Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции - фон Мизес Людвиг. Страница 46

Одним из величайших достижений социальной философии XVIII в. стало раскрытие роли, которую в истории сыграл принцип более высокой производительности вследствие разделения труда. Именно против этих учений Смита и Рикардо были направлены самые яростные нападки адептов историзма.

Действие принципов разделения труда и его следствие – сотрудничество – в конечном итоге имеет тенденцию к созданию системы производства, охватывающей весь мир. В той мере, в какой географическое распределение естественных ресурсов не ограничивает тенденции к специализации и интеграции обрабатывающих отраслей, свободный рынок стремится развивать заводы, оперирующие в сравнительно узких областях специализированного производства, но обслуживающих всё население земного шара. С точки зрения людей, предпочитающих большее количество товаров более высокого качества по сравнению с меньшим количеством более плохих товаров, идеальная система состояла бы в наивысшей концентрации каждого вида производства. Тот же самый принцип, который вызвал появление таких специалистов как кузнецы, плотники, портные, пекари, а также врачи, учителя, художники и писатели, в конце концов привёл бы к появлению одной фабрики, обеспечивающей одним изделием всю ойкумену. Несмотря на то, что упомянутый географический фактор противодействует полной реализации этой тенденции, международное разделение труда всё же возникло и будет углубляться до тех пор, пока не достигнет границ, установленных географией, геологией и климатом.

Каждый шаг по пути углубления разделения труда в краткосрочной перспективе ущемляет личные интересы некоторых людей. Экспансия более эффективных заводов ущемляет интересы менее эффективных конкурентов, которых они вынуждают уходить с рынка. Технологические нововведения ущемляют интересы рабочих, которые больше не могут зарабатывать на жизнь, цепляясь за отвергнутые устаревшие методы производства. На краткосрочных имущественных интересах мелких предприятий и неэффективных рабочих неблагоприятно отражается любое новшество. Это не является новым явлением. Также не ново, что те, кому причинён вред экономическими усовершенствованиями, требуют привилегий, которые защитили бы их от более эффективных конкурентов. История человечества представляет собой длинную летопись препятствий, возводимых на пути более эффективных людей, ради получения выгоды менее эффективными.

Настойчивые попытки остановить экономические усовершенствования обычно объясняют ссылками на «интересы». Это объяснение весьма неудовлетворительно. Оставляя в стороне тот факт, что нововведение ущемляет только краткосрочные интересы некоторых людей, мы должны подчеркнуть, что, ущемляя интересы незначительного меньшинства, оно выгодно подавляющему большинству. Хлебозавод, безусловно, причиняет вред мелким пекарням. Но он причиняет им вред только потому, что улучшает условия жизни всех людей, потребляющих хлеб. Импорт иностранного сахара и часов вредит интересам незначительного меньшинства американцев. Но это благо для тех, кто хочет есть сахар и покупать часы. Вопрос стоит так: почему новшества непопулярны, хотя они приносят пользу огромному большинству людей?

Привилегия, предоставленная определённой отрасли в краткосрочной перспективе, выгодна только тем, кому в данный момент случилось в ней работать. Однако до определённой степени она причиняет вред всем остальным людям. Если каждый имеет какую-либо привилегию, в роли потребителя он теряет столько же, сколько выигрывает в качестве производителя. Более того, все несут потери в результате того, что во всех отраслях внутреннего производства из-за этих привилегий производительность снижается <см. выше. Гл. 2, раздел 3 и далее>. В той мере, насколько эффективно американское законодательство сдерживает большой бизнес, потери несут все, поскольку продукция производится с более высокими издержками на заводах, которые были бы вытеснены, не проводись данная политика. Если бы в борьбе с крупными предприятиями Соединённые Штаты зашли бы также далеко, как это сделала Австрия, то средний американец жил бы не намного лучше среднего австрийца.

Не интересы являются движущей силой борьбы против дальнейшего углубления разделения труда, а ложные идеи о так называемых интересах. Как и во всех остальных отношениях, историзм, исследуя эти проблемы, также видит только краткосрочный ущерб, выпадающий на долю некоторых людей, и игнорирует долгосрочные выгоды для всех людей. Рекомендуя конкретные мероприятия, он не упоминает о цене, которую за них необходимо заплатить. Каким весельем было изготовление обуви во времена Ганса Закса и менестрелей! Нет нужды критически анализировать подобные романтические грёзы. Сколько людей ходило в то время босиком! Каким позором являются крупные химические концерны! Но смогли бы аптекари в своих примитивных лабораториях произвести лекарства, убивающие микробы?

Те, кто желают запустить вспять часы истории, должны сказать людям, каковы будут издержки их политики. С разукрупнением большого бизнеса нет никаких проблем, если вы готовы мириться с последствиями. Если бы нынешние американские методы налогообложения доходов и имущества были внедрены пятьдесят лет назад, то большая часть тех новых вещей, без которых ни один американец не захочет сегодня обходиться, вообще не были разработаны или, если бы всё же выпускались, то были бы недоступны для большинства людей. То, что такие авторы, как профессора Зомбарт и Тауни говорят о блаженстве Средних веков, представляет собой просто плод фантазии. Попытки «достигнуть непрерывного и неограниченного повышения материального богатства», говорит профессор Тауни, ведёт к «разрушению души и беспорядку в обществе» <Tawney R.H. Religion and the Rise of Capitalism. – N. Y.: Penguin Book, n.d. P. 38 and 234>. Нет необходимости подчёркивать, что некоторые люди могут считать, что если душа так чувствительна, что её губит осознание того, что в первый год жизни умирает меньше младенцев и меньше людей умирает от голода, чем в Средние века, то её стоит погубить. Беспорядок в общество вносится не богатством, а попытками адептов историзма, таких, как профессор Тауни, дискредитировать «экономические потребности». В конце концов именно природа, а не капиталисты имплантировала человеку потребности организма и заставляет их удовлетворять. В коллективистских институтах Средних веков, таких как церковь, приход, деревенская община, клан, семья и гильдия, говорит Зомбарт, индивид «был обогрет и защищён подобно фрукту в кожуре» <Sombart W. Der proletarische Socialismus. 10th ed. – Jena. 1924. V. 1. P. 31>. Является ли это достоверным описанием времени, когда людей изнуряли голод, эпидемии, войны, преследование еретиков и другие бедствия?

Вне всякого сомнения, можно остановить дальнейший прогресс капитализма, или даже возвратиться в состояние, когда доминировали мелкие предприятия и более примитивные методы производства. Полицейский аппарат, организованный по образцу советской полиции, способен достичь многого. Вопрос только в том, будут ли готовы народы, создавшие современную цивилизацию, заплатить за это соответствующую цену.

Глава 11. Вызов сциентизма

1. Позитивизм и бихевиоризм

Царство естественных наук и науки о человеческой деятельности отличаются друг от друга категориальными системами, посредством которых они интерпретируют явления и создают теории. Естественные науки не знают ничего о конечных причинах [50]; научные изыскания и теоретизирование целиком и полностью направляется категорией причинности. Область наук о человеческой деятельности является сферой замысла и сознательного преследования целей; она телеологична.

Обе категории использовались первобытными людьми и до сегодняшнего дня используются каждым человеком в повседневном мышлении и деятельности. Простейшие навыки и приёмы подразумевают знание, собранное элементарными исследованиями причинности. Там, где люди не знали, как искать связь причины и следствия, они искали телеологическое объяснение. Они изобрели богов и дьяволов, целеустремлённым действиям которых приписали определённые явления. Один бог метал громы и молнии. Другой бог, сердясь на некоторые действия людей, убивал нарушителей стрелами. Злой глаз ведьм делал женщин бесплодными, а коров лишал молока. Такие взгляды порождали определённые методы действий. Поведение, приятное божеству, приношение жертв и молитвы считались подходящими средствами смягчить гнев божества, для нейтрализации колдовства использовались магические обряды. Постепенно люди узнали, что метеорологические явления, болезни и распространение эпидемий представляют собой природные феномены, а эффективную защиту обеспечивают громоотводы и антисептические средства, тогда как магические обряды бесполезны. Только в нынешнюю эпоху естественные науки в своих областях заменили финализм причинными, или каузальными исследованиями.