Путь кинжалов - Джордан Роберт. Страница 46

В просторной и высокой палатке, на цветастом ковре была расставлена мебель, которую возили с собой повсюду, включая большое зеркало в тяжелой раме. За исключением окованных медью сундуков, накрытых вышитыми скатертями и приспособленных под столы, в обстановке, от умывальника до зеркала, господствовали прямые линии и яркая позолота. От дюжины ярко горящих светильников в шатре было светло – к тому же гораздо прохладнее, чем снаружи; из-под свода палатки свисала пара шелковых драпировок, на вкус Перрина, излишне ярких и со слишком правильным узором – ряды птиц и цветов. Добрэйн снарядил их в путь точно кайриэнскую знать, хотя самое «худшее» Перрин ухитрился «потерять». Например, огромную кровать, для перевозки которой потребовалась бы целая повозка. И кто путешествует с такой нелепицей?

В шатре сидели Фэйли и Майгдин, в руках у них были серебряные чеканные кубки. Вид у обеих был дружелюбно-настороженный – на губах улыбка, а в глазах острый блеск, точно прислушиваются к чему-то, скрытому за словами, и не скажешь, что случится в следующее мгновение: то ли в объятия бросятся, то ли за ножи схватятся. В отличие от большинства женщин Фэйли вполне могла схватиться за нож. Майгдин, умытая и причесанная, выглядела посвежевшей. На маленьком столике с мозаичной столешницей были расставлены кубки и высокий, подернутый влагой серебряный кувшин, от которого исходил мятный запах травяного чая. Обе женщины оглянулись на вошедшего Перрина, и на мгновение на лицах возникло почти одинаковое выражение: холодное удивление неожиданному вторжению и неудовольствие от того, что беседу прервали. Хорошо хоть, лицо Фэйли сразу же смягчила улыбка.

– Мастер Гилл рассказал мне вашу историю, госпожа Дорлайн, – сказал Перрин. – Для вас настали тяжелые времена, но будьте спокойны, здесь вам ничто не грозит.

Женщина пробормотала словы благодарности, но пахло от нее настороженностью, а глаза пытались читать по его лицу, словно по книге.

– Майгдин также поведала мне их историю, Перрин, – сказала Фэйли, – и я сделала ей предложение. Майгдин, вы и ваши друзья утомлены месяцами скитаний, к тому же, как вы говорите, перспектив никаких. Поступайте ко мне на службу. Я приму вас всех. Плачу я хорошо и со слугами не строга.

Перрин одобрительно кивнул. Если Фэйли хочет потешить себя и приветить бездомных, он тоже не прочь им помочь. Может, с ним они будут в большей безопасности, чем до сих пор.

Поперхнувшись чаем, Майгдин чуть не выронила кубок. Она заморгала, глядя на Фэйли, промокнула подбородок украшенным кружевами льняным платочком. Кресло ее скрипнуло, когда она повернулась – вот уж странно! – к Перрину.

– Я... благодарю вас, – наконец медленно промолвила Майгдин. – Думаю... – Она еще несколько мгновений рассматривала Перрина, и ее голос стал громче. – Да, благодарю и принимаю ваше предложение. Мне нужно поговорить со спутниками.

Встав, она помедлила, потом выпрямилась и сразу, широко раскинув юбки, присела в реверансе, который сделал бы честь любому придворному.

– Я постараюсь хорошо вам служить, миледи, – произнесла она. – Позвольте удалиться?

Фэйли кивнула, и Майгдин вновь присела в реверансе, а перед тем как повернуться, отступила на два шага! Перрин почесал бороду. Она вела себя точь-в-точь как те, кто расшаркивался перед Перрином всякий раз, как его видел.

Не раньше чем входной клапан опустился за Майгдин, Фэйли поставила свою чашу и засмеялась, задрыгав ногами.

– О-о, Перрин, она мне нравится! В ней есть характер. Готова поспорить, она подпалит тебе бороду над теми знаменами, если я тебя не спасу.

О, да. Характер! Перрин хрюкнул. Вот только этого ему не хватало: еще одна женщина, чтобы ему бороду подпаливать.

– Я пообещал мастеру Гиллу позаботиться о них, Фэйли, но... Угадай, о чем попросила Лини? Она хочет, чтобы я поженил Майгдин и того парня, Талланвора. Просто взял и поженил! Заявила, будто того им и хочется.

Он наполнил чашу чаем и почти упал в кресло, в котором сидела Майгдин. Кресло застонало под нежданной тяжестью.

– Во всяком случае, это еще самая меньшая из моих забот. Мастер Гилл сказал, что Шончан захватили Амадор, и я верю ему. О Свет! Шончан!

Фэйли сложила руки, глядя перед собой поверх кончиков пальцев.

– Может, оно и правильно, – задумчиво промолвила она. – Слуги из семейных надежнее холостых. Пожалуй, я это улажу. И Бриане тоже замуж отдадим – за того здоровяка. Глаза у нее так светятся, когда она на него глядит! Знаешь, если мы их не поженим, сами потом намаемся: слезы, упреки, ссоры...

Перрин уставился на нее.

– Ты что, не слышишь? – вымолвил он. – Шончан захватили Амадор! Шончан, Фэйли!

Фэйли вздрогнула – она и в самом деле думала о том, как тех женщин выдать замуж! – а потом улыбнулась Перрину.

– Амадор далеко, а если тебе и встретятся эти Шончан, ты с ними справишься. В конце концов, разве не ты научил меня садиться на руку? – Так она обычно шутливо говаривала, намекая на свое имя.

– С ними потруднее будет сладить, чем с тобой, – мрачно заметил Перрин, и Фэйли вновь улыбнулась. Пахло от нее почему-то удовлетворением. – Думаю, не послать ли Грейди или Неалда предупредить Ранда? Мало ли что он тогда говорил... – Фэйли яростно замотала головой, но Перрин упрямо продолжал: – Так бы и сделал, когда бы знал, где он. Наверняка же есть способ передать ему весточку, чтоб никто о том не догадался.

На том, чтобы скрывать от прочих правду об их взаимоотношениях, Ранд настаивал даже больше, чем на сохранении в тайне посольства к Масиме. Для всех Перрин попал в опалу, и никто не должен знать, что враждебность между ним и Возрожденным Драконом – напускная.

– Он знает, Перрин. Уверена в этом. Повсюду в Амадоре Майгдин видела голубятни, а шончане на голубей и не смотрели. Сегодня в курсе событий все купцы, что ведут дела в Амадоре, а значит, и Белая Башня. Поверь мне, Ранд тоже не остался в неведении. Признай, что о происходящем в мире он знает лучше. Положись в этом на него. – Сама она, однако, была не слишком уверена в собственных словах.

– Возможно, – недовольно пробурчал Перрин. Он старался не тревожиться о Ранде, но... Многое ли Ранд поверял даже ему? О скольком Ранд умалчивал, сколько у него было своих, известных лишь ему одному планов!

Вздохнув, Перрин откинулся на спинку и глотнул чаю. Правда в том, что Ранд, безумен он или нет, все-таки прав. Возникни у Отрекшихся – или у Белой Башни – хоть тень подозрения, что затеял Перрин, они бы сыскали способ опрокинуть наковальню ему на ноги.

– По крайней мере, я не дам соглядатаям Башни пищу для пересудов. На сей раз я вправду сожгу это проклятое знамя. – И с Волчьей Головой тоже. Может, ему и приходится из себя лорда корчить, но в эти игры он может играть и без треклятого флага!

Фэйли задумчиво поджала полные губы и качнула головой. Соскользнув с кресла, она опустилась на колени возле мужа, взяла его руку в свои. Перрин встретил взгляд жены с настороженностью. Когда она смотрела на него вот так, это означало, что она собирается сказать что-то важное. Или же запудрить ему мозги так, что он потом черного от белого не отличит. Запах ничего ему не подсказывал. Он не раз и не два заставлял себя не принюхиваться; так и голову потерять недолго, а без головы она точно его вокруг пальца обведет. После женитьбы Перрин накрепко усвоил одно: с женщиной мужчине в первую очередь голова нужна. И частенько, как голову ни ломай, все равно в проигрыше будешь. Женщины, как Айз Седай, обычно добиваются своего.

– Может, муж мой, ты еще и передумаешь, – промолвила Фэйли тихонько. По ее губам скользнула мимолетная улыбка, словно бы она вновь прочла его мысли. – Сомневаюсь, чтобы с тех пор, как мы вошли в Гэалдан, хоть кто-то понял, что это за Красный Орел. Теперь, вблизи городов, пожалуй, кто-нибудь да сыщется. И число понятливых становится тем больше, чем дольше мы будем за Масимой гоняться.

Он не стал ничего объяснять, только спросил:

– Тогда с какой стати выставлять знамя напоказ, когда все так и таращатся на идиота, помыслившего вытащить Манетерен из могилы?