Ради Елены - Джордж Элизабет. Страница 36

— Адам Дженн? — спросил он.

Молодой человек кивнул и сказал девушке:

— Встретимся на следующей неделе, Джойс. Но прежде чем писать следующее эссе, ты должна закончить чтение. Список у тебя есть. И способности тоже. Только не ленись, хорошо? — Он улыбнулся, чтобы сгладить последнее замечание, но улыбка получилась механической — быстрый изгиб губ, который не скрыл настороженности в его карих глазах.

— Спасибо, Адам, — ответила Джойс с придыханием, словно таящим в себе скрытое приглашение. Она улыбнулась на прощание, и через минуту они услышали громкий стук ее каблуков по деревянной лестнице. И только когда дверь на первом этаже раскрылась и захлопнулась, Адам Дженн пригласил Линли в кабинет Уивера.

— Доктора Уивера нет, — заметил он. — Если, конечно, он вам нужен.

Линли сразу не ответил. Вместо этого он неспешно подошел к одному из окон, которое, как и единственное окно его комнаты в этом же здании, располагалось в нарядном фронтоне, выходящем на Айви-корт. Однако в отличие от комнаты Линли, стол не стоял в нише. Там располагались друг против друга два уютных потрепанных кресла, разделенные облупившимся столом, на котором лежала книга «Эдуард III: культ рыцарства». Ее автором был Энтони Уивер.

— Он гениален. — В замечании Адама Дженна звучала защитная нотка. — Никто в стране не может соперничать с ним в области средневековой истории.

Линли надел очки, открыл книгу и перелистнул несколько страниц с мелким шрифтом. Случайно его глаза наткнулись на следующие слова: «…но именно варварское отношение к женщинам, как к рабыням, приносимым в жертву политическим прихотям их отцов и братьев, снискало этому веку славу века искусной дипломатии, за которой едва — и лишь спорадически — просматриваются интересы демоса». Годами не прикасаясь к университетским сочинениям, Линли изумленно улыбнулся. Он уже забыл о пристрастии академиков к выражению своих мыслей с такой непреодолимой напыщенностью.

Линли прочитал посвящение книги «Моей дорогой Елене» и захлопнул ее. Потом снял очки.

— Вы выпускник доктора Уивера, — произнес он.

— Да. — Адам Дженн переступил с ноги на ногу. Из-под черной академической мантии выглядывали белая рубашка и свежевыстиранные джинсы. Он сунул кулаки в задние карманы джинсов и молча ждал у овального столика, на котором лежали три открытых книги и полдюжины написанных от руки эссе.

— Как вы начали заниматься под руководством доктора Уивера? — Линли снял пальто и повесил его на спинку старого кресла.

— Небольшая удача первый раз в моей жизни, — ответил Адам.

Это был любопытный уход от ответа. Линли приподнял бровь. Адам понял намек и продолжил:

— Когда я был студентом, то прочитал две его книги. Я слышал его лекции. Когда в начале пасхального триместра в прошлом году его избрали кандидатом на Пенфордскую кафедру, я попросил его руководить моей научной работой. Чтобы руководитель Пенфордской кафедры был твоим наставником… — Адам оглядел комнату, словно разбросанные в ней предметы могли подсказать ему подходящее объяснение важности места Уивера в его жизни. Он выбрал следующее: — Выше просто не подняться.

— Тогда вы несколько рискуете, так рано связываясь с доктором Уивером? Что, если он не получит назначение?

— С моей стороны риск того стоит. Как только он получит кафедру, его завалят просьбами о научном руководстве. Поэтому я решил быть первым.

— Похоже, вы вполне уверены в нем. Я всегда считал, что эти назначения — по большому счету политика. Изменение академического климата — и кандидат проиграл.

— Это верно. Кандидаты ходят по краю пропасти. Наживут врагов в отборочной комиссии, не угодят начальству — и тогда им конец. Но члены комиссии будут дураками, если не вознаградят Уивера. Как я уже говорил, он лучший в стране специалист по Средневековью, и не найдется никого, кто мог бы с этим поспорить.

— Я так понимаю, он вряд ли наживет врагов или не угодит кому-нибудь?

Адам Дженн весело рассмеялся:

— Доктор Уивер?

— Понятно. Когда состоятся выборы?

— Тут нечто странное. — Адам смахнул со лба тяжелую соломенную прядь. — Победившего должны были назвать в прошлом июле, но комиссия все тянула с выборами и стала всех проверять, словно искала какие-то тайны. Глупость.

— Возможно, простая осторожность. Мне дали понять, что быть главой этой кафедры очень престижно.

— Это центр исторических исследований Кембриджа. Руководить им может лишь лучший из лучших. — На щеках Адама появились две тонкие алые линии. Вне всякого сомнения, он уже представлял себя руководителем кафедры в отдаленном будущем, когда Уивер выйдет на пенсию.

Линли шагнул к столу, бегло взглянув на эссе, разбросанные по нему:

— Мне сказали, вы делите эти комнаты с доктором Уивером.

— Да, я почти каждый день провожу здесь несколько часов. Тут же я занимаюсь со студентами.

— И сколько это уже продолжается?

— С начала триместра.

Линли кивнул:

— Уютная обстановка, намного приятнее, чем во время моей учебы в университете.

Адам оглядел разбросанные в беспорядке эссе, книги, мебель и оборудование. Очевидно, «уютно» не было бы первым словом, пришедшим ему на ум, если бы его попросили оценить комнату. Поэтому он соотнес замечание Линли с тем, что тот мог увидеть несколько минут назад. Повернув голову к двери, Адам произнес:

— А, вы имеете в виду подсобку и спальню. Жена доктора Уивера обставила их прошлой весной.

— В предвкушении избрания на важную должность? Важному профессору нужны подобающие комнаты?

Адам уныло усмехнулся:

— Что-то в этом роде. Но сюда ей не удалось добраться. Доктор Уивер не позволил бы. — Последнюю фразу он добавил словно для того, чтобы объяснить разницу между кабинетом и соседними комнатами, а заключил слегка язвительно: — Вы ведь знаете, как это бывает, — заговорщическим тоном, которым могут говорить двое мужчин и который ясно означает одно: женские причуды приходится терпеть, и именно мужчины обладают поистине ангельским терпением.

Линли сразу понял, что рука Джастин Уивер не коснулась кабинета. И хотя комната не была двойником берлоги Уивера у него дома, некоторые родственные черты сразу же бросались в глаза. Здесь царил тот же книжный беспорядок, та же атмосфера обитаемости, которой отличалась комната на Адамс-роуд.

Все свидетельствовало о кипучей, идущей в разных направлениях работе. Сердцем кабинета был большой сосновый письменный стол с компьютером, заваленный до предела. Овальный стол был как бы центром конференц-зала, а оконная ниша служила местом для чтения, так как прямо под окном стоял маленький книжный стеллаж, до которого можно было спокойно дотянуться с любого из кресел. Даже электрический камин со светло-коричневыми изразцами служил не только для обогрева: каминная полка использовалась для сортировки почты, и вдоль нее лежали в ряд более дюжины конвертов с именем Энтони Уивера. В конце этого ряда стояла двойная поздравительная открытка, и Линли взял ее: на ней оказалось веселое поздравление с днем рождения с обращением «Папочка!» и подписью «Елена» округлым почерком.

Линли поставил открытку на место и повернулся к Адаму Дженну, который по-прежнему стоял у стола, сунув одну руку в карман, а другой облокотившись на спинку стула.

— Вы знали ее?

Адам выдвинул стул. Линли сел рядом с ним за стол, отодвинув в сторону два сочинения и чашку с холодным чаем, на поверхности которого плавала тонкая неаппетитная пенка.

Лицо Адама стало серьезным.

— Я ее знал.

— Вы были в кабинете, когда она в воскресенье вечером звонила отцу?

Взгляд Адама переместился на текстофон, стоявший на маленьком дубовом столике у камина.

— Она сюда не звонила. Или звонила после моего ухода.

— Когда вы ушли?

— Где-то в половине восьмого. — Адам взглянул на часы, словно для подтверждения. — Мне нужно было встретиться с тремя людьми в университетском центре в восемь, но сначала я зашел в свои комнаты.

— Комнаты?