Это был 2015. П(р)ошлый век - Коперник Александр "Ал Коперник". Страница 3

Легенды смертны, увы. Научился бы ты, Саша, ценить свои легенды при жизни.

Научились бы вы все ценить свои легенды, пока они живы.

20 июня / 1

Одиночество может сводить с ума только того, кого обучили сходить от него с ума. Но даже тот, кого этому научили, может сменить точку зрения, осознав, что нет никакой настоящей причины бояться одиночества; одиночество — это не бандиты в подворотне, это не стая волков в тёмном зимнем лесу, не безвыходный каменный склеп, не смертельная болезнь, не сель или цунами. Одиночество — это просто когда ты один, это факт, который не приводит к смерти и разору. Страх перед одиночеством сравним со страхом перед ифритами и горными духами, повторяющими слова путников. Тот, кто не научится бояться демонов — не боится демонов. Тот, кто разучится бояться демонов — перестанет их бояться.

Потому что бывают вещи, с помощью которых спасаются от выдуманных демонов, и они гораздо страшнее. Но и их можно разучиться бояться.

20 июня / 2

Феминистки, борцы за права меньшинств, борцы с расизмом и так далее никогда не победят. Потому что они пытаются бороться с «симптомами», а не с «болезнью». То, в чём они видят проблему — всего лишь проекция, далёкое эхо реального положения дел. А реальное положение дел таково, что не равны люди. Вообще. По статусу, таланту, рождению; по умениям, уму, привычкам; по должностям, вере, отношению к жизни; по всему, всему, всему. Люди не равны, и пока мы не сможем победить это неравенство, глупо сражаться с проекциями. Потому что убив одну проекцию, освобождаешь место для другой, и нет, и не будет им конца, пока жив и работает прототип.

И да: прототип учится на ошибках.

21 июня

В историях о супер-героях часто есть такой мотив, что герою приходится скрывать свою сущность от всех, в том числе — самых близких, чтобы не подвергнуть опасности свою миссию. То есть, условия таковы, что они «до поры» не могут открыть карты, иначе не получится… ну, чего-то; отомстить злодею, спасать людей — технически, не получится действовать во благо тем, от кого и приходится скрываться. Это порождает несостыковки, и близкие интенсивно давят, требуя «правды», вроде «где ты был в ночь с десятого на пятнадцатое». Герой оказывается под адским прессингом, терпит неудобства, его обвиняют во всех грехах, и, несмотря на это, он продолжает следовать своей миссии.

Часто он неоднократно спасает жизнь тому, кто на него давит. Часто тот, кто на него давит, начинает сколько-то фанатеть по его альтер-эго.

И когда вскрывается «обман», тот, кто давил, не радуется и не проникается уважением к герою. Нет, он говорит: «Ты мне врал, ты меня предал». И причина, по которой герою приходилось скрываться, почему-то давителю всегда не важна в принципе. Он говорит: «Я тебе больше не могу доверять». И почему-то давителю всегда не важно, сколько жизней спас герой, не важно, сколько раз герой спас жизнь конкретно ему и его маме. Всегда очень удивляет тупость таких персонажей, их неправдоподобность, их упрямство и агрессианый идиотизм. Всегда поражает, как герой стелится перед этими ничтожествами (нет, они, конечно, не ничтожества, но при таких раскладах выглядят, как совершенно ничтожные дурачки, которые не умеют ничего, кроме как предъявлять претензии). Всегда вызывает недоумение, что герой склонен самоунижаться, просить прощение за обман, без которого он бы просто не мог действовать, и недоумение же вызывает упорное нежелание давителя хоть что-либо понимать, пошевелить мозгами.

Так и подмывает ударить в экран, заорать, мол, что ж ты такой тупой, мол, что за безмозглая кукла вместо человека!

Но если подумать, люди же так и поступают. Да, героизм псевдо-супер-героев весьма условен, и нет у них плащей и масок. Но схема всё та же: стоит уличить кого-то во лжи, и становится не важно всё остальное, даже если ложь была исключительно во благо. Люди так помешаны на правде, что готовы ради неё закрыть глаза на всё прочее; а спроси любого — почему она так необходима, и он ответит что-то, по осмысленности сравнимое с «потому что потому»; хоть, может, и другими словами.

22 июня

Очень часто встречаю мотив благодарности за мучения. Например: «Отец всё детство бил меня, спасибо ему, сделал мужиком». Или: «Мне родители никогда не покупали игрушек, я им благодарен, научили ценить обретённое».

В ответ на такие высказывания хочется заржать и предложить говорящему ближайшие пару лет потерпеть побои. Но с благодарностью заранее. Ведь если он выживет — то гарантированно чему-то да научится, и есть за что благодарить; а не выживет — так и страдать не будет больше никогда, и это — определённо заслуживает благодарности.

Я понимаю, что бывает нищета, война, болезни. Но вот такие оправдания родителей, которые были просто алкашами и садистами, обиженными на жизнь и вымещавшими злость на детях — так вот, такое оправдывание говорит только одно: утверждение, что так поступать правильно; избивать и обделять детей, недокармливать, срывать на них злобу, лишать детства.

Не согласны? Я тоже.

Так какого же рожна все, кому не лень, это оправдывают? Неужели обязательно так необходимо оправдание иррациональной любви к садисту-алкашу отцу, например, и нельзя просто признать, что ты его любишь не за побои, унижение, лишение детства, постоянный страх и т.д., и т.п., — а вопреки всему этому?

24 июня

Девочки любят говорить: «Я б трахала всё живое, будь я мужиком». Так или примерно так; суть в том, что «уж я бы не сидела на месте, ух, я бы разошлась, столько клёвых барышень кругом!». Не все, конечно, но многие. Я много раз такое слышал.

Мальчики любят говорить: «Эх, легко девочкам — просто позвала любого в постель, он и рад, и не надо добиваться, уламывать…». Так или примерно так; суть в том, что женщины по-умолчанию — объект желания, и, по идее, им надо просто подпустить, а уж мальчик-то — всегда готов.

И мальчики, и девочки не учитывают одного фактора: женской психологии. Женщины так просто не переходят «к делу». И «трахать всё живое» не выйдет; и «просто позвать» они не склонны. В итоге обламываются все, но думают, что другой пол уж точно проблем не испытывает, «просто что-то они тупят».

30 июня

Ночью кто-то позвонил в дверь.

Я даже не сразу понял, что это произошло. Я спал, и сквозь сон прорвался навязчивый звонок; но сон не ушёл. Звук гармонично влился в сновидение, и вот я подхожу к дверному глазку, и боюсь в него смотреть. Во снах всегда происходит всё не так, как в жизни — там действуют иные законы. Я точно знаю, что за дверью нечто ужасное (даже более того — знаю, что именно там такое, хотя, вероятно, словами описать и не могу); также я уверен, что смотреть в глазок нельзя ни при каких обстоятельствах, потому что если посмотреть — выдашь себя. Тем не менее, против своей воли и желания, я выглядываю в глазок, и, естественно, вижу именно то, что ожидал. Я же знал, знал, и всё равно сделал то, чего делать нельзя.

С другой стороны — оно, то, что находится за дверью, тоже в курсе, что я всё это знаю, оно даже в моём сне — на шаг впереди меня. Даже во сне.

А уж наяву — тем более.

Итак, я проснулся. Дверь кажется такой хлипкой, хотя она особо прочная и там могучие замки. Я съел успокоительное и жду, пока исчезнет мерзкое ощущение взгляда в спину. Почему двери, высокие этажи, сигнализации и прочее — почему всё это совершенно бесполезно против чудовищ?

Может, потому, что чудовища всегда — в голове?

2 июля

Те люди, которые утверждают, что с ними можно говорить обо всём («давай, выкладывай всё, что накипело!») — думаю, они просто знают, что прямо-таки обо всём им рассказывать не будут; поэтому и утверждают такое.