Моё прекрасное алиби - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 21

– Теперь нет. Было только у Маши, но они и его нашли.

Он помолчал. Затем сказал, словно раздумывая:

– Пожалуй, нет другого выхода... Ладно. Поедем ко мне, а потом я помогу вам убраться из города.

– Но куда я поеду? У меня нет ни денег, ни одежды, – близоруко прищурилась женщина, – даже мои очки остались у Маши.

– Какое у вас зрение?

– Минус один, полтора.

– Это не так страшно, пока вы можете обойтись без очков, а там что-нибудь придумаем. Кстати, я видел вашу фотографию в очках. Там у вас лицо строже.

Она невольно улыбнулась.

– А где я буду жить?

– Найдем место. – Он вышел из автомобиля, пересел вперед, потом вдруг обернулся к женщине: – Обещаете меня слушаться?

– А что мне еще остается делать?

– Тогда садитесь за руль. Мне трудно вести машину одной рукой и еще смотреть по сторонам, чтобы нас не догнали. В случае чего сразу пригибайтесь.

– Хорошо. – Она вышла из автомобиля и, подождав, пока он пересядет на соседнее сиденье, села за руль. – Только вы на меня не смотрите, – попросила она, – я в таком виде...

– Подъедем к какому-нибудь магазину, я куплю вам платье. Скажите, какой у вас размер. И обещайте никуда не уезжать. Это в ваших интересах, поймите.

– Сорок шестой, немецкий сороковой, если американский, то двенадцатый.

– Постараюсь не запутаться. Вы знаете где-нибудь тихий валютный магазин?

– Знаю, – улыбнулась она снова, – я же москвичка.

– Тогда поедем туда, – предложил он.

Она кивнула головой. Ехали они долго, минут тридцать-сорок. Наконец у одного из магазинов она остановилась.

– Здесь. Только покупайте не очень дорогое. Просто я не могу появиться в таком виде в магазине.

Он вышел из машины, хлопнув дверью. Затем обернулся.

– Не уезжайте, – снова повторил он.

В магазине ему показали сразу несколько видов платьев, и он немного растерялся. Впервые в жизни он выбирал платье для женщины. Когда он был женат, у него не было ни времени, ни таких огромных денег, чтобы ходить в валютные супермаркеты. Да в те времена и не было таких магазинов. А в «Березку» офицеру-коммунисту заходить было нельзя. Могли просто задержать, а потом выгнать с позором из армии.

На всякий случай он выбрал два платья, добавив еще пару колготок. И вышел из магазина с большими пакетами. Машины не было...

Он горько усмехнулся. Все правильно. Почему она должна верить какому-то незнакомцу? На мгновение он даже разозлился на себя – распустил нюни, слюнтяй. Потом решил ехать домой, в Люблино, в свою однокомнатную квартиру. В этот момент она подъехала.

– Милиционер не разрешает здесь останавливаться, – быстро пояснила женщина, – и мне пришлось сделать круг.

Видимо, на его лице что-то проступило, если она сразу замолкла и посмотрела ему в глаза.

– Я не думала уезжать, – сказала Ирина.

Он молча протянул ей пакеты, усаживаясь рядом.

– Господи, зачем два? – ахнула она. – Спасибо большое, но они довольно дорогие. А это тоже платье? Нет, такое я надеть не могу. Его носят девочки, работающие в гостиницах, оно слишком вызывающее.

Он ничего не отвечал.

– А где мне переодеться? – вдруг деловито спросила женщина.

– Заедем в любой дворик, а я выйду из машины, покурю. Вы и переодевайтесь, – предложил он.

Так они и сделали. Он выкурил две сигареты, пока наконец она не позвала его. В новом платье и новых колготках она чувствовала себя значительно увереннее. Словно со старым платьем она выбросила и все ужасы прошедших дней.

– Куда теперь? – спросила она.

– В Люблино, там у меня квартира, – объяснил он.

Она, не задавая больше вопросов, тронула машину с места.

«Жигули» они оставили во дворе. А потом долго поднимались на его этаж – лифт, как обычно, не работал. В его квартире она осмотрелась.

– Плохо живете, – сказала женщина, – видимо, вы плохой убийца, я это уже поняла, платят вам совсем мало.

– Нет, – серьезно ответил он, – хороший. Просто здесь моя конспиративная квартира, я ее снимаю.

Она, кажется, поняла, что он не шутит, и замолчала. На кухне у него был привычный беспорядок.

– Может, я все уберу, – предложила женщина, – а вы идите за продуктами. Так будет лучше.

Когда он вернулся, на кухне был идеальный порядок. Он успел купить разные продукты, забежав в магазин, и успел позвонить Сурену.

– Все, – сказал он, – твой «заказ» выполнен. Готовь деньги.

– Это ты ее похитил из «Волги»? – спросил Сурен. – Я сразу понял, что такое мог придумать только ты. Отбил хлеб у мальчиков.

– Неважно, «заказ» выполнен. Когда я могу получить деньги?

– Сегодня вечером. В семь часов подъезжай к метро, как обычно. Я привезу деньги.

– Договорились.

Он поднимался с двумя сетками, не зная, что она уже допустила ошибку. Одну-единственную, утаив от него телефонный звонок Маше. Но ей просто необходимо было предупредить хоть кого-то. Чтобы не волновалась сестра и другие родные. Чтобы не беспокоилась сама Маша. Она не знала, что телефон Маши уже прослушивался. И этот телефонный звонок стал роковым для одного из них. А пока они сидели на кухне и о чем-то говорили. И он впервые в жизни подумал, что можно быть счастливым. Но в семь часов ему нужно было ехать за деньгами.

Мне не понравилась оперативность Сурена, когда он рассказал мне о нападении на «Волгу». Как быстро они все узнают. Я был прав, отсоветовав Ирине идти в ФСК. Видимо, это какое-то крупное дело, а ее нужно обязательно убрать, чтобы не стучала на милицейских офицеров.

Первый раз в жизни я ужинал спокойно с женщиной, которую не купил. Которая мне нравилась и с которой у меня ничего не было. Можете не поверить, но ничего такого я даже не хотел. Мне было так покойно, так хорошо, что она сидит рядом, кушает, смеется, о чем-то рассказывает. Ничего другого мне и не нужно. Я уже тогда решил, увезу ее в Ленинград, пусть живет у меня на даче. А с Суреном все, завязываю. Буду работать на Ковача, там и «клиенты» солиднее, и «заказы» более обеспеченные. Так мы с ней и проговорили до половины седьмого. А потом я встал и решил ехать за деньгами.

– Смотри, – говорю, – никому дверь не открывай. Хотя здесь тебя не найдут. Можешь отдохнуть спокойно.

К тому времени мы уже перешли на «ты».

– Спасибо тебе, – говорит она, – за все спасибо, – и вдруг наклоняется и тихонько так целует меня в губы. Меня словно молотом ударили. Никогда в моей жизни не было такого поцелуя. Я стою, как дурак, и смотрю на нее.

– Ну иди же, – говорит она и улыбается.

Я сразу выскочил за дверь, словно школьник, впервые в жизни целованный. И еще я скажу – все купленные бабы не стоят даже пяти долларов. Не то это, не то. Даже втроем они мне меньше удовольствия доставляли, чем этот осторожный короткий поцелуй. Вот тогда я и решил – не будет у меня больше никогда в жизни этих «бабочек». Противно и грязно. Не хочу.

К метро я подъехал без пяти семь, но, видимо, такой взволнованный был, что даже не заметил, как Сурен появился. А надо было заметить, иначе потом все бы так не сложилось. Он сел ко мне в автомобиль с чемоданчиком в руках и спрашивает:

– Все нормально прошло? Убрал ее?

– Конечно, – отвечаю, – давай деньги.

Он улыбается так гадко и вдруг достает пистолет с надетым глушителем и прямо мне в бок.

– Сука ты, – говорит, – подставка дешевая. Одну бабу убрать не смог. И своего «диспетчера» обманываешь. За такие дела яйца живьем отрезают, знаешь ведь, обманывать нельзя.

– А с чего ты взял? – спрашиваю, моя правая рука лежит на переключателе скоростей, и он ее видит, даже пошевелить не могу, не то что пистолет достать.

– Звонила твоя сучка из Люблино своей знакомой, – отвечает Сурен, – вот ее и засекли. А тебе, видимо, понравилась она. И решил сначала потешиться. Только напрасно ты меня обманул. Теперь и тебе конец, и ей. Ребята уже поехали.

Лучше бы он мне этого не говорил. Любой из них всегда меня недооценивает, считая, что я однорукий инвалид. А я левой пользуюсь не хуже, чем правой. Он-то не ожидал такого. Вот левой рукой я ему и двинул по морде, а правым локтем пистолет отодвинул, и выстрел уже в сиденье попал. А на левой у меня протез, так он сразу и отключился. Для верности я его еще раз ударил, а потом наручники Ирины на него надел и на заднее сиденье бросил.