Психические вирусы - Броуди Ричард. Страница 32
Во многих мифах и религиях содержится угроза различных наказаний, которые Бог или боги могут обрушить на грешника в случае совершения тех или иных запрещенных действия. Отчего это произошло? Дело в том, что те мемы, которые сообщают об опасности, притягивают наше внимание в первую очередь. Как только люди овладели способностью передавать словами информацию, «схема» нашего мозга получила способность увеличивать значение потенциальной угрозы, придавая ей больший вес, чем всему остальному.
Повторим: эволюция мемов началась в тот момент, когда человек впервые предупредил другого об опасности. И сегодня, когда нам удалось справиться с большей частью угроз для нашего существования, наша жизнь по-прежнему заполнена мемами угрозы. Чем серьезнее угроза, о которой они предупреждают, тем сильнее они приковывают наше внимание. Предлагаю обратить внимание — за что мы платим и какие отрасли на этом наживаются. Тут и производители фильмов ужасов, и страхование от разного рода несчастных случаев. Бывают, конечно, фильмы о безопасности, но кто захочет их смотреть? На курсах по вождению нам демонстрировали сразу несколько фильмов о безопасности на дорогах, из них интерес учеников приковал только один — «Механическая смерть». В отличие от скучных фильмов, в которых рассказывалось о том, как нужно водить правильно и безопасно, в «Механической смерти» были обильно представлены кровавые сцены автомобильных катастроф — таким образом ученикам наглядно демонстрировалось, чем может обернуться лихачество. Этот фильм нам показывали лишь на одном уроке — всего их было 25. Но я запомнил только его — наверное, потому что только опасность могла отвлечь мое внимание от тех двух предметов, которые увлекают студентов больше всего: вечеринок и девушек. Опасность, еда и секс…
В процессе эволюции ощущению безопасности было придано особенно важное значение; вследствие этого мы испытываем страх чаще, чем это необходимо. Почему безопасность играла такую важную роль в эволюции? Дело в том, что безопасность является одним из самых главных условий воспроизводства организмов. Если мы в безопасности, то мы можем дожить до репродуктивного возраста; если безопасности нет, то мы такого шанса лишены. Для генетической эволюции безразлично качество нашей жизни, для нее важно только число потомков. Естественно (естественно в буквальном смысле этого слова, поскольку речь идет именно об естественном отборе), что стремление к безопасности стало играть все более важную роль в жизни людей и животных. Как и остальные влечения, этот инстинкт сопровождался другим чувством — в данном случае страхом [17].
Страх обладает способностью приспосабливаться к различным ситуациям. У одних прогулка по темной улице может вызывать ужас, других, как Джина Келли, она может вдохновить на создание произведений. Когда-то меня приводила в ужас сама мысль о необходимости выступать на публике, теперь я с удовольствием предвкушаю встречи с читателями и студентами. Могу подтвердить, что чувство страха за время одной жизни сильно меняется.
Человеческие страхи вырабатываются инстинктами, заложенные в «аппаратную схему» мозга, которая рассматривает действительность через призму меметического «программного обеспечения». Эти «программы» полностью составлены из мемов-различий, мемов-стратегий и мемов-ассоциаций, которые мы приобрели в жизни — слушая других людей, думая и обучаясь.
Страх — это генетический «ход конем», если можно так выразиться, ведь он позволил нам, как и многим другим животным, защищать себя от опасностей, о которых мы узнаем только после рождения, когда наша генетическая структура уже полностью сформировалась.
Давайте представим, каким образом генетический процесс выработал в нас чувство страха. Допустим, жили-были два доисторических животных: Трус и Бродяга. Они изобрели способ сообщать друг другу об опасности. Допустим, Трус заметил, что в пещере прячется тигр. Он несется как угорелый к Бродяге и кричит ему: «Ух, осторожно, брат! Уфф, опасность, там, в пещере!» Бродяга ведет себя так, будто он сам увидел врага, и тоже бросается наутек. Такая реакция снижает вероятность его гибели и в целом является благоприобретенным признаком. Сигналом, вызывающим реакцию, могло послужить наблюдение за стремительно убегающим товарищем.
Однако бегство изнуряет силы наших животных. Трус быстро устает и испытывает голод, ему нужно подкрепиться. У Труса, безусловно, дела шли лучше, чем у его предков, которые еще не умели распознавать опасность, однако до совершенства ему еще далеко.
Итак, у нашего Труса родилось шесть детей, и один из них — Трус-младший — реагировал на угрозу иначе. Он обладал повышенным чувством опасности, однако не бросался в бегство до тех пор, пока не возникала конкретная необходимость. Поэтому он пользовался теми же преимуществами, что и его отец, но не тратил свои силы столь же безудержно. Трус-старший, изможденный постоянным бегством от хищников, голодал, испытывал жажду и подвергался большей опасности, чем его сын в аналогичной ситуации, в случае нового нападения хищника. По этой причине гены Труса-старшего со временем были замещены генами Труса-младшего.
Шли годы, эволюция генов продолжалась. Сегодня мы обладаем рядом различных чувств, испытываемых в случае опасности. В случае нетипичной опасности мы ощущаем ужас. Наше «старое доброе» чувство страха появляется в тех опасных ситуациях, когда инстинкт заставляет нас спасаться бегством. В тех случаях, когда инстинкт заставляет нас оставаться на месте и сражаться, мы испытываем гнев. Мы можем испытывать смесь этих чувств, различать их нюансы, каждый из которых имеет отдельное название: робость, беспокойство, подозрительность, тревога и т. д. Понятие «снег» в языке эскимосов обозначается рядом различных слов. Столь богатый словарь, который мы выработали в отношении понятия «страха», еще раз указывает нам на то, что в процессе эволюции это чувство играло одну из самых важных ролей для нашей жизни. Впрочем, эта аксиома особого доказательства не требует.
Как же случилось, что страх — это прекрасная, сложная и адаптивная реакция на опасность — стал столь непосильной ношей в современной жизни? Почему многие люди должны проходить специальные курсы лечения, читать книги, посвященные самосовершенствованию, и что самое грустное — почему многие живут в отчаянии из-за того, что их жизнь переполнена ненужными страхами? Почему реакция на опасность, которая так хорошо служила нам на протяжении всей генетической эволюции, внезапно повернулась против нас и стала главным препятствием, мешающим нам реализовать свой жизненный потенциал?
Это очень сложная тема, ведь по степени вовлеченности во все сферы нашей жизни страх почти так же «популярен», как секс. Однако в этих двух сферах есть кое-что общее: сегодня условия жизни так разительно отличаются от тех, в которых на протяжении тысячелетий эволюционировали наши гены, что механизм страха / гнева / опасности перестал соответствовать своей первоначальной задаче.
Главную роль в нашей жизни сегодня играют наша работа, наше общество, наши идеи, тогда как львы, тигры и медведи ушли в прошлое. Однако неудачу в культурной сфере люди воспринимают так, как будто это была физическая катастрофа и их только что съели! Наши инстинктивные реакции и эмоции, которыми снабдила нас эволюция, явно не подходят для тех, кто заинтересован в чем-то большем, чем простое выживание. Лозунг движения New Age — «доверься инстинктам» — для нас явно уже не годится.
Успех в жизни зависит от нашей стойкости перед лицом неудачи, однако наши инстинкты, «срабатывающие» при всяких «культурных угрозах», отправляют нас прямо в противоположную сторону.
Наша сегодняшняя среда жизни во многом является изобретением нашего сознания. Наши «органы страха» сбиты с толку! Представим себе ту часть головного мозга, в которой возникает чувство страха, как устройство, с помощью которого в супермаркетах считывается штрихкод различных продуктов. Когда сканер распознает объект, который должен вызывать чувство страха, он пищит и «выдает цену» — какое количество страха мы должны испытывать в данной ситуации. Миллион лет назад этот механизм работал прекрасно: практически каждый объект, который попадал в поле нашего зрения, нес на себе свой «штрих-код». Однако ситуация, для работы в которой был разработан этот сканер, ушла в прошлое — теперь мы «пытаемся считать штрихкод» полосатого галстука, абстрактной живописи и психоделического святошоу. Удивительно, что у нас получается хоть как-то это воспринимать!