Месть под расчет - Джордж Элизабет. Страница 19

– Питер, что с тобой? – хрипло проговорила она. – Что с тобой случилось? Это же Сидни. Сидни!

Питер засмеялся. Саша улыбнулась. И оба устроились поудобнее, чтобы получить удовольствие от летнего солнца.

***

Леди Хелен прислушивалась к тому, что происходит за дверью, в спальне Сент-Джеймса, но до нее не долетало ни звука. Собственно, она сама не понимала, чего ждала. Не в его характере что-либо, выходящее за рамки одиноких размышлений, и не тот он человек, чтобы поступать вопреки привычному образу действий. Вот и теперь тоже. В его комнате стояла такая тишина, что не проводи его леди Хелен самолично до этой самой комнаты два часа назад, она сочла бы ее необитаемой. Но она-то отлично знала, что он там и что он приговорил себя к одиночеству.

Что ж, подумала она, у него было достаточно времени, чтобы помучить себя. Пора его вытаскивать.

Она уже было подняла руку, чтобы постучать, но тут Коттер открыл дверь и, увидев ее, шагнул в коридор, но при этом бросил быстрый взгляд назад – леди Хелен успела заметить, что шторы опущены, – и закрыл за собой дверь. После этого он скрестил руки на груди.

Если бы леди Хелен позволяла себе мифологические аллюзии, то непременно сравнила бы Коттера с Цербером. Но, поскольку сдаваться было не в ее привычках, она распрямила плечи и пообещала себе, что Сент-Джеймсу не удастся от нее избавиться, поставив у двери Коттера.

– Он встал? – спросила она как бы между прочим, на правах старой дружбы, намеренно обходя вниманием темноту в комнате, которая недвусмысленно говорила о том, что Сент-Джеймс лежит и вставать не собирается. – Томми сегодня вечером везет нас в Нанруннел, и Саймону вряд ли захочется пропустить экскурсию.

Коттер напрягся.

– Он попросил меня извиниться перед всеми. Ему нехорошо сегодня. Болит голова. Вы же знаете, каково это.

– Нет!

Коттер мигнул, а леди Хелен, взяв его за руку, потащила к окнам на другой стороне коридора.

– Коттер, пожалуйста, не позволяйте ему сидеть в одиночестве.

– Леди Хелен, нам…

Коттер умолк. Судя по всему, он собирался урезонивать ее, а леди Хелен это было ни к чему.

– Вам известно, что произошло?

Чтобы не отвечать, Коттер достал из кармана платок, высморкался, а потом уставился на брусчатку и фонтан во дворе.

– Коттер, вам известно, что произошло? – повторила свой вопрос леди Хелен.

– Известно. От Деборы.

– Тогда вам должно быть понятно, что он не должен мучиться там в одиночку.

– Но я получил распоряжение…

– Плевать на распоряжение. Тысячу раз вам было на них плевать. Вы поступали, как вам подсказывали ваши чувства. Вот и теперь пусть будет так же. – Леди Хелен помолчала, стараясь осмыслить план, который был бы по душе Коттеру. – Итак. Вас требуют в гостиную. Там все собираются, чтобы выпить херес. Меня вы не видели, поэтому не могли предотвратить мое вторжение к мистеру Сент-Джеймсу. Идет?

Не позволив себе даже тень улыбки, Коттер кивнул в знак согласия:

– Идет.

Леди Хелен долго смотрела ему вслед, прежде чем вошла в комнату Сент-Джеймса, который лежал на кровати, однако пошевелился, когда хлопнула дверь, следовательно, не спал.

– Саймон, дорогой, – объявила она, – прошу прощения за высокий штиль, но сегодня вечером у нас есть возможность повысить свой культурный уровень в Нанруннеле. Однако если мы хотим выжить, то нам нужно подкрепиться шестью-семью бокалами хереса. Полагаю, Томми и Дебора уже намного опередили нас, так что поторопись. Что ты наденешь?

Не переставая говорить, она подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы, и стала заниматься ими, скорее желая потянуть время. Когда же шторы сыграли свою роль, она вернулась к кровати и обнаружила, что Сент-Джеймс пристально следит за ней и откровенно забавляется на ее счет.

– Нельзя же так прямолинейно, Хелен.

Она вздохнула с облегчением. Если Сент-Джеймсу не было свойственно жалеть себя, то уж в ненависти он не знал удержу. Но далее это, вероятно, прошло, пока они стояли одни на утесе после того, как Дебора увела Сидни домой.

Убил бы ее Брук или только изнасиловал, думал Сент-Джеймс, пока я стоял бы тут и смотрел, не в силах ничего изменить? Я-то был в безопасности. И вмешаться не мог. Никакого риска, правильно? Такая у меня жизнь.

В его словах не чувствовалось злости, зато в них звучало самоуничижение, что было намного хуже.

Тогда она закричала. Никто так не думает! Никто так не думает о тебе!

Хелен говорила правду, но эта правда никак не меняла того, что он сам думал о себе, не в силах примириться со своим увечьем.

– Что будет? – спросил он. – Соревнование по метанию дротиков в «Якоре и розе»?

– Нет. Кое-что получше. Наверняка ужасное представление «Много шума из ничего» в деревенской школе. На самом деле это представление приурочено к приезду Томми и его помолвке. Дейз говорит, так сказал ректор, когда приезжал, чтобы пригласить нас туда.

– Те же самые любители, что ставили…

– …»Как важно быть серьезным» два года назад. Дорогой Саймон, ты прав. Те же самые.

– Господи! Да это представление наверняка не сравнится с нанруннелским галантным поклоном Оскару Уайльду! Там преподобный мистер Суини красноречиво вопил в качестве Алджернона, не успев проглотить сэндвич с огурцом. А уж что говорить об оладьях!

– А что ты скажешь о мистере Суини в роли Бенедика?

– Только дурак может пропустить такое.

Сент-Джеймс потянулся за костылями, поднялся с кровати, побалансировал немного, чтобы обрести равновесие, и поправил на себе длинный халат.

Леди Хелен отвела взгляд под тем предлогом, что ей захотелось поднять с пола несколько лепестков, упавших с цветов, что стояли на полке в изголовье кровати. На ладони они были как крошечные атласные лоскуты. Она поискала взглядом корзинку для мусора, старательно скрывая, что знает о гордыне Сент-Джеймса, не позволяющей ему демонстрировать свое уродство.

– Кто-нибудь видел Томми?

Леди Хелен правильно поняла его вопрос.

– Он ничего не знает. Нам повезло не встретиться с ним.

– И Деборе тоже?

– Она была с Сидни. Уложила ее в ванну, потом в постель, напоила чаем. – Она коротко и невесело хохотнула. – Чай – это моя идея. Правда, понятия не имею, какое действие он должен был произвести.

– А Брук?

– Хорошо бы он уехал в Лондон!

– Хорошо бы, но сомневаюсь. А ты?

– Тоже.

Сент-Джеймс стоял рядом с кроватью, и леди Хелен понимала, что должна уйти и дать ему возможность одеться, однако что-то ее смущало в нем – слишком он контролировал себя, – и она помедлила. Многое осталось недосказанным.

Она отлично знала Сент-Джеймса, лучше, чем кого бы то ни было. За последние десять лет ей стала известна его слепая преданность судебной медицине и его неколебимое желание создать себе безупречную репутацию в качестве эксперта, а также его бесконечное самокопание, стремление к совершенству и самобичевание, если что-то шло не так. Сколько они говорили об этом за ланчами и обедами, в его кабинете, когда дождь бился в окна, по пути в суд, на лестницах, в лаборатории. Однако они никогда не говорили о том, что ему не по силам. В этот ареал никому не было доступа. До сегодняшнего дня. Но даже на скале, когда он наконец открылся до конца, леди Хелен не нашла подходящих слов.

Что же сказать ему сейчас? Она не знала. Не в первый раз она спрашивала себя, какие узы связывали бы их сейчас, если бы восемь лет назад, подчинившись его просьбе, она не покинула его больничную палату. Подчиниться было гораздо легче, чем броситься в неведомое, как головой в омут. Поэтому теперь ей нельзя было уйти, ничего не сказав ему такого, что – хотя бы немного – помогло бы ему обрести уверенность в себе.

– Саймон.

– Хелен, мои таблетки на полочке над раковиной, – сказал Сент-Джеймс. – Не принесешь две?

– Таблетки?

Леди Хелен задумалась. У нее почти не было сомнений, что она правильно разгадала мотивы Сент-Джеймса, когда он заперся в своей комнате. И вел он себя так, словно не испытывал боли, несмотря на уверения Коттера.