Перекрестки сумерек - Джордан Роберт. Страница 49

Все эти имена опять возвращали Перрина к ней, к его жене, дыханию его жизни. С протяжным стоном он сжал ремень так крепко, что узелки, причиняя боль, впечатались в его ладонь, загрубевшую от долгого махания молотом в кузнице. О Свет, двадцать два дня!

Работа с железом научила его, что спешка портит металл, но вначале он не мог не спешить. Он Переместился к югу, где были найдены последние следы Шайдо, через переходные ворота, сотворенные Грейди и Неалдом, двумя Аша'манами; потом снова рванул на юг, в том направлении, куда вели эти следы, как только Аша'маны смогли открыть новые врата. Они попросили дать им отдых после того, как сотворили первые и держали их открытыми, ожидая, пока все пройдут; а Перрин скрипел зубами все это время, его снедала жажда освободить Фэйли любой ценой. Но в последующие дни его боль лишь усилилась, когда разведчики, расходившиеся все дальше и дальше по ненаселенным диким землям, не могли найти ни малейшего признака того, что кто-либо проходил здесь до них; и наконец он понял, что должен вернуться к началу, растратив еще больше дней на обшаривание тех земель, через которые Аша'маны перенесли его одним махом, в поисках каких-либо указаний на то, где именно Шайдо свернули в сторону.

Он должен был догадаться, что они свернут. Идя на юг, они приближались к более теплым землям, где не было снега, столь непривычного для Айил, однако вместе с тем они приближались и к Шон-чан в Эбу Дар. Он знал о Шончан и должен был ожидать, что Шайдо будут более благоразумны! Они пришли сюда грабить, а не сражаться с Шончан и дамани.Дни за днями он медленно продвигался по стране, с разведчиками, веером разошедшимися впереди; дни за днями падающий снег слепил глаза даже айильцам и принуждал их к томительным остановкам, пока наконец Джондин Барран не обнаружил ободранное повозкой дерево, а Илайас не выкопал из-под снега обломок древка айильского копья. И Перрин наконец повернул на восток, самое большее в двух днях пути к югу от того места, куда он Переместился в первый раз. Ему хотелось выть, когда он понял это, однако он взял себя в руки. Сейчас нельзя позволять себе расслабляться, даже на дюйм, ведь судьба Фэйли зависит от него. Именно тогда он начал управлять своим гневом, начал ковать его.

Ее похитители уже получили большое преимущество, благодаря тому что он поспешил, но с тех пор он стал так же осторожен, как если бы работал в кузнице. Его гнев затвердевал и принимал форму, нужную для его цели. После того как Перрин снова напал на след Шайдо, он не позволял себе Перемещаться за один прыжок дальше, чем разведчики смогут пройти от восхода до заката, и его предосторожности оказались не излишними, поскольку Шайдо несколько раз неожиданно меняли направление, двигаясь зигзагами, словно сами не могли определиться, куда им идти. Или, возможно, они сворачивали, чтобы соединиться с другими, такими же как они. Он мог ориентироваться лишь на старые следы, старые стоянки, погребенные под снегом, однако все разведчики были согласны, что количество Шайдо сильно увеличилось. Их там должно было быть в общей сложности два или три септа, а может быть, и больше – дичь, грозившая стать опасной для охотника. Однако, несмотря ни на что, он медленно, но верно нагонял их. Это было единственным, что имело значение.

Шайдо покрывали за день гораздо большее расстояние, чем он считал возможным, учитывая их численность и глубокий снег, однако они, казалось, не заботились о том, преследует их кто-нибудь или нет. Возможно, они считали, что никто не осмелится на это. Порой они несколько дней стояли лагерем на одном месте. Гнев ковался для его цели. Деревни, поместья и маленькие городки на пути Шайдо были уничтожены, словно по ним прошла саранча; склады и сокровищницы разграблены, мужчины и женщины уведены вместе с домашней скотиной. Часто к тому времени, когда он приходил, там уже не оставалось никого, лишь пустые дома – уцелевшие разбредались кто куда в поисках пищи, чтобы хоть как-то дожить до весны. Он пересек Элдар и вошел в Алтару в том месте, где когда-то был небольшой перевоз между двумя деревушками на покрытых лесом берегах реки. Этим перевозом пользовались лишь коробейники и местные жители, но не купцы. Как Шайдо умудрились переправиться, он не знал, но ему пришлось просить Аша'манов соорудить врата. От перевоза сохранились лишь грубые каменные плиты причалов по берегам да несколько оставшихся несожженными строений, они были покинуты, если не считать трех одичавших собак с выпиравшими ребрами, поторопившихся скрыться при виде людей. Гнев затвердевал и принимал форму молота.

Вчера вечером Перрин въехал в маленькую деревушку, и горсточка оцепеневших людей с грязными лицами молча взирала, как с первыми лучами солнца из леса выезжают сотни копейщиков и лучников, перед которыми реют Красный Орел Манетерен и Малиновая Волчья Голова, Серебряные Звезды Гэалдана и Золотой Сокол Майена, а позади тянутся длинные цепочки повозок с высокими колесами и вереницы заводных лошадей. Едва увидев Гаула и остальных айильцев, эти люди опомнились и в панике бросились к деревьям. Поймать хотя бы нескольких, чтобы задать им вопросы, оказалось нелегко: они готовы были скорее загнать себя до смерти, чем подпустить к себе айильца. В Брайтане жило не больше дюжины семей, однако Шайдо увели отсюда девятерых молодых парней и девушек, а также весь скот, и это случилось всего два дня назад. Два дня. У молота была цель и была мишень.

Перрин знал, что должен быть осторожен, или потеряет Фэйли навечно, но быть слишком осторожным также означало потерять ее. Вчера на заре он сказал тем, кто отправлялся в разведку, что они должны пройти дальше, чем обычно, двигаться быстрее и возвращаться лишь с полным оборотом солнца, если только они не найдут Шайдо раньше. Пройдет немного времени, и солнце снова взойдет, а спустя самое большее несколько часов вернутся Илайас, и Гаул, и все остальные – Девы и Двуреченцы, которые, как он знал, могли выследить тень на воде. Как бы быстро ни двигались Шайдо, разведчики двигались быстрее. Их не обременяли семьи, повозки и пленники. На этот раз они точно скажут ему, где находятся Шайдо. Обязательно скажут. Он костями чувствовал это. Уверенность текла по его жилам. Он найдет Фэйли и освободит ее. Это главнее всего, даже того, чтобы выжить, если он сможет дожить до того момента, когда завершит свою задачу; теперь он былмолотом, и если только существовал способ выполнить задуманное, любой ценой, он собирался измолотить этих Шайдо в щепки.

Скинув с себя одеяла, Перрин снова натянул рукавицы, схватил лежавший на земле рядом с ним топор с полукруглым лезвием, уравновешенным с другой стороны тяжелым клевцом, и выкатился из-под повозки, поднимаясь на ноги на утоптанном, заледеневшем снегу. Вокруг него рядами стояли повозки; они находились в полях, расположенных за Брайтаном. Прибытие новых чужеземцев в таком количестве, вооруженных, с иностранными знаменами оказалось последней каплей для перепуганных жителей деревушки. Как только Перрин отпустил их, жалкие остатки населения сбежали в лес, унося на спине или в санях все, что могли взять с собой. Они бежали так быстро, словно Перрин был еще одним Шайдо, и не оглядывались, боясь увидеть, что он преследует их.

Продевая рукоять топора в петлю на своем поясе, он заметил, как тень около соседней повозки вытянулась, отделилась от земли и обернулась человеком, закутанным в плащ, казавшийся в темноте черным. Перрин не был удивлен; расположенные рядом коновязи наполняли воздух запахами нескольких тысяч животных – верховых, заводных и упряжных; это не считая сладковатой вони свежего конского навоза. Однако, несмотря на это, он еще при пробуждении уловил запах человека. Человеческий запах всегда можно отличить. Кроме того, когда Перрин просыпался, Айрам всегда ожидал его поблизости. Серп убывающей луны, висящий низко на небосклоне, давал все же достаточно света, чтобы он мог различить его лицо, хотя и не очень ясно, и медную головку рукояти меча, косо торчащую за его плечом. Когда-то Айрам был Лудильщиком, но Перрину казалось, что он вряд ли вернется в их ряды, хотя тот и носил яркую полосатую куртку, какие носят Лудильщики. На лице Айрама теперь поселилась хмурая сосредоточенность, которую не могли скрыть тени от лунного света. Он стоял так, словно был готов в любую минуту вытащить меч, и с тех пор как исчезла Фэйли, гнев стал одной из постоянных составляющих его запаха. Многое изменилось с тех пор, как Фэйли похитили. Например, Перрин начал понимать, что такое гнев. До исчезновения Фэйли он не знал этого по-настоящему.