Путь кинжалов - Джордан Роберт. Страница 55

А ведь эта женщина думала так же, как он. Во всяком случае, насколько ему удалось выяснить, мысли их посещали схожие. Над головой парил краснохвостый ястреб – на потоках теплого воздуха птица перелетала с холма на холм, изредка взмахивая распростертыми крыльями. Перрин позавидовал ястребу: вот бы взять да улететь отсюда. Только что толку от пустых мечтаний: железо в руках, а о серебре и думать нечего.

Кивнув Сулин и Девам, сидевшим в тени болотного мирта, он повернулся, чтобы уйти, но тут же остановился. На холм взбирались двое мужчин. В одном из них, воине в серо-коричневом кадин’сор, с зачехленным луком за спиной и щетинившимся стрелами колчаном у пояса, державшем в руках круглый кожаный щит и копья, Перрин узнал Гаула – испытанного друга, единственного из айильцев, не носившего белых одежд. Спутник Гаула, на голову ниже ростом, в широкополой шляпе, тускло-зеленой куртке и таких же штанах, айильцем не был. Он тоже имел при себе полный колчан стрел и тесак, длиннее и тяжелее айильских ножей, его лук превосходил длиной роговые луки айильцев, хотя заметно уступал лукам двуреченцев. Несмотря на простецкую одежду, он не походил ни на крестьянина, ни на горожанина – возможно, из-за седых, собранных пучком на загривке и ниспадавших до пояса волос и рассыпавшейся веером по груди бороды, а может, из-за легкой, скользящей, не тревожившей поросль на склоне поступи. Под его ногами не хрустнула ни единая веточка, не обломалась ни одна травинка. Перрин знал этого человека, но сейчас ему показалось, что встречались они невероятно давно.

Достигнув вершины, Илайас Мачира заметил Перрина; под широкими полями шляпы блеснули золотые глаза. Эти глаза стали золотыми за много лет до того, как сделались такими же у Перрина. Именно Илайас свел Перрина с волками, правда, тогда он носил одежду из звериных шкур.

– Рад видеть тебя, парень, – тихо сказал он. Его лицо поблескивало от пота, но не намного больше, чем лицо Гаула. – Ты, никак, отказался от своего топора? Вот уж не думал, что ты когда-нибудь перестанешь его ненавидеть.

– До сих пор ненавижу, – столь же тихо отозвался Перрин. Давным-давно бывший Страж посоветовал ему избавиться от топора, как только оружие перестанет вызывать у него отвращение. Но отвращение не прошло, наоборот – появились новые причины ненавидеть топор. – Тебя-то как сюда занесло, Илайас? Где Гаул тебя выискал?

– Он сам меня нашел, – подал голос Гаул. – Я и не знал, что он позади, пока он не кашлянул. – Айилец говорил достаточно громко, чтобы его слышали Девы.

Они замерли, и Перрин решил, что сейчас последует целый град колкостей. Айильский юмор был беспощаден, и до сих пор Девы никогда не упускали случая поддеть своего зеленоглазого сородича. Однако, вопреки ожиданиям, некоторые из них одобрительно ударили копьями о щиты, Гаул кивнул.

Илайас хмыкнул и поправил шляпу, но запах его выдавал удовлетворение. По эту сторону Драконовой Стены мало что вызывало у айильцев одобрение.

– Я ведь не люблю сидеть на месте, – сказал Илайас Перрину. – Вот, забрел случайно в Гэалдан и от наших общих друзей узнал, что ты тоже здесь, да не один, а с целым табором. – «Общих друзей» Илайас предпочел не называть – упоминать открыто об умении говорить с волками было бы неразумно. – Они мне много чего порассказали. Например, что чуют надвигающиеся перемены. Правда, какие – им неведомо. Может, тебе известно? Я слышал, ты знаешься с Возрожденным Драконом.

– Ничего мне не известно, – медленно ответил Перрин. Перемены? Он распрашивал волков лишь о больших скоплениях людей, с тем чтобы можно было их обойти. Даже здесь, в Гэалдане, он чувствовал себя виноватым перед волками – за то, что столько зверей погибло у Колодцев Дюмай. Какого рода перемены? – Ранд и вправду вносит перемены во все, к чему прикасается, но что разумели наши друзья, сказать не берусь. Свет, весь мир летит вверх тормашками, а ему все равно!

– Все вокруг меняется, – заметил Гаул. – Ветер уносит сны, прежде чем мы успеваем пробудиться.

Он окинул собеседников долгим взглядом: наверняка сравнивал их глаза, хотя, как заметил Перрин, айильцы не особенно удивлялись этому обстоятельству. Видимо, золотые глаза казались им не более чем одной из особенностей мокроземцев.

– Оставляю вас наедине, – добавил айилец. – Старым друзьям всегда найдется о чем поговорить. Сулин, нет ли поблизости Чиад и Байн? Я вчера видел их на охоте и хотел показать им, как натягивать лук, пока они не подстрелили друг дружку.

– Вот уж не ожидала тебя сегодня, – откликнулась седовласая Сулин. – Насколько я знаю, они отправились расставлять силки на кроликов.

Девы покатились со смеху, их пальцы замелькали в языке жестов.

Гаул нарочито закатил глаза.

– Если так, я должен поспешить и помочь им освободиться.

Шутка понравилась: она вызвала смех у многих Дев, включая и саму Сулин.

– Да найдешь ты прохладу, – молвил Гаул Перрину, прощаясь с ним, как это принято у друзей, потом повернулся к человеку в зеленом, церемонно сжал его предплечье и произнес: – Моя честь – твоя честь, Илайас Мачира.

– Славный малый, – пробормотал Илайас, глядя вслед легко сбегавшему по склону айильцу. – Когда я кашлянул, он мигом развернулся и, как мне показалось, готов был меня прикончить, но вместо этого расхохотался. Слушай, мы не можем поговорить где-нибудь в другом месте? Я не знаком с той сестрой, которая так рьяно пытается выбить несчастный ковер, но предпочитаю держаться подальше от Айз Седай. Гаул сказал, что их тут три. Других не ждешь, а? – Он сузил глаза.

– Надеюсь, что нет, – буркнул Перрин. Масури, не прекращая размахивать колотушкой, смотрела в их сторону. Она наверняка заметила глаза Илайаса – или очень скоро заметит, – и теперь пыталась сообразить, что общего у чужака с Перрином. – Пойдем, мне все равно нужно вернуться в свой лагерь. А ты что, опасаешься нарваться на Айз Седай, которые тебя знают?

Служба Стража для Илайаса закончилась, когда стало известно о его способности говорить с волками. Некоторые сестры полагали, что это метка Темного, и, чтобы вырваться на свободу, Мачире пришлось убить нескольких Стражей.

Седобородый мужчина ответил, лишь когда они отошли от палаток на дюжину шагов, да и тогда не повысил голоса, словно опасаясь, что у кого-то слух окажется столь же острым, как у него с Перрином.

– Хватит и одной, знающей мое имя. Стражи, мой мальчик, убегают не так уж часто. В большинстве случаев Айз Седай сами отпускают мужчин, которые хотят уйти, но все равно способны отыскать его где угодно, если им это взбредет в голову. И всякая сестра, которой случится найти беглеца, все свое свободное время посвятит тому, чтобы он пожалел, что на свет появился. – Илайас поежился. В его запахе появился не страх, нет – скорее, предчувствие боли. – А потом она отошлет беднягу к его Айз Седай, и уж та преподаст ему настоящий урок. После этого мужчина уже никогда не будет таким, как прежде. – Мачира оглянулся. Масури, казалось, полностью сосредоточилась на стремлении пробить в ковре дыру, однако он снова поежился. – Хуже всего было бы столкнуться с Риной. Лучше уж оказаться посреди лесного пожара со сломанными ногами.

– Рина – это твоя Айз Седай? Но как ты можешь с ней столкнуться? Ведь твои узы должны подсказывать тебе, где она. – В глубине памяти у Перрина что-то шевельнулось, но тут Илайас заговорил, и на поверхность так ничего и не всплыло.

– Многие из них умеют затуманивать узы, если можно так выразиться. А может быть, и все на это способны. Только и знаешь, что она жива, а это мне всяко известно, поскольку я еще не спятил. – Илайас хохотнул. – О Свет, парень. Подумай, сестры, они ведь тоже из плоти и крови. Во всяком случае, большинство. Представь себе, что кто-то пребывает внутри тебя, когда тебе вздумалось пообниматься с хорошенькой служаночкой. Ох, прости, я и позабыл, что ты теперь женат. Вот уж удивился, узнав, что тебя угораздило жениться на салдэйке.

– Удивился? – Перрин никогда не задумывался об этой стороне уз между Стражем и Айз Седай. Он вообще не думал об Айз Седай в подобном смысле. Это казалось столь же невозможным, как... как говорить с волками. – Почему удивился?