Ужас реального - Горичева Татьяна. Страница 9

Наваждение глобализма

различия Следовало бы переводить этот термин таким странным словечком, как «людьё» Раз уж есть звери и зверьё, то можно предположить, что существуют люди и людьё — вязкие массы, кристаллизация форм которых не достигает уровня персональности Персональная идентификация здесь происходит только на фоне более крупных анонимных образований, приобретающих относительно четкий контур, подражая своим коллективным телом какому-либо расхожему образцу. Это может быть идентификация по типу фанатов футбольного клуба или компьютерной игры, поклонников Шварценеггера или Бритни Спирс, читателей фэнтези или любителей разгадывать кроссворды...

Такие диссипативные массовидные образования не имеют отчетливых границ, подвержены непрестанному метаморфозу и частично перетекают друг в друга. Благодаря нарастающей диссипации так мало и столь ничтожного осталось человеческого в человеке, но так много людей, которые легко скапливаются в массы и являют собой паразитарный избыток. Куда ни глянь, повсюду наличествуют массы, вся инфраструктура современного мира приспособлена к наиболее эффективному и быстрому обслуживанию монструозных коммунальных тел. Глобализованное сообщество не оставляет человека наедине с самим собой. Оно предлагает исчезнуть в массе, — зовет молиться Богу на стотысячных стадионах, питаться в стандартных забегаловках fast food, отдыхать в специально отведенных для этого курортных зонах. Создается гигантский избыток человеческой наличности, но одновременно нехватка подлинного присутствия, исчезающего на наших собственных глазах. Совершенно ясно, что коммунальной телесностью массы является людьё, Menschenpark, — не люди в своей особенности, но слипшиеся в вязком киселе корпускулярные человеческие частицы.

Беседа 2

Чтобы продемонстрировать агломерацию этих частиц, обратимся к фрагменту новеллы Сигизмунда Кржижановского- «Впрочем, был у меня некий другой, чужеродное что-то, нарушавшее мои черные досуги Дело в том, что с довольно ранних лет меня стал посещать один странный примысл: 0,6 человека. Возник примысл так: как-то, чуть ли не в отрочестве, роясь в учебнике географии, я наткнулся на строку: "В северной полосе страны на одну квадратную версту пространства — 0,6 человека. И глаз точно занозило строкой. Зажмурил веки и вижу: ровное, за горизонт уползающее, белое поле; поле расчерчено на прямоуглые верстовые квадраты. Сверху вялые, ленивые хлопья снега. И на каждом квадрате у скрещения диагоналей оно: сутулое, скудное телом и низко склоненное над нищей обмерзлой землей — 0,6 человека. Именно так: 0,6. Не просто половина, не получеловек. Нет, к "просто" тут припутывалась еще какая-то мелкая, диссимметрирующая дробность. В неполноту — как это ни противоречиво — вкрадывался какой-то излишек; какое-то "сверх"»¹. Современный мир, который оформляется и предстает даже не в виде картины мира, а в качестве — как я бы это обозначил — сверхбыстрой проекции случайных видеоэффектов на полупрозрачный, фосфоресцирующий слабым статическим мерцанием экран, обусловлен не то чтобы утратой измерений (свертыванием горизонтов и закупориванием бездн), но их трансформацией в единый все оплетающий контур. Едва светящийся экран современного информационного поля излучает на своей поверхности фон, в котором рассеиваются объекты бытийного поэзиса. Взгляду открывается не пространство, наделенное ландшафтом, где осуществляется дистрибуция вещей и событий, а ровное, размеченное на квадраты поле, во все концы теряющееся в белесой дымке.

' Кржижановский Сигизмунд. Сказки для вундеркиндов М , С 399-400

Наваждение глобализма

'Как ни вглядывайся вдаль, не увидишь линии горизонта, как ни всматривайся ввысь, не узришь небес

А поскольку в своей отчетливости мир собирается и конституируется сознанием в форме мысли, и иначе быть не может, то впадает в диссипацию и теряет собственную определенность он в форме примысла, — в результате паразитарной, избыточной работы воображаемого, порождающего лишь частичные объекты, отмеченные тем, что Кржижановский удачно называет «мелкой, диссимметрирующеи дробностью». Такой дробностью затронут не только сам мир, но и человек в мире, несущий у себя за спиной, будто бы вместо горба, «чужеродное что-то», — то, что просыпается на теневой стороне и выходит на свет, едва ты закрываешь глаза, словно бы засыпая наяву. Но если ты заснул наяву, то где ты проснулся? Попал ли ты туда, где был прежде пробуждения к свету, или оказался там, куда и не думал попасть? Кржижановский описывает территорию, задаваемую «примыслом», — опустошенную землю без границ, пересекая которую ты находишься нигде, а на ее изнанке растворяешься в массе

Массы культивируют отсутствие, причем отсутствие чрезмерное, — его олицетворяет «скудный телом» персонаж, у которого всего в избытке, кроме его собственного существа. Но поскольку глобализация вполне успешно может рассматриваться в качестве пустой химеры, порожденной грезами наяву того, кто в терминах классической метафизики именовался «трансцендентальным субъектом», то — напрашивается логичный вывод — не является ли она очередным, возможно последним, значимым признаком завершения метафизического проекта? Не должны ли мы посмотреть не только в сторону социального, политического или культурного бытия, но и в сторону бытия как такового? Мне вспоминается одно из моих любимых высказываний того же

Сигизмунда Кржижановского. «Хоть ты и филозоф, а за такие

Беседа 2

сновидения можешь проснуться там, где тебе и не снилось быть» Не просыпаемся ли мы все более необратимо внутри воплощенного в явь сна разума, — сна, который порождает вовсе не одних только жутких чудовищ, но и вполне приятные, комфортные вещи, к которым скоро привыкаешь, подобно теплой, уютной, убаюкивающей постели?

Т. Г.: Я ощущаю глобализацию почти физически, нахожусь внутри нее, поскольку много перемещаюсь по различным странам мира. При этом я скажу парадоксальную вещь: на самом деле она ведет нас к совершенной неподвижности. Это довольно страшное явление, которое я, впрочем, отчасти приветствую, потому что всегда хотелось увидеть весь мир, узнать, что существенного происходит в разных уголках земли. Однако я понимаю, что чем больше скорость твоего перемещения по миру, чем стремительнее меняются объекты восприятия, тем ограниченнее горизонт охвата и тем меньше проникновения в глубинное существо посещаемых тобою мест. Каждый из нас должен знать меру своей глобализации, дабы не впасть в состояние внутренней неподвижности, когда ты намертво приковываешься к процессу непрестанной смены красивых картинок и уже не можешь отвести взгляд, чтобы переключиться на более существенные вещи. Самое опасное в глобализации — это immobilite, незаметный переход от внешней скорости перемещения к абсолютной внутренней неподвижности. Чем человек поверхностней в негативном значении этого слова, тем он более склонен к перемене мест. Чем человек глубже, тем он сильнее привязан к своей земле Свою меру надо знать.

А. С.: Я вдруг вспомнил один парадокс, который свидетельствует о том, что идеальными глобалистами являются дети в возрасте от двух до пяти лет В этом возрасте