Христианство и Философия - Карпунин Валерий Андреевич. Страница 3

Люди имеют различные темпераменты, и философы, если можно так выразиться, «являются» представителями этих темпераментов.

«К чему вы это говорите? — могут спросить меня. — И физики различаются по темпераменту. Но физика, как наука, едина. Если философия — наука, то и в ней разнообразием темпераментов философов можно пренебречь».

В том-то и дело, что философия в существеннейшей степени — не наука, хотя и в ней, как и в настоящих науках, есть логически строгие доктрины.

Выдающийся британский философ Бертран Рассел говорил о философии так: «Философия представляет собой нечто промежуточное между богословием и наукой. Подобно богословию, она состоит в рассуждениях по поводу предметов, относительно которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым; но, подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения».

Это во многом правильная характеристика философии, хотя, на мой взгляд, утверждение, что в богословии недостижимо точное знание, вызывает сомнение, думаю, что оно все же достижимо в самых различных богословских доктринах. Можно также добавить, что философия по своей сути, пожалуй, ближе к художественной литературе, чем к науке. Поэтому неудивительно, что ряд великих произведений художественной литературы имеет глубокое философское содержание. (Вспомним хотя бы творения Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского.)

Таким образом философы зачастую не столько отображают мир, сколько выражают свою душу — содержание своей души…

Зачем или, лучше сказать, кому нужны философские доктрины? Думаю, что они в той или иной степени небезынтересны для всех людей, не чуждых духовных запросов. Кроме того, они являются жизненной необходимостью для определенного типа людей, который вряд ли можно определить точнее, чем «люди, склонные к философствованию». Людям этого типа философия помогает жить, справляться с жизненными трудностями, «охранять состояние душевного равновесия, избежать страха смерти, или, по крайней мере, попытаться «заговорить» этот страх и тем самым хотя бы отчасти «смириться» с мыслью о смерти. Для таких людей философия является видом рациональной психотерапии, то ость психотерапии, устраняющей психические недуги посредством переубеждения. (Одна из последующих глав будет посвящена философии как специфической психотерапии.)

Кстати сказать, разнообразие философских доктрин обеспечивает гибкость и разнообразие приемов философской психотерапии: одним в разрешении их проблем хорошо «помогает» Гегель, другим — Шопенгауэр, третьим — Рассел и т. д.

Но всякий вид лечения, всякий вид лекарства хорош в меру и лишь в тех случаях, когда он действительно применим для лечения той или иной болезни. Это замечание полностью применимо к философии как виду духовной терапии. Философия — целительница души, переусердствовав, может вводить душу в соблазн фарисейской самоуспокоенности. Этот соблазн проявляется и стремлении создавать так называемые «всеобъемлющие» философские системы. Это стремление, на мой взгляд, есть не что иное, как желание раз и навсегда получить в свое распоряжение некий «универсальный ответ» на все мировоззренческие вопросы, некую «универсальную отмычку» ко всем «замкам» мировоззренческих проблем. Осуществление этого стремления находит свое выражение в построении замкнутых, искусственных концептуальных миров, примерами которых являются мир саморазвивающейся абсолютной идеи Гегеля, а также мир саморазвивающейся материи Маркса и Энгельса.

Как правило, созидатели подобных «миров» претендуют на замещение своими «творениями» Божьего Откровения о мире, содержащегося в Библии.

Именно от таких философских доктрин предостерегает нас апостол Павел.

Обнаружив философию «по душе» и приняв ее в качестве фундамента своих взглядов на мир, мы отнюдь не гарантированы от соблазна поверить, как в некий Абсолют, как в Бога, в придуманный тем или иным философом искусственный понятийный мир. В определенном смысле любая философская доктрина, которая претендует на свою «абсолютность», есть не что иное, как идолопоклонство, утверждающее, что «нынешнее» понимание мира, нынешнее «укладывание» мира в ту или иную понятийную схему является абсолютным. Философия в этом случае превращается в сон помраченного разума, которому снится, что мир, например, — это не более чем гигантская машина, действующая по строгим законам классической механики.

Надо сказать, что люди — и философы-профессионалы не являются в данном случае исключением — склонны к абсолютизации «рамки» своего понимания мира. Эта абсолютизация и есть идолопоклонство.

Идолопоклонство можно охарактеризовать как недостаточность в восприятии мира, остановку в движении к Богу. Кстати, в специфическое идолопоклонство может впасть и та или иная богословская доктрина, если она начнет претендовать на собственную законченность и абсолютное совершенство в познании Бога.

Познание Бога потенциально бесконечно: мы всегда Можем сделать еще один шаг на пути к Богу… И мы должны делать этот шаг… Останавливаться нельзя!..

Хорошей иллюстрацией идеи потенциальной бесконечности процесса нашего приближения к Богу является высказывание одного из героев романа Ю. Карабчиевского «Жизнь Александра Зильбера». Он рассуждает так «Люди сидят внизу, на берегу моря, и не умеют подняться в гору — и Бог для них на горе. И это правда. Но проходят многие годы, быть может сотни или тысячи лет, и люди поднимаются на гору, и Бога там нет, потому что Он много выше… — в Космосе. Но люди полетят в Космос, и там будет то же самое. Потому что, — слушай, что я тебе скажу! — потому что Бог всегда над людьми, И как высоко ни поднимается человек, Бог останется на пятьсот лет пути выше!»

Глубокое осознание того, что Бог всегда превыше нашего представления о Нем, помогает духовно приближаться к Нему…

Еще несколько слов о философствовании как специфическом виде идолопоклонства. Возможность превращения философствования в идолопоклонство становится реальностью для агностически и особенно атеистически ориентированного философского разума, для тех «безумцев», которые «сказали в сердце своем: "нет Бога» (ср. Пс. 13:1). В подобных случаях философская доктрина стремится заменить собою истину христианской веры, стать «путем, истиной и жизнью» человека вне Бога, вне Христа, то есть превращается в очередного идола. А «служение» этому идолу, которое выражается ограничением кругозора рамками и действиями, совершаемыми по его «рекомендациям», и есть идолопоклонство, какими бы формулировками, претендующими на научность и рациональность, оно ни маскировалось.

Философское идолопоклонство, с богословской точки зрения, суть не что иное, как гордыня, результат отрыва нашего разума от Бога. Гордыня представляет собой «дьявольский дух надмения» (св. Иоанн Кассиан), начало всякого греха, своекорыстный поворот внимания человека на самого себя, такой исключительный интерес к самому себе, что собственное «я» становится в центре мироздания. Гордыня есть начало «капсулирования» помраченного разума в себе, начало разрыва человека с Богом, «первогрех», который в свое время положил начало разрыву твари и Творца. Гордыня — это стена между нами и Богом. И все эти характеристики гордыни полностью применимы к части философии, превратившейся в идолопоклонство.

Завершая, еще раз повторю: апостол Павел призывает нас остерегаться не любой философии, но лишь той, которая становится нашим «идолом», «перегородкой» между нами и Богом, и которой люди начинают поклоняться и служить как Богу.

КАКОВ ИСТОЧНИК ФИЛОСОФСКИХ ДОКТРИН?

Довольно часто мне задают вопросы: является ли философия исключительно умственным, рациональным трудом? Можно ли построить, или «сочинить», ту или иную философскую концепцию исключительно логическими средствами и методами? Другими словами, можно ли философские системы строить примерно так же, как в математике доказываются теоремы?

Думаю, что во многом философия — это, конечно же, рациональное, логическое предприятие. Философы, как правило, стремятся логически обосновывать свои доктрины, и это бросается в глаза. Поэтому у многих людей создается впечатление, что философия — это, если и не всецело, то во многом логическое предприятие, дело логических размышлений. Действительно разработка философских доктрин имеет логический характер. Но прежде чем что-то разрабатывать нужно сформулировать исходные принципы, которые подлежат логической разработке. Я убежден, что исходные принципы своих доктрин философы принимают не mi основе логики.