Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф. Страница 49

То же самое относится и къ гг. Мари, Ж. Фавру, Пельтану и братіи его. Ихъ считали и многіе считаютъ доселѣ республиканцами. Это значитъ, что, если съ одной стороны г. Тьеръ и его друзья признаютъ монархію необходимымъ условіемъ правленія, но не придерживаются безусловно ни одной династіи, предоставляя выборъ ея волѣ народа; если, съ другой стороны, г. Беррье и легитимисты утверждаютъ, что монархія должна основываться на началахъ, болѣе высокихъ, чѣмъ общая подача голосовъ, – то республиканцы полагаютъ, напротивъ, что монархическій элементъ безполезенъ, даже вреденъ; что настоящій государь – само собраніе представителей или, самое большое, выборный президентъ, назначаемый и отрѣшаемый этимъ собраніемъ или избираемый народомъ. Республиканцы рѣзко отличаются тѣмъ, что требуютъ уничтоженія монархіи и династіи. Допустимъ даже на минуту, что, по смыслу конституцій и по духу демократической законности, они могутъ, не измѣняя своимъ принципамъ, признать Наполеона III государемъ de facto и de jure, и такимъ просторнымъ толкованіемъ своей присяги удовлетворить и правительству, и общественному мнѣнію. Тѣмъ не менѣе несомнѣнно и неизбѣжно, что они должны желать замѣнить хартію 1852 конституціей 1848, тогда какъ г. Тьеръ хочетъ лишь возвращенія къ хартіи 1830. Другими словами, они требуютъ: чтобы Наполеонъ III отрекся отъ императорскаго титула, такъ какъ онъ нарушаетъ предѣлы, назначенные ему общею подачею голосовъ; чтобы онъ отказался за себя и свое потомство отъ преимуществъ, предоставленныхъ ему сенатскими постановленіями 1852 и 1856 гг.; чтобы онъ возстановилъ правленіе въ томъ видѣ, какъ оно было 1 декабря 1851, и наконецъ, чтобы онъ, если желаетъ остаться во главѣ правленія, подвергъ бы себя вновь избранію, на основаніи общей подачи голосовъ, какъ президентъ республики, избираемый не пожизненно, а на срокъ. Теперь спрашивается: надѣются ли республиканцы, что Его Величество согласится на эти требованія? Но такого вопроса нельзя и задавать серьезно. Въ такомъ случаѣ они, значитъ, думаютъ принудить его къ этому? Но чего же стоитъ тогда ихъ присяга? И такъ, если республиканцы оппозиціи вступили въ парламентъ съ тайнымъ намѣреніемъ дѣйствовать силою и возстановить республику, то этимъ они признаютъ, что цѣль ихъ – уничтожить имперію; слѣдовательно, если они не отступники, то клятвопреступники; мало того: они, быть можетъ, безсознательно, – заговорщики. А впрочемъ, что я говорю – безсознательно! Правда, они съ негодованіемъ стали бы отрицать это, если бы ихъ спросили объ этомъ въ судѣ; но въ глубинѣ души они были бы очень довольны, если бы демократія считала ихъ заговорщиками. Вотъ до какой безсовѣстности довела присяга нашихъ государственныхъ дѣятелей!

Во Франціи всякій мыслящій человѣкъ, всякая разумная партія не должны допускать себя до политической присяги, которая у насъ двойственна, сложна, противорѣчива, нелѣпа, опозорена, безсильна и лжива.

Нельзя давать двуличную, двусмысленную, обоюдоострую, противорѣчащую самой себѣ присягу, потому что такая присяга не можетъ имѣть серьезнаго смысла.

Нельзя давать присягу такому правительству, котораго не признаешь и съ которымъ явно и систематически враждуешь, потому что подобная присяга – преступленіе.

Особенно никогда нельзя давать такую присягу, когда доказано, что, даже будучи дана съ намѣреніемъ не исполнять ее, она влечетъ за собою самоотреченіе, нравственное самоубійство и политическое уничтоженіе той партіи, которая ее приноситъ. Такая участь постигла бы рабочую демократію, если бы она поступила подобнымъ образомъ на послѣднихъ выборахъ и если бы въ средѣ ея не раздался формальный протестъ противъ присяги. Я постараюсь доказать это, и этимъ мы заключимъ главу.

Люди старыхъ партій, послѣ двѣнадцатилѣтняго честнаго бездѣйствія, сочли нужнымъ, чтобы возвратиться на политическое поприще, принести конституціонную присягу, однако не примыкая искренно ни къ императору, ни къ династіи, ни къ конституціи 1852 г. Они поступили такимъ образомъ не безъ причины: очевидно, они руководствовались различными побужденіями, какъ личными, такъ и политическими.

Оставимъ въ сторонѣ личныя побужденія: въ нихъ мы нашли бы мало хорошаго. Обращаясь къ политическимъ побужденіямъ, что мы видимъ? Въ глазахъ Оппозиціи, правительство, разумѣется, дурно; оно не слѣдуетъ принципамъ 89 г.; оно нарушаетъ права и вольности народа; своею расточительностью оно обременяетъ плательщиковъ податей и вызываетъ соціальную революцію; словомъ, и внутренняя, и внѣшняя политика императора достойна всякаго порицанія. Такъ думаетъ Оппозиція. Вслѣдствіе этого, она говоритъ про себя (очень тихо, такъ тихо, что сама себя не слышитъ), что слѣдуетъ покончить съ такимъ правленіемъ, что величіе цѣли вполнѣ заглаживаетъ нѣкоторую неправильность въ средствахъ, тѣмъ болѣе, что никто ничего не замышляетъ противъ самой особы государя и противъ его династіи: не цареубійцы же, избави Боже, гг. Тьеръ, Беррье, Мари, Ж. Фавръ! Въ лицѣ Наполеона они преслѣдуютъ политическую систему, противорѣчащую правамъ и вольностямъ страны, великимъ принципамъ революціи; если, при этомъ, съ кѣмъ нибудь случится несчастіе, то ему придется пенять только на самого себя.

Словомъ, старыя партіи, соединившіяся противъ императорскаго правительства, очень хорошо знаютъ, что дѣлаютъ. Они не взялись бы за дѣло, которое политическая нравственность, особенно въ случаѣ неудачи, не преминула бы назвать государственной измѣной, если бы въ глубинѣ души не ободряли себя убѣжденіемъ въ необходимости этого для страны и сознаніемъ народнаго права. Никто не нарушаетъ присяги по пустякамъ, не пріискавъ благовиднаго предлога и приличнаго оправданія.

Но чего искала рабочая демократія, вступая въ эту буржуазную коалицію? Чего она ждетъ себѣ отъ нея? Чего можетъ она добиться отъ этой старой системы, которую хотятъ возстановлять и поддерживать противъ соціалистическихъ стремленій и императорскаго абсолютизма?

Рабочей демократіи извѣстны политическія и соціальныя убѣжденія Оппозиціи; убѣжденія эти одинаковы съ правительственными. Напомнимъ ихъ снова читателю.

1) Французская нація, т. е. 37 милліоновъ душъ, которыя населяютъ наши 89 департаментовъ, составляетъ единый и нераздѣльный политическій организмъ; 2) этотъ организмъ состоитъ изъ слѣдующихъ элементовъ: самодержавнаго народа, власти, представляющей его, и конституціи, опредѣляющей ихъ взаимныя права, преимущества и отношенія; 3) власть, подобно политическому организму или государству, едина и нераздѣльна; конституція представляетъ сильнѣйшую централизацію; 4) эта политическая централизація уравновѣшивается независимостью и несолидарностью промышленностей, абсолютизмомъ собственности, торгашескою анархіею, которыя роковымъ образомъ ведутъ къ промышленному и финансовому феодализму и къ порабощенію труда капиталомъ. Таковъ политическій идеалъ нашихъ противниковъ: остальное: конституціи, династіи, президентства, диктаторы иди директоры, выборы и представительства, власть исполнительная и законодательная, отвѣтственность государя или отвѣтственность его министровъ – все это дѣло второстепенное, вопросъ формы. Вотъ что Оппозиція и Правительство называютъ общественнымъ дѣломъ, дѣломъ, которымъ каждый стремится овладѣть, которому всѣ преданы на жизнь и на смерть, какъ самому отечеству, и священный интересъ котораго можетъ, въ важныхъ случаяхъ, побудить заклятыхъ враговъ и соперниковъ присягать другъ другу въ вѣрности и въ послушаніи. Вотъ то, что имъ хочется спасти или, по крайней мѣрѣ, вырвать изъ когтей императорскаго орла, который, по ихъ словамъ, слишкомъ много забралъ себѣ. Когда отечество въ опасности, задумается ли кто спасти его даже цѣною ложной присяги?!

Но намъ‑то что дѣлать въ этой интригѣ, намъ, демократамъ новаго вѣка, людямъ труда и права, намъ, льстящимъ себе надеждою возстановить политическіе и общественные нравы? Неужели мы можемъ надѣяться, что она будетъ намъ полезна?

Нужно быть слѣпымъ, чтобы не видѣть, что, присоединяясь къ Оппозиціи, мы только мѣняемъ одинъ деспотизмъ на другой. И вся польза, какую мы можемъ извлечь изъ своего клятвопреступленія, будетъ состоять въ томъ, что наша совѣсть и наши интересы принесутся на алтарь буржуазіи. Мы станемъ заговорщиками, измѣнниками и подлецами въ угоду шайкѣ мошенниковъ, которая завяжетъ бой съ нами, а не съ имперіей.