Христианство и Философия - Карпунин Валерий Андреевич. Страница 28

Божьи заповеди должны быть абсолютны для нас. Они должны быть абсолютными правилами нашего поведения. Они должны быть абсолютными ориентирами для пас в этом мире. Мы не должны подвергать их ни малейшему сомнению. Малейшее сомнение, малейшее колебание в данном случае — уже грех и, как его следствие, возможность погибели души. Ибо грех отделяет Нас от Бога, а отделение от Него — погибель для нас.

Очень поучительна в этой связи история соблазнения Евы змеем-искусителем. Я цитирую: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3:1–7).

Так произошло наше падение. Так мы свершили первородный грех, ибо Адам с Евой, наши прародители, живут в нас…

В какой момент свершился первородный грех? Это не такой простой вопрос, как можно подумать. Во всяком случае он свершился до начала поедания плодов. Он свершился в мысли, в душе, в колебании мысли наших прародителей.

Для внимательного читателя ясно, что история падения первых людей началась с готовности Евы вступить в беседу со змеем. Эта история — история нашего грехопадения — началась с отклика Евы на первый, самый невинный по видимости, но самый важный в деле искушения вопрос змея. История нашего грехопадения началась с готовности Евы «приступить к обсуждению» дьяволова вопроса, который, напоминаю, был сформулирован так: «подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?»

Дьявол действовал как опытный провокатор, а Ева, а затем и Адам поддались на провокацию. Как действуют провокаторы? Как действуют соблазнители и растлители людей? Какой хорошо действующий даже в наше время прием они обычно применяют? С помощью какого приема молодого человека, например, приобщают к наркотикам? Прием этот очень прост — заинтересовать и, так сказать, «взять на слабо». Молодежь очень часто примерно так провоцируют на бунт против родительского авторитета, против авторитета моральных принципов: «Ну что, маменькин сынок, слабо попробовать?». А «коготок увязнет — вся птичка пропадет».

Когда Ева откликнулась на коварный вопрос искуси теля, когда она вступила с искусителем в беседу, она попалась на крючок провокации — «коготок увяз…».

Причем создается впечатление, что она торопливо откликнулась, как бы поспешила навстречу греху. Я вижу след этой торопливости в ее словах «и не прикасайтесь к ним», то есть к плодам этого дерева. На самом же деле в запрете Бога нет этих слов. Он, Господь, ранен» сказал человеку лишь следующее: «от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт. 2:16–17). Запрета на прикосновение к плодам в словах Бога нет! В этой связи возникает очень интересный вопрос: почему Ева при писала Богу слова, которые Он не произносил? Здесь мы можем только гадать. Я же склонен видеть в этих произнесенных ею «добавочных» словах проявление тайного желания Евы не только прикоснуться к ним, но и попробовать их на вкус. Возможно даже, что она сама не догадывалась о своем тайном желании, пока дьявол не заговорил с нею — причем повел беседу так, что ее желание из тайного стало явным, а затем и осуществилось.

Итак, Ева откликнулась на коварный вопрос искусителя. Но в чем же коварство вопроса змея, вопроса, который начинается словами «подлинно ли…»? Это коварство заключается в двух буквах, из которых составлена Частица «ли», призванная посеять хаос в головах Евы и Адама. В этом вопросе, в этой частице «ли» содержалась и нова провокации искусителя. Самым первым своим вопросом искуситель хотел заронить в душу Евы зерно сомнения в Боге, и ему это удалось. «Возможно, Бог и мог бы запретить есть плоды с любого дерева, что, конечно, нелепо, так как противоречило бы прежде данному разрешению есть от всякого дерева в саду, кроме дерева познания добра и зла. Значит, Бог мог бы сотворить нелепость?» — примерно такой сумбур возник, видимо, в голове и сердце нашей праматери после первого вопроса врага Бога и рода человеческого. Примерно такой же сумбур возникает и в нашей голове, и в нашем голове, когда мы грешим, нарушаем заповеди Божьи… Первородный грех уже был свершен в момент возникновения этого сомнения. А поедание плода — это уже не более чем логическое следствие. Действия нашего тела — это лишь последствия действий нашей души. Душа приказывает, тело выполняет!

Так зарождаются сомнения в Боге… Так зарождаются сомнения в абсолютности Божьих заповедей… Так мы грешим!..

Мы грешим, когда наши мысли, сердце и нравственные ориентации двоятся, когда мы начинаем думать примерно так: «А нельзя ли чуть-чуть скорректировать Божью заповедь?». Нет! Нельзя! Нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах! Как сказал апостол Иаков: «Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1:8).

Добро и зло резко разграничены. Существует, тем не менее, точка зрения, согласно которой это разграничение не является таким уж резким. Такая позиция популярна среди некоторых философов и даже богословов, так сказать, «либеральных» богословов. Яркое выражение этой позиции содержится в знаменитой (на мой взгляд, незаслуженно знаменитой) поэме Гете «Фауст».

Герой поэмы — Фауст — это разочаровавшийся в жизни и утративший и смысл, ученый, к которому ловко «подворачивается» один из ловцов душ человеческих Мефистофель — черт среднего разряда (не сатана, но и не «мелкий бес»).

— Ты кто? — спрашивает его при первой встрече» Фауст.

На что Мефистофель дает очень характерный ответ:

— Я — часть той силы, что «без числа творит добро, всему желая зла».

Из дальнейшего текста поэмы выясняется, что эти слова не ложны и не являются лишь уловкой, то есть, по мысли автора, зло действительно может творить добро, Существует, так сказать, «доброе зло».

Другие авторы высказывают также мысль, что в дополнение к «доброму злу» существует и «злое добро». И первая мысль о существовании «доброго зла», и вторая — о существовании «злого добра» несомненно ложны с библейской, с христианской точки зрения. Перефразируя слова английского поэта Киплинга, мы можем твердо сказать: «Зло есть зло, добро есть добро — и вместе им не сойтись».

ЧУДЕСА

Многие считают, что научный взгляд на природу, мир в целом упраздняет понятие чуда. Говорят: «Чудес Не бывает!». Но верно ли это? Действительно ли чудеса Не происходят и не могут происходить? Действительно ли понятие чуда противоречит научному подходу к объяснению мира? И — что такое чудо? Попробуем найти ответы на эти вопросы…

Кстати, понятие чуда используется в человеческой речи в различных смыслах. Но сначала — несколько слов о научном подходе к миру…

Один из основных научных принципов подхода к миру — принцип (или закон) причинности. Его формулируют так: всякое событие в мире имеет свою причину. Всегда ли действует этот принцип? Не имеет ли он исключений? Иногда говорят, что всеобщая значимость принципа причинности опровергается случайными событием. Случайное, говорят, это то, для чего мы не можем привести причинного объяснения. Однако в XIX в. французский математик и философ Курно дал такое объяснение понятия случайности, которое не только не противоречит идее всеобщей причинности, но прямо вытекает из этой идеи. Его разъяснение исходит из понятия причинного ряда. Причинный ряд — это такая последовательность событий, каждое из которых является следствием предыдущего события и причиной последующего. Простейший пример — жизнь человека или скажем, орла от рождения до смерти. Каждое событие этой жизни является следствием ее предшествующего события и причиной последующего. Случайность же, по мнению Курно, это — результат пересечения двух (или более) независимых друг от друга причинных рядов. В этой связи приведу пример, заимствованный мною из древнегреческой литературы.