Расплата кровью - Джордж Элизабет. Страница 38

Она села и, в беспокойстве взяв картонку со спичками из сумочки Джой Синклер, задумалась над ней.

На ней была любопытная надпись, всего три слова: «Вино – это Плуг», где роль тире выполняла наклоненная пинтовая кружка, из которой текло светлое пиво. Здорово, подумала Барбара, забавные сувенирчики, из тех, что берешь, суешь в сумочку и забываешь. Но она знала, что рано или поздно Линли вцепится в спички как в еще одну улику, подкрепляющую вину Дэвис-Джонса. Потому что Айрин Синклер сказали что ее сестра не курила.

А все видели, что Дэвис-Джонс курил.

– Нам нужны реальные улики, Томми, – говорил Сент-Джеймс. – Ты и сам прекрасно знаешь, что все это чистейшей воды догадки. Даже отпечатки Дэвис-Джонса на ключе легко объясняются показаниями Хелен.

– Я согласен, – ответил Линли. – Но у нас будут данные экспертизы из Департамента уголовного розыска Стрэтклайда.

– Самое маленькое, через несколько дней.

Линли продолжал, словно не слышал этой реплики:

– Я не сомневаюсь, что выплывет какая-нибудь улика. Волос, волокно. Ты и сам прекрасно знаешь, что невозможно совершить преступление без единой улики.

– Но даже в этом случае, если Дэвис-Джонс был в комнате Джой ранее в тот день – а из показаний Гоувана следует, что был, – чего ты добьешься, представив его волосок или волокно от его пиджака? Кроме того, ты и сам прекрасно знаешь, что картина преступления была искажена, поскольку тело унесли, и это будет известно каждому адвокату. Насколько я понимаю, мы постоянно возвращаемся к мотиву. Улики у нас неважнецкие. Только мотив даст им силу.

– Поэтому я и еду завтра в Хэмпстед, в кварти Джой Синклер. У меня такое чувство, что недостающие детали все там, ждут, когда их сложат вместе.

Услышав это заявление, Барбара остолбенела. Пока никак нельзя было уезжать…

– А как же Гоуван, сэр? Вы забыли, что он пытало нам сказать? Что кого-то не видел. А единственный человек, которого, по его показаниям, он прошлой ночью видел, – это Рис Дэвис-Джонс. Вы не думаете что он хотел изменить свои показания?

– Он не закончил предложения, Хейверс, – ответил Линли. – Он сказал два слова – «не видел». Не видел кого? Не видел что? Дэвис-Джонса? Коньяк, который тот, предположительно, нес? Он ожидал увидеть в его руках какой-нибудь предмет, потому что он вышел из библиотеки. Он ожидал увидеть бутылку. Или книгу. А если он обознался? Что, если позднее он сообразил, что то, что он видел, было не книгой, а орудием убийства?

– А что, если он вообще не видел Дэвис-Джонса и именно это пытался нам сказать? Или видел кого-то другого, специально пытавшегося подделаться под Дэвис-Джонса, возможно, в его пальто? Это мог быть кто угодно.

Линли резко встал.

– Почему вы так упорно стараетесь доказать невиновность этого человека?

По его резкому тону Барбара поняла, что угадала направление его мыслей. Но она тоже умела при случае бросить вызов.

– А почему вы так упорно стараетесь доказать его виновность?

Линли собрал вещи Джой.

– Я ищу улики, Хейверс. Это моя работа. И я верю, что улики обнаружатся в Хэмпстеде. Будьте готовы к половине девятого.

Он направился к двери. Барбара устремила на Сент-Джеймса умоляющий взгляд, молча призывая вмешаться, ибо знала, что сама она бессильна, что дружба куда более влиятельна, чем логика и свод правил, для процедуры полицейского расследования.

– Ты уверен, что следует завтра ехать в Лондон? – медленно спросил Сент-Джеймс. – Ведь предстоит дознание…

Линли обернулся в дверях, его лицо оказалось в провале теней в холле.

– Здесь, в Шотландии, мы с Хейверс не можем добыть качественных улик. Дознанием займется Макаскин. Что касается неопрошенных, мы возьмем их адреса. Они вряд ли покинут страну, когда их заработок связан с лондонской сценой.

И с этими словами он ушел.

– Мне кажется, что за это Уэбберли снимет с него голову, – сказала Барбара, когда наконец снова обрела дар речи. – Вы можете его остановить?

– Я могу только уговорить его, Барбара. Но Томми не дурак. Чутье никогда его не подводило. Если он чувствует, что напал на что-то, нам остается только ждать, что он там накопает.

Несмотря на заверения Сент-Джеймса, у Барбары от волнения пересохло горло.

– Уэбберли может его за это уволить?

– Ну, это смотря как все обернется.

Его сдержанный тон сказал ей все…

– Вы считаете, что он ошибается, да? Вы тоже т, маете, что это лорд Стинхерст. Боже всевышний что с ним такое? Что с ним случилось, Саймон?

Сент-Джеймс взял бутылку виски.

– Хелен, – просто ответил он.

Линли медлил у двери леди Хелен с ключом в руке.

Половина третьего. Она, без сомнения, уже заснула, и его вторжение будет непозволительно грубым и нежеланным. Но ему нужно было увидеть ее. И он прекрасно понимал, что врывается к ней отнюдь не по долгу службы. Он разок стукнул в дверь, отпер ее и вошел.

Леди Хелен в этот момент брела по комнате, но остановилась, увидев его. Он закрыл дверь и молча огляделся, подмечая каждую мелочь и мучительно силясь понять, что все эти мелочи могут означать.

Ее постель была не разобрана, желто-белое покрывало натянуто на подушки. Туфли, узкие черные лодочки на каблуках, валялись на полу рядом с кроватью. Она сняла только их и украшения: золотые серьги, тонкая цепочка, изящный браслет лежали на ночном столике. Этот браслет привлек его внимание, и он вдруг с болезненной нежностью подумал, как тонки ее запястья, если на них можно надеть такой браслет. В комнате особо не на что было смотреть – платяной шкаф, два стула да туалетный столик, в зеркале которого они оба сейчас отражались, настороженные, как смертельные враги, неожиданно наткнувшиеся друг на друга, но не имеющие ни силы, ни желания биться снова.

Линли прошел мимо нее к окну. Западное крыло дома протянулось во тьме, посверкивая яркими щелями света там, где шторы в окнах были задернуты неплотно, где постояльцы, как и Хелен, дожидались утра. Он задернул шторы.

– Что ты делаешь? – Ее голос прозвучал осторожно.

– Здесь слишком холодно, Хелен. – Он дотронулся до почти холодного радиатора и, вернувшись к двери, негромко крикнул молоденькому констеблю, дежурившему на верхней лестничной площадке: – Не поищете где-нибудь тут электрический обогреватель?

Молодой человек кивнул, и он снова закрыл дверь и обернулся к ней. Расстояние между ними казалось огромным. Воздух стал плотным от враждебности.

– Почему ты запер меня здесь, Томми? Боишься, что я кого-нибудь убью?

– Конечно, нет. Все заперты. До утра.

На полу рядом со стулом лежала книга. Линли поднял ее. Это был детектив, со знакомыми пометками. Была у Хелен такая манера – ставить на полях стрелки и восклицательные знаки, подчеркивать фразы, писать свои комментарии. Она всегда считала, что ни один автор не в состоянии заморочить ей голову, что она сможет разрешить любую головоломку гораздо быстрее, чем он. Из-за этого он добрых десять лет был получателем ее проштудированных, с загнутыми уголками книг. Прочти это, Томми, дорогой. Ты ни за что это не разгадаешь.

Воспоминания нахлынули с внезапной силой, он ощутил острую печаль, почувствовав себя брошенным и совершенно одиноким. И то, что он собирался сказать, только ухудшит их отношения… Но он знал, что поговорить с ней придется, чего бы это ни стоило.

– Хелен, мне невыносимо видеть, как ты это с собой делаешь. Ты пытаешься заново сыграть историю с Сент-Джеймсом, но с другой концовкой, я не хочу, чтобы ты это делала.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. К Саймону это не имеет никакого отношения.

Леди Хелен так и стояла в другом конце комнаты, словно шагнуть в его сторону означало каким-то образом сдаться. А она ни при каких условиях этого не сделает.

Линли показалось, что он заметил маленький синяк у основания ее шеи, там, где воротник ее блузки спадал к выпуклостям груди.

Но когда она повернула голову, синяк исчез: это был световой обман, игра его воспаленного воображения.