Основы христианской философии - Зеньковский Василий Васильевич. Страница 83

Граница между живой и неживой материей остается непереходимой. Заметим, впрочем, что в последние десятилетия установлено существование так называемых «вирусов», которые стоят как бы на грани жизни. То, что можно изолировать эти «вирусы», говорит как бы об их особом независимом существовании,— но фактически отдельного существования вирусов установить доныне не удалось (вирусы находимы всюду при бактериях, как бы паразитируют на них).

Когда-то была высказана и такая гипотеза,— что жизнь на Земле была занесена откуда-то из других планет нашей Солнечной системы или иных систем, где эта жизнь возникла в порядке эволюции. Эта гипотеза есть, конечно, чистая фантазия,— ибо как бы могли бы быть занесены зачатки жизни откуда-то? И если возникновение жизни загадочно в отношении Земли, то загадочность эта вовсе не исчезнет, если мы примем гипотезу, что жизнь могла возникнуть где-то в другом месте нашей «галаксии». Переход неорганической материи в органическое бытие все равно есть скачок.

В итоге всех этих споров надо признать необъяснимым «естественное» возникновение жизни на Земле. Обратим, однако, внимание на то, что в библейском рассказе не говорится, что Бог «создал» жизнь, но что Он повелел земле дать начало растениям и мельчайшим организмам, т. е. только в силу Божьего повеления возникло то, что само собой не могло бы возникнуть. Это и эволюция (ибо земля «произвела» растения и простейшие организмы), а в то же время и «скачок к жизни», который произошел по велению Божию. Надо признать, что только это и дает нам удовлетворительное и толковое объяснение того, как появилась жизнь на Земле.

Лица, знакомые с историей философии Нового времени, знают, что впервые Декарт (французский философ XVII в.) выдвинул идею, что все организмы, даже высшие (кроме человека), суть «механизмы», т. е. что в них нет внутренней (психической) жизни. Последователи такого механического понимания жизни не исчезли доныне, но отрицать своеобразие биосферы можно только из упрямства. Нам незачем, в отрицании механического понимания жизни, становиться непременно на точку зрения так называемого витализма, который объяснял особенности живых организмов наличием в них особой «жизненной силы» (vis vitatis). Существенно совсем другое — надо признать, что во всех живых организмах есть некое «динамическое начало» (как выражался Г. Спенсер [196]) и что это динамическое начало имеет психический, или (как выражался один из крупнейших неовиталистов Н. Drisch в своей «Philosophie des Organischen») «психоидный», характер. Невозможность отрицать реальность психической (или «психоидной») сферы даже в простейших клетках побудила в свое время известного ученого Геккеля усваивать психическую сторону и атомам материи (так что при таком понимании нет надобности «выводить» психику из «самодвижения» материи — как это мы находим в так называемом диалектическом материализме), но такой «панпсихизм» (близкий к «монадологии» Лейбница или к аналогичной гипотезе Н. О. Лосского о том, что мир состоит из «субстанциональных деятелей») является все же очень рискованной гипотезой, в которой мы имеем дело с чистой фантазией.

5. Учение Ч. Дарвина

Но как и почему жизнь в своем развитии дала такое бесчисленное количество форм? Классификация животных и растений вводит нас в такое чрезвычайное богатство форм жизни, что нельзя не удивляться творческой силе природы. Библейское повествование говорит нам о возникновении, по велению Божию, некоторых отдельных видов живых существ — и отсюда в раннем естествознании утвердилась идея о «неизменности» основных форм жизни. Строго говоря, библейское повествование вовсе не дает основания говорить, что формы, вызванные к бытию по слову Божию, должны почитаться «неизменными». Но идея «неизменности» форм (основных) казалась очень долго отвечающей тексту Библии,— и уже на основе этого учения слагались опыты классификации растений и животных и установления взаимоотношений внутри классов растений и животных. История разработки проблем этих взаимоотношений очень сложна, и нам незачем входить в изучение ее [197], но мы не можем не остановиться на той знаменательной эпохе естествознания в XIX в., которая связана с именем Дарвина. Дарвин впервые выставил законченное учение о том, что принцип эволюции является связующим началом в многообразии форм жизни, что при всей сложности и богатстве живого мира он развился путем постепенной эволюции из первичных форм жизни.

Система Дарвина, в которой были подведены итоги долголетних усилий естествоиспытателей построить «лестницу» развития, в порядке чистой эволюции, всех видов животных и растений, прежде всего окончательно, как казалось, разрушала идею о том, что некоторые виды животных появились по действию сил свыше (т. е. так, как повествует об этом книга Бытия). Все виды в растительном и животном царстве, по мнению Дарвина, появились на Земле в порядке естественной эволюции. Это свое утверждение, которое казалось с появлением работ Дарвина («О происхождении видов» и «О происхождении человека») окончательно установленным, Дарвин строил на основании долголетних своих наблюдений, изложенных им в книге «Путешествие на корабле "Beagle"». Правда, те конкретные случаи, в которых утверждение Дарвина было связано с несомненными фактами, касались лишь немногих «отрезков» из бесчисленных видов растений и животных, но это само по себе (с методологической точки зрения) не ослабляло доказательной силы аргументации Дарвина: то, что проверено на одних данных, может быть с достаточным правом распространяемо и на всю совокупность фактов такого же порядка.

Дарвин выдвинул следующие гипотезы относительно тех процессов, благодаря которым развилась на Земле вся бесконечная масса различных видов животных и растений:

1) борьба за существование,

2) естественный отбор,

3) половой отбор,

4) закрепление через наследственность новых изменений.

Эти четыре предположения представляют, по мысли Дарвина, достаточное объяснение эволюции жизни. Конечно, те новые изменения, которые возникают у животных или растений и потом передаются через наследственность последующим поколениям, связаны, как сейчас увидим, со случайностью,— Дарвин решительно отвергал всякое активное «приспособление» организмов, всякую творческую устремленность их к наиболее «удобной» жизни,— на чем еще в конце XVIII в. настаивал французский ученый Lamarck. Ламаркизм в биологии, как бы оттесненный построениями Дарвина, вскоре, однако, вновь возродился (это так называемый неоламаркизм, защитниками которого являются крупнейшие биологи, как Drisch, Plate и др.; к неоламаркизму надо причислить и Бергсона с его замечательной книгой «Evolution creatrice»). Но прежде всего войдем в критику дарвиновского трансформизма (т. е. учения об эволюции) и остановимся на некоторых подробностях его учения.

6. Критика дарвинизма

Что касается первого принципа дарвинизма «борьба за существование», то он, как и второй принцип («естественный отбор»), говорит о том, что в борьбе животных за существование погибают слабые, а более сильные или просто более подходящие к своей среде и ее условиям организмы выживают. Это выживание и есть «естественный» отбор, который ведет к тому, что совокупность тех свойств данных животных, которые помогают им в данной обстановке уцелеть в борьбе за существование, является чисто случайной, т. е. животные обладают ими не в порядке приспособления или творческой активности, а просто случайно. Эти случайные преимущества отдельных животных и являются причиной того, что они в борьбе за существование могут уцелеть,— так что их потомство имеет достаточно шансов к тому, чтобы у них, благодаря унаследованию приобретенных их родителями через борьбу за существование свойств, эти ценные свойства могли бы закрепиться и развиваться дальше. Таким именно путем, по Дарвину, возникают новые и усиливаются прежние свойства животных.