вытекшаго изъ необходимости вещей. Казалось бы, какъ легко основать на взаимности страхованіе, но онъ и его предпочелъ обратить въ монополію.

Политико–экономы англійской школы возвели въ догматъ эту экономическую несолидарность или, лучше сказать, этотъ развратъ сдѣлокъ, а буржуазъ возвелъ его въ принципъ, въ теорію, въ ученіе. Для него не существуетъ идеи экономическаго права, какъ дополненія и отрасли права политическаго и гражданскаго; для него это безсмыслица. Каждый для себя, каждый за себя, Богъ за всѣхъ – вотъ его девизъ. Его экономическая наука основана не на двучленномъ синтетическомъ понятіи, которое даетъ положительное рѣшеніе и вводитъ справедливость въ задачу выгодъ; она основана на элементарныхъ, одностороннихъ понятіяхъ, которыя сами не могутъ опредѣлиться и прійти въ равновѣсіе, и вслѣдствіе этого обращаютъ науку въ вѣчное противорѣчіе. Напримѣръ, для буржуаза нѣтъ настоящей цѣнности, хотя онъ вѣчно толкуетъ о законѣ спроса и предложенія и хотя эти два термина, спросъ и предложеніе, предполагаютъ существованіе опредѣленной цѣнности, отысканіе которой и составляетъ предметъ пренія между продавцемъ и покупателемъ. Въ глазахъ буржуаза цѣнность непремѣнно произвольна. Видя, что она мѣняется, онъ заключаетъ, что, слѣдовательно, она необходимо ложна; и предположивъ ложь въ самомъ понятіи, онъ уже оправдываетъ всякое распутство своей совѣсти. Поэтому, въ разговорахъ и размышленіяхъ объ этомъ, онъ никогда не думаетъ о равновѣсіи цѣнности, о настоящей цѣнѣ товаровъ, о нормальной таксѣ процента и заработной платы: нѣтъ, всѣ эти бредни не увлекаютъ его. Купить, если можно, за три франка то, что стоитъ шесть, продать за шесть то, что стоитъ три, зная настоящую цѣну и не обращая вниманія на убытки, которые терпитъ ближній – вотъ его торговое правило, которому онъ слѣдуетъ безъ зазрѣнія совѣсти. Попробуйте ему сказать, что его доходы, проценты, барыши, всѣ эти выгоды, которыя при другомъ образѣ дѣйствій можно было бы, до извѣстной степени, узаконить, что все это безчестно – онъ разсердится. Онъ предпочитаетъ все это завоевывать на войнѣ, исполненной хитростей, засадъ, нечаянныхъ нападеній, монополій, доставляемыхъ ему превосходствомъ его капиталовъ и его торговли. При этомъ онъ увѣренъ, что всѣ скандальныя дѣла, которымъ онъ предается съ утра до ночи, оправдываются необходимостью, что поэтому въ нихъ нѣтъ ни воровства, ни мошенничества, кромѣ тѣхъ дѣлъ, которыя занесены въ уголовный сводъ!

Но что сказать объ этихъ академическихъ выставкахъ, гдѣ увѣнчиваются юные писатели, отличившіеся въ войнѣ противъ Соціализма защитою этихъ гнусныхъ правилъ? объ этихъ лекціяхъ и чтеніяхъ, гдѣ мстятъ за оскорбленіе собственности? объ этихъ мальтузіанскихъ посланіяхъ, гдѣ излагаются отношенія между политической экономіей людоѣдовъ и вѣчными началами справедливости и нравственности?! Неужели тѣ, которые располагаютъ кафедрами, креслами, школами и преміями, надѣются обмануть массы и надуть человѣческую совѣсть? Жалкіе софисты! У нихъ не хватаетъ даже ума понять, что массы, озабоченныя своей нищетою, не слушаютъ ихъ, и что имъ нечему научиться отъ тѣхъ, кому онѣ платятъ! И они смѣютъ еще толковать объ экономической нравственности, когда въ теченіи сорока лѣтъ только и дѣлали, что доказывали, что политическая экономія не то, что нравственность, что первая можетъ сказать – да тамъ, гдѣ вторая говоритъ – нѣтъ! Они смѣютъ толковать объ экономической нравственности, когда въ ихъ теоріяхъ только одно и ясно, что право должно быть изгнано изъ политической экономіи, что обращеніе къ человѣческой солидарности должно считаться преступленіемъ противъ науки и свободы! Посмѣетъ ли кто нибудь изъ нихъ отвѣтить утвердительно, когда его спросятъ: существуетъ ли какая нибудь экономическая наука или истина внѣ экономическаго права, основаннаго на обязательствѣ взаимности? Спросите ихъ – вы увидите, что они отвѣтятъ!

Возможна ли добродѣтель, возможна ли честность въ обществѣ, которое признаетъ основными слѣдующія положенія: что экономическая наука не имѣетъ ничего общаго съ справедливостью; что она отъ нея не зависитъ; что идея экономическаго права есть утопія; что экономическій порядокъ существуетъ самъ по себѣ и не основанъ ни на какихъ юридическихъ данныхъ; что люди могутъ обѣщать другъ другу все, что угодно, но въ экономическихъ отношеніяхъ ничѣмъ другъ другу не обязаны; что, слѣдовательно, каждый имѣетъ право преслѣдовать исключительно свою личную выгоду, и потому другъ можетъ законно, разумно, научно разорить друга, сынъ покинуть отца и мать, работникъ продать хозяина и проч.? Можетъ ли въ такой системѣ существовать уваженіе къ собственности, могущество ассоціацій, почтеніе къ власти, къ закону? возможно ли въ ней человѣческое достоинство! Я могъ бы наполнить цѣлые томы разоблаченіемъ мерзостей, которыя высказывали по этимъ вопросамъ самозванные экономисты, подъ прикрытіемъ своей мнимой науки; но я предоставляю казнить ихъ другимъ, кто помоложе меня. Благодареніе богамъ, вѣроятно не окажется недостатка въ людяхъ, которые пожелаютъ взяться за это дѣло.

Развратъ буржуазной идеи обнаружился особенно ясно въ вопросѣ о свободѣ обмѣна. Всякій буржуазъ желаетъ выгодъ въ свою пользу и считаетъ себя разореннымъ, если вѣсы не склоняются въ его сторону; но въ тоже время всякій вопіетъ противъ страшной монополіи своихъ собратій и находитъ, что нужно прекратить имъ покровительство. Если онъ наживается – это хорошо: въ этомъ заинтересовано само общество. Но прочихъ справедливость требуетъ обуздать. Тоже и въ учетѣ. – Всякій негоціантъ, крупный или мелкій, все равно, былъ бы вполнѣ счастливъ, если бы ему обезпечили учетъ его векселя за подписью двухъ ручателей, вмѣсто трехъ, и по опредѣленной таксѣ въ % вмѣсто 5, 6, 7, 8 и даже 9%, которые у него произвольно вымогаютъ, захватывая его въ расплохъ при самыхъ трудныхъ обстоятельствахъ. Сторонники взаимности хотятъ именно водворить навсегда такую опредѣленность въ учетахъ и правильность въ кредитѣ. Но постойте: вѣдь буржуазъ разсчитываетъ, что не вѣкъ же ему будетъ несчастливиться; онъ ждетъ и на своей улицѣ праздника. Вотъ, послѣ счастливой компаніи, ему удалось пріобрѣсти тысячь 100–200 фр. Карманъ набитъ туго; онъ спѣшитъ отнести деньги въ банкъ. Но уже теперь не говорите ему объ учетѣ по 1/2 %. Онъ теперь богатъ; дѣла въ его рукахъ; онъ предписываетъ банкирамъ законы; онъ самъ банкиръ. Пусть поступаютъ, какъ хотятъ, съ его менѣе счастливыми конкурентами; пусть лихоимство всѣхъ ихъ пожретъ. Его дѣла идутъ отлично; онъ сближается съ правительствомъ и подаетъ голосъ за министерство.