Лидерство: проклятье или панацея? - Поломошнов Борис. Страница 4
Например: ослы и козлы; быки и бараны; крысы и свиньи.
Чем они хуже других?
Например, волков и овец?
Ничем.
Как сказал Уинстон Черчилль, собаки смотрят на людей снизу вверх, коты – верху вниз, и только свиньи усматрмвают в человеке равного себе.
Значит, вопрос следовало бы поставить значительно шире, нежели это сделал Эрих Фромм.
То есть, человек: осел или козел?; бык или баран?; крыса или свинья? (при желании этот перечень можно продолжить сообразно Вашей, уважаемый Читатель, зоологической эрудированности и творческой фантазии).
Как сказал когда-то псевдопролетарский поэт Владимир Маяковский, «все мы немножко лошади».
Добавим от себя: и не только.
Мы – все вместе и каждый из нас в отдельности – «немножко» разные животные, и нет смысла их всех перечислять.
В разных жизненных ситуациях, переделках и перипетиях мы – люди – ведем себя по-разному: где-то больше как одно; где-то – как другое.
Животное.
Не всегда – разумное.
Не всегда – человечное.
Иногда – как «нежный и ласковый зверь».
Иногда – как такая зверюга, от одного только сравнения с которой любая из действительно существующих тварей содрогнулась бы в ужасе и отвращении.
В отличие от них всех мы – люди – наделены правом выбора.
Козел обречен быть козлом.
Навсегда.
От первого своего козлиного вздоха и – до последнего.
По крайней мере, в этом Мире, далеком от совершенства, но близком к достоверности его существования.
Достоверность существования иных миров, где обитали бы козлы-трансформеры, лихо превращающиеся в бабочек с «крылышками бяк-бяк-бяк», более чем проблематична.
То же самое можно сказать и о мирах с ослами-перевоплощенцами.
И – с быками – перебежчиками в стан победившего врага.
И – с баранами, меняющими свой откровенно бараний имидж на внешне вполне импозантный.
В соответствии со сложившимися обстоятельствами.
И – со свиньями, в одночасье обретающими атрибуты луи-виттоновской элегантности, изысканности, утонченности и респектабельности.
Создание таких миров-трансформаторов – исключительная прерогатива человеческих особей, озабоченных тем, как бы побольше урвать, сделав вид, что эти руки ничего не брали, и получше пристроиться в обстановке быстро– меняющейся политической конъюнктуры.
На воротах таких миров следовало бы водрузить герб, с изображением хамелеона.
С лицом двуликого Ануса (ой, простите! – Януса!).
Предусмотрительно и оперативно вращающего своими пучеглазыми ликами – туда-сюда, туда-сюда.
Как флюгер.
От: «К лесу передом», – до – наоборот.
В силу сложившихся обстоятельств – не называя и не перечисляя их, а лишь констатируя их действительное наличие по факту – необходимо признать следующее.
Мы, люди, – единственные в этом Мире, кто могут быть любыми животными, включая рыб и земноводных, каковыми каждый из нас уже имел сомнительное удовольствие быть.
По крайней мере, на пренатальной стадии своего онтогенеза: вспомните себя в качестве эмбриона.
Вспомнили?
Более того, в силу тех же, то есть, сложившихся обстоятельств, мы, люди – единственные в Мире живые существа, которым дано и право выбирать – кем и какими нам быть, и обязанность это делать.
Безальтернативным был лишь выбор для ветхозаветного Адама: «Кем быть?».
Естественно, супругом такой же ветхозаветной Евы.
В его ситуации ему не было дано не только «третьего», но – даже «второго», которое на вполне законных основаниях – согласно закону классической Аристотелевой логики – нам всем полагается.
Много воды с тех пор утекло в Реке Времени.
Много сменилось на Земле потомков библейских Адама и Евы.
Сегодня мы – люди – все вместе и каждый из нас по отдельности – имеем выбор.
В каждой конкретной ситуации.
Хочешь и можешь копать – копай!
Не хочешь?
Не можешь?
Не копай!
Можешь рыть яму.
Себе.
Можешь – другому.
Роя яму другому, можешь вырыть ее себе.
Можешь прорывать канаву.
Поперек дороги.
Ни себе, ни людям.
Можешь рыть колодец.
Чтобы воды напиться.
И себе, и людям.
Можешь вырыть арык.
Орошать сады-огороды.
Себе и людям.
Не правда ли, широкий выбор?
А если хочешь, но не можешь?
А если можешь, но не хочешь?
А если не хочешь, не можешь, а надо?
Тогда как?
У Эриха Марии Ремарк’а есть удивительное произведение с еще более удивительным названием: «Zeit zu leben und Zeit zu sterben», – которое в переводе звучит, как «Время жить и время умирать».
Для человека время жить означает – по сути – время выбирать.
«Это сладкое слово «свобода»[именно под таким названием в 1972-м году Витаутасом Жалакявичусом был создан пророческий фильм, съемки которого происходили в Чили как раз накануне государственного переворота, совершенного – в точном соответствии сценарию фильма – под предводительством генерала Аугусто Пиночета 11 сентября (не правда ли, мистический день?) – 1973-го года] таит в себе невыносимые мýки.
Мýки выбора.
Мýки – потому что за сделанный «по своему хотению» выбор приходится самому нести ответственность, а этого ой как не хочется!
Человек на протяжении всей своей жизни обременен проклятьем: делать выбор.
Между тем, что хочется и тем, что тоже хочется, но иным.
Между тем, что хочется, но – «низ-з-я!», – и тем, что можно, но – не хочется.
Между тем, что хочется, и тем, что надо.
Между тем, что надо, и тем, что тоже надо, но – другим.
Выбирать человеку приходится не только между: «Быть или – не быть!», – ведь такой выбор делают для себя не только люди, и не всегда этот выбор в пользу «быть» (достаточно вспомнить, например, массовые самоубийства полярных леммингов или пеструшек, в чьем генетическом коде заложена именно такая, суицидная формула поведения в голодный год), но и – главное: если все-таки: «Быть!», – то: кем и каким?
Принцип: «С волками жить – по-волчьи выть», – не является безальтернативным.
Точно так же, как дилемма: «Кем быть: волком или овцой?», – для человека не является универсальной.
Именно человек – и только он – способен выбрать из всех имеющихся в наличии в качестве возможных вариантов, казалось бы, невозможный.
Не выть, как волк и не блеять, как овца; не рычать, как натасканный на травлю людей эсесовский пес, и не мычать, как ведомая на закланье покорная корова; не хрюкать, как самодовольная свинья и не визжать, как разъяренная макака; не шипеть, как змея, которой наступили на хвост (а у нее все, что не голова, то – хвост) , и не подстраивать окраску своих идей под сложившуюся политическую конъюнктуру, как хамелеон – цвет своей кожи под окружающий его ландшафт.
От всего этого вытья-блеяния-рычания-мычания-хрюканья-визжания-шипения-мимикрирования человек может отказаться.
Если захочет.
Если найдет в себе достаточно силы, мужества и мудрости, чтобы все это отвергнуть.
Категорически.
Бесповоротно.
Как сказал в одном из своих интервью газете «Wall Street Journal» Стив Джобс, «я столь же горд тем, от чего мы отказывались, как и тем, что мы сделали».
Соблазнов всегда и везде – хоть пруд пруди.
И каждый из них – по-своему манящ.
Часто – трудно совместим с другими, не менее манящими.
Как с неизбывной грустью произнес один из персонажей фильма «Раба любви», «кушать хочется, худеть хочется – все хочется!».
Хочется многого.
Спокойствия хочется, чтобы никто тебя никуда не дергал, и – востребованности – чтобы звали и приглашали.
Почета хочется и… искренности.
Признания заслуг.
Достойной оценки.
То есть – по достоинствам.
Как действительным, так и мнимым, то есть таким, каковые нам самим у нас самих мнятся.
И – чтобы хвалили.