Восходящая тень - Джордан Роберт. Страница 129

— Жаль, что не все так думают.

Веселье у второго костра наконец стихло. Одна из Дев — Перрин не разобрал которая — заступила в караул, остальные принялись укладываться на ночь. Что ж, день сегодня выдался нелегкий. Он тоже нуждается в отдыхе и наверняка заснет быстро.

Завернувшись в плащ, Перрин растянулся возле костра.

— Не забудь, Гаул, чуть что не так — ткни меня в бок.

Айилец кивнул, но Перрин этого не видел. Он провалился в сон.

Стоял ясный день. Перрин был один и находился поблизости от Путевых Врат, выглядевших на склоне горы более чем странно. Местность казалась нетронутой и дикой, словно здесь не ступала нога человека. Из долины дул легкий ветерок, и Перрин чуял запахи оленей, кроликов, голубей, перепелок, воды, земли и деревьев — несчетное множество отчетливо различимых запахов. Он пребывал в волчьем сне.

На миг Перрин почувствовал себя волком. Казалось, у него выросли когти и клыки… Нет! Юноша ощупал себя руками и облегченно вздохнул. Он остался самим собой и даже одет был как обычно, только на широком поясе вместо топора висел молот.

Перрин нахмурился, пригляделся и — странное дело — увидел топор, правда, полупрозрачный, почти невещественный. Однако уже в следующий миг на его месте вновь возник молот.

Пусть остается, подумал Перрин, облизывая губы. Может, как оружие топор и лучше, но молот ему больше по душе.

Прежде Перрин не сталкивался с такими превращениями, но ведь он мало знал об этом необычном месте, которое и местом-то трудно назвать. Это был волчий сон, и в нем могли твориться непонятные вещи, как, впрочем, бывает и в человеческих снах.

И тут — стоило ему только задуматься о странностях и чудесах — полоска неба за горами вдруг потемнела и превратилась словно в открытое неведомо куда окно. Там, среди переплетающихся вихрей, воздев руки, стоял и сотрясался от безумного смеха Ранд. Золотисто-алые фигуры, напоминавшие странное изображение на Драконовом Стяге, колыхались на ветру. Затаившиеся глаза пристально следили за Рандом, но догадывался ли он об этом, понять было невозможно.

Диковинная картина исчезла и мгновенно сменилась другой: где-то далеко, в тени причудливых зданий, осторожно крались Илэйн и Найнив. Они выслеживали какого-то опасного зверя. Перрин точно знал, что этот зверь опасен, хотя понятия не имел откуда.

В следующий миг небо вновь потемнело и в нем открылись еще одно окно. У развилки дорог стоял Мэт. Он подбросил монетку, поймал ее и зашагал в избранном направлении. Неожиданно на его голове появилась широкополая шляпа. Шел он, опираясь вместо посоха на копье с широким искривленным наконечником.

Из другого окна на Перрина изумленно уставились Эгвейн и какая-то женщина с длинными седыми волосами.

Позади них рушилась, рассыпаясь на кирпичи, Белая Башня Пропало и это видение. Перрин глубоко вздохнул. С подобными явлениями здесь, в волчьем сне, ему приходилось сталкиваться и раньше. Он полагал, что эти видения имеют какое-то отношение к действительности. Интересно, что сами волки ничего похожего здесь не видели. Морейн как-то высказала предположение, будто волчий сон — это нечто вроде Тел'аран'риода, но растолковать поподробнее наотрез отказалась. Однажды он подслушал, как рассуждали о снах Эгвейн и Илэйн. Но Эгвейн и так слишком много знала о нем и о волках — возможно, не меньше, чем сама Морейн. А кое о чем Перрину не хотелось говорить даже с Эгвейн. С кем он был бы не прочь посоветоваться, так это с Илайасом Мачирой, тем человеком, который свел его с волками. Илайас наверняка разбирается в таких вещах, но как его найти?

Стоило Перрину подумать о Мачире, как он услышал — или ему показалось, что услышал, — слабо прошелестевший звук. Его собственное имя. Юноша прислушался. Нет, это был просто ветер. Он здесь один.

— Прыгун! — позвал Перрин — и мысленно, и во весь голос — Прыгун!

В реальном мире этот волк был мертв, но здесь дело обстояло иначе. Сюда, в волчий сон, волки попадают после смерти, и здесь они дожидаются следующего рождения. Так, во всяком случае, понимал это Перрин. Но для волков сон, кажется, был чем-то большим, какой-то другой формой действительности.

— Прыгун! Прыгун! — взывал Перрин, но отклика не было. Похоже, волка ему не найти, но раз уж он здесь, может быть, стоит спуститься в долину, туда, где он видел воронов. Правда, на это потребуется не один час.

Юноша сделал шаг — земля под ногами затуманилась, и в следующий миг он уже оказался внизу, на поросшем хемлоком и горной ивой берегу ручья. С минуту Перрин изумленно озирался по сторонам. Похоже, он невесть как оказался там, куда и хотел попасть. В том самом месте, откуда вылетела стрела. Прежде такого с ним не случалось. Но может быть, он просто научился тому, на что в волчьем сне способен любой. Прыгун не раз говорил, что он мало что умеет. Или на сей раз здесь происходит что-то не совсем необычное?

Делая следующий шаг, Перрин внутренне напрягся, но это оказался обычный шаг, и ничего больше. Поблизости не было никаких следов ни стрелка, ни воронов. Ни оброненного пера, ни даже запаха. Правда, он и сам не знал, на что, собственно, рассчитывал. Чтобы наследить здесь, вороны должны были оказаться на этом месте не только наяву, но и во сне. Вот если бы они помогли ему отыскать своих собратьев в реальном мире, чтобы те рассказали, есть ли в горах Отродья Тени.

Может быть, если он заберется повыше, волки скорее услышат его призыв. Устремив сосредоточенный взгляд на один из самых высоких пиков, он шагнул. Мир затуманился — и вот он уже стоит на горном склоне. Облака клубились всего в пяти спанах над его головой. Внизу простиралась долина, отсюда она была видна как на ладони.

— Прыгун! Прыгун! — Все тщетно.

Одним прыжком Перрин перелетел на другую гору, позвал, перелетел на следующую, следующую… Он двигался к востоку, в сторону Двуречья. Прыгун не отзывался, и это тревожило Перрина все больше и больше. Хуже того, Перрин не чувствовал и присутствия других волков. Волчий сон без волков! Такого просто не могло быть.

Перелетая с вершины на вершину, Перрин звал, вслушивался, всматривался — но тщетно. В горах не было никого, кроме оленей и прочей дичи. Изредка попадались следы человеческой деятельности, но очень древние. Дважды он видел гигантские, покрывавшие чуть ли не весь горный склон рельефные изображения людей, а на одном из отвесных каменных утесов была высечена непонятная надпись — угловатые буквы в два спана высотой. Изображения и письмена настолько выветрились и истерлись, что любой, кто не обладал таким острым зрением, как Перрин, пожалуй, мог бы принять их за естественные трещины и выбоины.

Каменные пики и утесы сменились Песчаными Холмами. Здесь почти не было растительности, лишь жесткая трава и редкие упрямые кусты пробивались сквозь песок. Когда-то, до Разлома Мира, здесь плескалось море. И вдруг на вершине одного из холмов Перрин заметил человека.

Что это именно человек, а не троллок, юноша сумел разглядеть даже на таком расстоянии. Высокий темноволосый человек в синем кафтане, с луком за спиной склонился над чем-то лежавшим на земле, но скрытом кустарником. Перрин не знал этого человека, но что-то в его облике казалось знакомым.

Поднялся ветер, и Перрин уловил запах. Холодный запах — пожалуй, только так можно было его описать. Холодный и… нечеловеческий.

Неожиданно в руках у Перрина оказался лук. Пояс оттягивал наполненный стрелами колчан.

Незнакомец поднял глаза, увидел Перрина и после мгновенного замешательства повернулся и бросился бежать.

Перрин спрыгнул вниз, бросил лишь один взгляд на то, что занимало этого малого, и не колеблясь пустился вдогонку. В кустах лежал наполовину ободранный волчий труп. Мертвый волк в волчьем сне. Неслыханно! Какое зло могло убить волка здесь?

Беглец стремительно удалялся, каждым шагом покрывая несколько миль, но Перрин ни на миг не терял его из виду. Они пронеслись по холмам, оставили позади Западный лес с редкими раскорчеванными участками, промчались над огороженными полями и садами, миновали Сторожевой Холм. Странно было видеть деревенские улицы и фермы совершенно пустыми, будто заброшенными. Но Перрин не мог отвлекаться, он боялся упустить беглеца. Погоня захватила юношу, и он уже не удивлялся тому, что один шаг перенес его на южный берег реки Тарен, а следующий — в незнакомую холмистую пустошь, лишенную всякой растительности. Он несся на северо-восток, не разбирая дороги, движимый лишь одним желанием — догнать!