Россия под ударом. Угрозы русской цивилизации - Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Страница 52

Растлевающее воздействие телевидения образует кооперативный эффект с одновременным обеднением населения. В ходе рыночной реформы в России сильнее всего обеднели именно дети (особенно семьи с двумя-тремя детьми). И глубина их обеднения не идет ни в какое сравнение с бедностью на Западе. А вот что там принесла неолиберальная реформа: «Самым тревожным симптомом оказывается обращение детей в культуру преступления. Не имея никаких видов на будущее, они глухи к требованиям благоразумия, не говоря о совести. Они знают, чего они хотят, и хотят они этого сейчас. Отсрочивание удовлетворения, планирование будущего, накапливание зачетов — всё это ничего не значит для этих преждевременно ожесточившихся детей улицы. Поскольку они считают, что умрут молодыми, уголовная мера наказания также не производит на них впечатления. Они, конечно, живут рискованной жизнью, но в какой-то момент риск оказывается самоцелью, альтернативой полной безнадежности, в которой им иначе пришлось бы пребывать… В своем стремлении к немедленному вознаграждению и его отождествлении с материальным приобретением преступные классы лишь подражают тем, кто стоит над ними» [32, с. 169].

Именно это, и в гораздо большей степени, произошло в России. Без духовного оправдания преступника авторитетом искусства не было бы взрыва преступности. Особенностью нашего кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов преступной морали — в прямом смысле. Преступник стал положительным лирическим героем в поэзии — таков был социальный заказ элиты культурного слоя.

Вот один из последних примеров — сериал «Сонька — Золотая Ручка», который снял Виктор Иванович Мережко.

Он восхищен ею — «талантливая воровка». В этой воровке, которая действовала в составе банды, он видит героя, востребованного нынешним обществом: «Она уже легенда. И войдет в число женщин-героинь обязательно! Это наша Мата Хари. Но не шпионка, а воровка». Национальная героиня России! В этих похвалах Мережко поддерживает телеканал «Россия»: «Ее таланту и авторитету в уголовном мире не было равных».

В русском фольклоре с уважением отзывались о мятежниках, иногда и о разбойниках с трагической судьбой, но не о профессиональных ворах и грабителях. Мережко говорит о том, что его побудило прославлять Соньку: «Уникальность и романтичность личности. Другой такой в нашей истории не было. Она не бандит вроде Пугачева или Разина». Вот теперь о ком надо слагать народные песни типа «Есть на Волге утес».

Режиссера спросили, хотелось бы ему встретиться с живой Сонькой. В ответ: «Конечно! Обязательно выразил бы ей свой восторг, уважение». Уважение! Мережко воровку уважает и детей учит: «Мы с дочкой даже сходили на Ваганьковское кладбище, где, по легенде, лежит Золотая Ручка. Нашли мраморный памятник, цветочки положили…» [17].

Чтобы этот особый дух «уважения к вору» навязать, хоть на время, большой части народа, трудилась целая армия поэтов, профессоров, газетчиков. Первая их задача была — устранить общие нравственные нормы, которые были для людей неписаным законом. В результате сегодня одним из главных препятствий к возврату России в нормальную жизнь стало широкое распространение и укоренение преступного мышления. Это нечто более глубокое, чем сама преступность. Этот вал антиморали накатывает на Россию и становится одной из фундаментальных угроз.

Российское общество подходит к пороговому моменту в исчерпании ресурсов советской культуры. При этом никаких ресурсов альтернативной культуры (например, «западной») не появилось. До сих пор даже и антисоветская мысль в России питалась советской культурой и была ее порождением, а теперь и она — как рыба, глотающая воздух на песке.

Обрезав советские корни, жители России не обрели других и становятся людьми ниоткуда, идущими в никуда. Когда они дойдут до нужной кондиции, их богатства и человеческий материал будут потреблены более жизнеспособными цивилизациями. Но исход вовсе не предопределен. Если молодежь России хочет выжить как большая культурная общность, она еще имеет время, чтобы хладнокровно рассмотреть все варианты будущего и определиться. Главные устои культуры быстро не исчезают, а лишь уходят вглубь, становятся сокровенными и теряют качества активных социальных факторов. Нужны усилия, чтобы их «оживить».

Глава 6. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РОССИИ

В гл. 2 мы говорили о «демонтаже» народа России как о главной, системообразующей угрозе для России. Распад, болезнь главного субъекта нашей истории предопределяет слабость, уязвимость страны, общества, государства перед лицом всех других угроз. Другим «срезом» этой же главной угрозы можно считать «демонтаж» тех оснований, на которых Россия сложилась как цивилизация.

В информационно-психологических войнах одной из главных целей является убедить население противника и мировое общественное мнение в том, что другая воюющая сторона не является цивилизацией. По отношению к державе этого добиться трудно, и подобные атаки носят чисто агитационный, эмоциональный характер. Обычно противник ограничивается тем, что формирует интеллектуальную бригаду, которая изготавливает наукообразную «теорию», согласно которой враждебная держава или является цивилизацией с дефектной мировоззренческой матрицей (типа «ацтеки практиковали человеческие жертвоприношения» или «в глубине души каждого русского пульсирует ментальность раба»), или является всего лишь частью (версией) другой цивилизации, но частью вырожденной, отставшей.

Если это достигается, противник теряет очень большую часть своих символических ресурсов. В обычном праве, а сейчас все больше и в формальном международном праве, страна, лишенная статуса цивилизации, практически перестает быть субъектом права. На деле действует разработанная еще Локком презумпция естественно права цивилизованного государства («гражданского общества») вести войну с варварской страной (против тех, кто «не обладает разумом»), захватывать ее территорию, экспроприировать достояние (в уплату за военные расходы) и обращать в рабство ее жителей. 46 Так были легитимированы рабовладение и работорговля в ХVI-ХIХ веках.

Во время колониальных захватов — для очистки земли от туземцев, работорговли и жестокой эксплуатации — требовалось создание идеологии, выводящей туземных иных за рамки принятых в западном обществе представлений о человеке и его правах. Одновременно свои повязывались круговой порукой солидарности цивилизованного человека. Идеологи хватались за любую «научную» теорию, манипулируя которой можно было «рационально» подтвердить представления о «варварах» как не вполне людях. Великий французский просветитель Монтескье, вкладывая свои деньги в прибыльную работорговлю, убедительно обосновывал рабство: «Сахар был бы слишком дорог, если бы не использовался труд рабов. Эти рабы — черные с головы до ног, и у них такой приплюснутый нос, что почти невозможно испытывать к ним жалость. Немыслимо, чтобы Бог, существо исключительно умное, вложил бы душу, тем более добрую душу, в совершенно черное тело» [25].

В настоящее время крайней степенью лишения страны статуса цивилизованной является ее квалификация как «страны-изгоя» или, как в случае СССР, «империи зла». Такие кампании достигают успеха в том случае, когда в стране возникает влиятельная общественная группа, воюющая на стороне противника, а в редких удачных случаях, когда такая сила возникает в лоне власти.

Как же определялись в этих вопросах реформаторы России во время перестройки и после 1991 года?

Среди идеологов антисоветского проекта бытовало три версии. Первая из них гласила, что Россия не является ни самостоятельной цивилизацией, ни частью иной большой цивилизации, она выпала из мирового цивилизационного развития и осталась в состоянии варварства.