Фальсификация и методология научно-исследовательских программ - Лакатос Имре. Страница 12

Первого, второго и третьего типа решений наивного фальсификационизма избежать нельзя, но, как мы покажем, конвенциональный элемент во втором типе решений, как и в третьем, может быть несколько уменьшен. Мы не можем уклониться от решения, какие высказывания считать "предложениями наблюдения", а какие - "теоретическими" предложениями. Мы не можем уклониться и от решений относительно истинности некоторых "предложений наблюдения". Эти решения необходимы, чтобы установить, является ли сдвиг проблем эмпирически прогрессивным или регрессивным. Утонченный фальсификационист, по крайней мере, может ослабить произвольность этого решения (второго типа), допуская процедуру апелляции.

Наивные фальсификационисты не обращают внимания на возможность каких-либо апелляций. Они принимают базисное предложение, если оно поддержано хорошо подкрепленными фальсифицирующими гипотезами, (121) и позволяют ему опрокидывать проверяемую теорию, даже понимая связанный с этим риск. (122) Но у нас нет оснований считать фальсифицирующую гипотезу и базисное предположение, поддерживаемое ею, менее проблематичными, чем проверяемая гипотеза. Тогда уместен вопрос, как точно можем мы сформулировать проблематичность базисного предложения? На каком основании приверженец "фальсифицируемой" теории может подать апелляцию и выиграть дело?

Кто-то мог бы сказать, что следует продолжать проверку базисного предложения (или фальсифицирующей гипотезы) "по их дедуктивно выводимым следствиям" до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение. При этом так же дедуктивно выводятся следствия из базисного предложения при помощи проверяемой теории или какой-то иной теории, которую считают непроблематичной. Хотя эта процедура "не имеет естественного конца", всегда можно придти к такому положению, когда разногласия утихнут. (123 )

Но когда теоретик подает апелляцию против приговора экспериментатора, на суде подвергают перекрестному допросу не само по себе базисное предложение, а скорее интерпретативную теорию, на основании которой определяется истинность этого предложения.

Типичным примером успешной апелляции является борьба стороников Проута против неблагоприятных экспериментальных данных с 1815 по 1911 гг. В течение десятилетий теория Проута (Т) - "все атомы состоят из атомов водорода и, таким образом, "атомные веса" всех химических элементов должны выражаться целыми числами" - и фальсифицирующие "наблюдательные" гипотезы, вроде "опровержения" Стаса (R)-"атомный вес хлора ==35.5" - противостояли друг другу. Как известно, в конце концов Т восторжествовала над R. (124 )

Первая стадия любой серьезной критики научной теории заключается в том, чтобы реконструировать, улучшать ее логическую, дедуктивную стройность. Проделаем это с теорией Проута, сопоставляя ее с опровержением Стаса. Прежде всего надо понять, что в приведенной выше формулировке Т и R не противоречат друг другу. (Вообще говоря, физики редко проясняют свои теории до той степени, когда критику легко поймать их на слове). Чтобы показать противоречие между ними, надо придать им следующую форму. Т="атомный вес всех чистых (однородных) химических элементов кратен атомному весу водорода"; Р=="хлор есть чистый (однородный) химический элемент и его атомный вес равен 35,5". Последнее утверждение имеет форму фальсифицирующей гипотезы, которая, будучи хорошо подкрепленной, позволила бы использовать базисные предложения типа В: "Хлор Х есть чистый химический элемент и его атомный вес-35,5", где Х-имя собственное "кусочка" хлора с определенными, например, пространственно-временными параметрами.

Но насколько хорошо подкреплено R? Первая часть этого предложения (R1) говорит: "Хлор Х - чистый химический элемент". Это приговор химика-экспериментатора, строго применившего "экспериментальную технику" того времени.

Теперь рассмотрим тонкую структуру R1. Она является конъюнкцией двух более пространных предложений T1 и T2.

T1 должно было бы звучать так: "Если некоторое количество газа было подвергнуто семнадцати процедурам химической очистки p1, p2, ..., p17, то, что осталось от этого количества после очистки есть чистый хлор". Т2 - "X подвергался 17 процедурам p1, р2, ..., p17;". Добросовестный "экспериментатор" тщательно применил все семнадцать процедур, следовательно, Та должно быть принято. Но вывод "то, что осталось после очистки есть чистый хлор" является "твердо установленным фактом" только благодаря T1. Это значит, что экспериментатор, проверяя Т, применяет Т'. То, что он наблюдает в эксперименте, интерпретируется на основании T1. R1 есть результат этой интерпретации. Однако в монотеоретической дедуктивной модели всей ситуации проверки эта интерпрета-тивная теория вообще не фигурирует.

А что если интерпретативная теория T1 ложна? Почему не "применить" Т, а не T1, и утверждать, что атомные веса должны быть целыми числами? Тогда это будет "твердо установленный факт" на основании Т, a T1 будет отвергнута. Тогда, может быть, пришлось бы изобретать и применять какие-то новые дополнительные процедуры очистки.

Проблема тогда не в том, когда мы должны удерживать "теорию" перед лицом "известных фактов", а когда поступать иначе. Проблема также не в том, что делать, когда "теории" расходятся с "фактами". Такое "расхождение" предполагается только "монотеоретической дедуктивной моделью". Является ли высказывание "фактом" или "теорией" - в данном контексте проверочной ситуации это зависит от нашего методологического решения. "Эмпирический базис" теории - это понятие относительное к некоторой монотеоретической дедуктивной модели. Оно годится как первое приближение, но когда речь идет об "апелляции" теоретика, нужно переходить к плюралистической модели.

В плюралистической модели расхождение имеет место не между "теорией" и "фактами", а между двумя теориями высших уровней: между интерпретативной теорией, с помощью которой возникают факты, и объяснительной теорией, при помощи которой эти факты получают объяснение. Интерпретативная теория может быть столь же высокого уровня, что и объяснительная теория. Поэтому расхождение имеет место не между более высокой по уровню теорией и более низкой по своему логическому статусу фальсифицирующей гипотезой.

Проблема не в том, реально ли "опровержение", а в том, как быть с противоречием между проверяемой "объяснительной теорией" и "интерпретативными" теориями (выраженными явно или неявно). Можно сказать иначе: проблема состоит в том, какую теорию считать интерпретативной, то есть обеспечивающей "твердо установленные факты", а какую - объяснительной, "гипотетически" объясняющей их.

В монотеоретической модели мы рассматриваем теорию более высокого уровня как объяснительную, которая должна проверяться фактами, доставляемыми извне (авторитетными экспериментаторами), а в случае расхождения между ними, отбрасывается объяснение. (125 )

В плюралистической модели можно решать иначе: рассматривать теорию более высокого уровня как интерпретативную, которая судит "факты", получаемые извне: в случае расхождения можно отбросить эти "факты" как "монстров". В плюралистической модели несколько теорий - более или менее дедуктивно организованных - спаяны вместе.

Уже одного этого достаточно, чтобы убедиться в том, что сделанный ранее вывод верен: экспериментам не так просто опрокинуть теорию, никакая теория не запрещает ничего заранее. Дело обстоит не так, что мы предлагаем теорию, а Природа может крикнуть "НЕТ"; скорее, мы предлагаем целую связку теорий, а Природа может крикнуть: "ОНИ НЕСОВМЕСТИМЫ". (126 )