Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих. Страница 53

мы должны себе представлять людей, всецело стоящих на почве

чувственного созерцания и не имеющих никаких других предпосылок,

кроме неба над ними и земли вокруг них, ибо мифологические

представления были отброшены в сторону. Мысль в этом вещном

окружении свободна и ушла внутрь себя; она свободна от всякого

материала, она пребывает в своей чистоте у себя. Это чистое нахождение

у себя составляет отличительную черту свободного мышления, —

как бы отправляющегося в плавание в чистое море, где нет ничего

ни под нами, ни над нами и где мы находимся наедине с самими

собою.

§ 32.

3) Эта метафизика сделалась догматизмом, потому что она,

согласно природе конечных определений, должна была принимать,

что из двух противоположных утверждений, каковыми были

вышеуказанные положения, одно должно быть истинным, а другое — ложным.

Прибавление. Прямой противоположностью догматизма является

ближайшим образом скептицизм. Древние скептики называли

догматической вообще всякую философию, поскольку она выставляет

определенные положения. В этом, более широком смысле

скептицизм признает догматической также и собственно спекулятивную

философию. Но догматизм в более узком смысле состоит в том, что

удерживаются односторонние рассудочные определения и

исключаются противоположные определения. Это вообще строгое или-

, согласно которому утверждают, например, что мир или конечен,

или бесконечен, но непременно лишь одно из этих двух.

Истинное же, спекулятивное есть, напротив, как раз то, что не имеет в себе

таких односторонних определений и не исчерпывается ими, а, как

целостность, содержит внутри себя совместно те определения, которые

догматизм признает в их раздельности незыблемыми и

истинными. — В философии часто односторонность ставится на–ряду с

с целостностью, утверждается, что она есть по отношению к последней

некоторое особенное, незыблемое. Но на самом деле одностороннее

не есть нечто незыблемое и существующее само по себе, а содержится

в целом, как снятое. Догматизм рассудочной метафизики состоит в

том, что односторонние определения мысли удерживаются в их

изолированности; идеализм спекулятивной философии, напротив,

обладает принципом целостности и выходит за пределы односторонности

абстрактных определений рассудка. Так, например, идеализм

утверждает: душа не только конечна и не только бесконечна, а она есть по

существу своему как то, так и другое, и, следовательно, она не

есть ни то, ни другое, т. е. такие определения в их изолированности

не имеют значимости, а имеют силу лишь как снятые. — Идеализм

встречается также в нашем обычном сознании; мы соответственно ему

говорим о чувственных вещах, что они изменчивы, т. е. что они обладают

как бытием, так и небытием. — Упорнее держимся мы

рассудочных определений. Последние, как определения мысли, признаются

более прочными и даже абсолютно незыблемыми. Мы их

рассматриваем как отделенные друг от друга бесконечной пропастью, так

что противоположные друг другу определения никогда де не могут

соприкоснуться. Цель борьбы разума состоит в том, чтобы преодолеть

то, что фиксировано рассудком.

§ 33.

Первую часть этой метафизики в ее упорядоченной форме

составляла онтология, — учение об абстрактных определениям Сущности.

Для этих определений в их многообразии и конечной значимости, не

ПЕРВОЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 71

существовало принципа; их должны были поэтому эмпирически и

случайно перечислять; ответ на вопрос об их содержании мог быть

основан лишь на представлении, на заверении, что под этим

словом разумеют именно то–то и то–то, а иногда также и на

этимологии. При этом могла итти речь лишь о соответствующей

словоупотреблению правильности анализа и об эмпирической полноте,

а не об истинности и необходимости таких определений, взятых самими

по себе.

Примечание. Вопрос о том, истинны ли взятые сами по себе

понятия—-бытие, наличное бытие, или конечность, простота, сложность

и т. д., — должен казаться странным, если полагают, что речь может

итти лишь об истинности некоего предложения, и можно лишь

спрашивать, следует ли, согласно истине, приписывать (как

обыкновенно выражались) некоторое понятие некоторому субъекту или

нет; неистинность же в таком случае зависит от противоречия между

субъектом представления и понятием, которое присоединяют к нему

как сказуемое. Но понятие, как нечто конкретное, и даже как всякая

определенность, вообще представляет по существу внутри себя единство

различных определений. Если бы поэтому истина была не чем иным, как

отсутствием противоречий, то следовало бы рассмотреть относительно

каждого понятия, не содержит ли оно, взятое само по себе, такого

внутреннего противоречия.

§ 34.

Второй частью была рациональная психология или

пневматология, рассматривающая метафизическую природу души, а именно

дух, как некоторую вещь.

Примечание. Бессмертие думали найти в той сфере, в которой

находят свое место сложность, время, качественное изменение и

количественное прибавление или убавление.

Прибавление. Рациональной называлась психология в

противоположность эмпирическому способу рассмотрения проявлений души.

Рациональная психология рассматривала душу со стороны ее

метафизической природы, рассматривала ее так, как она определяется

абстрактным мышлением. Она хотела познать внутреннюю природу

души, хотела ее познать таковой, какова она в себе, какова она для

мысли. В наше время в философии мало говорят о душе. Дух отли-

чен от души, которая представляет собою как бы нечто среднее между

телесностью и духом или является связующим звеном между ними.

Дух, как душа, погружен в телесность, и душа есть животворящее

начало тела.

Прежняя метафизика рассматривала душу как вещь. Но вещь

есть очень двусмысленное выражение. Под вещью мы понимаем раньше

всего нечто непосредственно существующее, нечто такое, что мы себе

представляем чувственно, и в этом смысле говорили о душе.

Соответственно этому спрашивали, в каком месте обитает душа. Но если

душа находится в определенном месте, то она находится в

пространстве и является предметом чувственного представления. Точно так же

лишь при понимании души как вещи можно спрашивать, простая ли

она, или составная. Этот вопрос вызывал особенный интерес в связи

с вопросом о бессмертии души, поскольку полагали, что это

бессмертие обусловлено простотою последней. Но на самом деле

абстрактная простота есть определение, которое гак же мало соответствует

сущности души, как и определение сложности.

Что касается отношения рациональной психологии к

эмпирической, то первая стоит выше второй тем, что она ставит себе задачу

познать дух посредством мышления, а также и доказывать

мыслимое ею, между тем как эмпирическая психология исходит из

восприятия и лишь перечисляет и описывает то, что дает ей последнее. Но

если желают мыслить дух, то не надо оказывать такое сопротивление

его особенностям. Дух есть деятельность в том смысле, в котором

уже схоластики говорили о боге, что он есть абсолютная

активность. Но так как дух деятелен, то из этого вытекает, что он

обнаруживает себя. Мы должны поэтому рассматривать дух не как некое

неподвижное существо (ens), как это делала прежняя метафизика,

которая отделяла неподвижную внутреннюю сторону духа от его

внешней стороны. Дух следует рассматривать в его конкретной

действительности, в его энергии, и именно так, чтобы его внешние

проявления познавались как обусловленные его внутренней стороной.