Расплата кровью - Джордж Элизабет. Страница 62

– Муж вашей сестры, Филип Джеррард, принимал в этом во всем участие? – спросил Линли.

– Да. То есть его не было в библиотеке, когда Джеффу позвонили, но они с Франческой и Маргерит услышали вопль отца и ринулись наверх. Они ворвались в комнату всего секунду спустя после того… как все было кончено. Разумеется, Филип сразу же пошел к телефону вызвать полицию. Но мы… все остальные отговорили его. Скандал. Суд. Отец возможно, угодил бы в тюрьму. При одной этой мысли с Франческой случилась истерика. Поначалу Филип был непреклонен, но, в конце концов, что он мог сделать против нас всех и особенно Франчи? Поэтому отец помог нам перевезти своего… Джеффри, его тело… туда, на развилку, где влево дорога уходит к Хиллвью-фарм, а прямо – спуск к Килпейри-Виллидж. Мы взяли только автомобиль Джеффа, чтобы не было следов от других колес. – Он улыбнулся, охваченный приступом изощренного самобичевания. – Мы все учли. От развилки долгий отлогий спуск, с двумя крутыми поворотами, один за другим, зигзагом. Мы усадили Джеффа за руль и включили мотор. Автомобиль набрал скорость. На первом повороте он перелетел через дорогу, врезался в изгородь, опустился на второй поворот и врезался в ограждение. Потом загорелся. – Он вытащил белый носовой платок – идеально выглаженный квадратик льна – и вытер глаза. Bернулся к столу, но не сел. – Потом мы пошли домой. Дорога почти полностью обледенела, поэтому следов мы не оставили. Ни у кого даже не возникло сомнения в том, что это был несчастный случай. – Его пальцы коснулись фотографии отца, по-прежнему лежавшей на столе там, куда, среди прочих, положил ее Линли.

– Тогда почему из Лондона приехал сэр Эндрю Хиггинс, чтобы опознать тело и дать показания на следствии?

– Подстраховка. На случай, если кто-то вдруг заметил бы что-то странное в характере травм Джеффри, что могло поставить под сомнение всю нашу историю. Сэр Эндрю был старейшим другом моего отца. Ему можно было доверять.

– А участие Уиллингейта?

– Не прошло и двух часов после аварии, как он приехал в Уэстербрэ. Он ехал сюда, чтобы увезти Джеффа в Лондон и побеседовать с ним. Предупреждение о его приезде, очевидно, и содержалось в телефонном звонке моему брату. Отец сказал Уиллингейту правду. И они заключили уговор. Это останется тайной – на официальном уровне. Правительство не хотело, чтобы теперь, когда агент мертв, стало известно, что он много лет проработал в министерстве обороны. Мой отец не хотел, чтобы стало известно, что его сын был агентом. И тем более не хотел идти под суд за убийство. Поэтому остановились на истории с автокатастрофой. А остальные поклялись молчать, что все эти годы и делали. Но Филип Джеррард был порядочным человеком. Всю жизнь его мучила совесть из-за того, что он позволил уговорить себя скрыть убийство.

– И поэтому он не похоронен на земле Уэстербрэ?

– Он считал, что осквернил ее.

– Почему вашего брата похоронили там?

– Отец и слышать не хотел о том, чтобы хоронить его в Сомерсете. Еле-еле уговорили вообще устроить Джеффу мало-мальски приличную могилу. – Стинхерст наконец посмотрел на жену. – Мы все поплатились за мятеж Джеффа, верно, Мадж? Но больше всего мы с тобой. Мы потеряли Алека. Мы потеряли Элизабет. Мы потеряли друг друга.

– Между нами всегда стоял Джефф, – бесцветным голосом произнесла она. – Все эти годы. Ты всегда вел себя так, словно это ты убил его, а не твой отец. Иногда я даже спрашивала себя, уж не ты ли и в самом деле это сделал.

Стинхерст покачал головой, отказываясь от оправданий.

– Я. Конечно, я. В ту ночь в библиотеке был миг, когда я еще мог броситься к ним, остановить отца. Они были на полу, и… Джефф посмотрел на меня. Маджи, я последний человек, кого он видел. И последнее, что он узнал, это: его единственный брат стоял в сторонке и смотрел, как он умирает. Понимаете, это равносильно тому, что я убил бы его своими руками. В конечном счете ответственность лежит на мне.

«Чуме подобная, измена глубоко проникает в кровь».

Линли подумал, что эта строка из Уэбстера [43] на редкость точна для данного случая. Ибо измена Джеффри Ринтула стала источником разрушения всей его семьи. И оно не ослабевало, оно продолжало питаться другими жизнями, соприкоснувшимися с кругом Ринтулов: Джой Синклер и Гоувана Килбрайда. Но теперь это кончится.

Осталось выяснить всего одну деталь.

– Почему в эти выходные вы связались с МИ-5?

– Я не знал, что делать. Я только понимал, что любое расследование неизбежно сосредоточится на сценарии, который мы читали вечером того дня, когда умерла Джой. И я подумал – я был уверен, – что подробное изучение сценария вытащит на свет божий все то, что моя семья и правительство так тщательно скрывали двадцать пять лет. Когда Уиллингейт позвонил мне, он согласился, что все экземпляры сценария должны быть уничтожены. Потом он связался с вашими людьми из Особого отдела, а они в свою очередь – с Департаментом уголовного розыска, который обещал прислать в Уэстербрэ кого-нибудь… кого-нибудь не из простых служак.

Эти последние слова принесли с собой новый прилив горечи, с которой безуспешно боролся Линли. Он твердил себе, что, не будь в Уэстербрэ леди Хелен и не узнай он об ее отношениях с Рисом Дэвис-Джонсом, он распутал бы паутину лжи, сплетенную Стинхерстом, и сам нашел бы могилу Джеффри Ринтула и сделал бы соответствующие выводы – без великодушной помощи своих друзей. Сейчас ему ничего не оставалось, как только цепляться за эту веру – единственное, что могло спасти остатки его гордости.

– Я прошу вас написать полное признание для Скотленд-Ярда, – обратился к Стинхерсту Линли.

–Разумеется, – через силу проговорил тот и почти автоматически сразу добавил: – Я не убивал Джой Синклер. Не убивал. Я клянусь вам, Томас.

– Он не убивал. – Тон леди Стинхерст был скорее сдержан, чем настойчив. Линли не ответил. Она добавила: – Я бы знала, если бы он выходил из комнаты в ту ночь, инспектор.

Леди Стинхерст выбрала, прямо скажем, не самый убедительный довод, горько усмехнулся про себя Линли. Он повернулся к Хейверс:

– Отвезите лорда Стинхерста. Ему необходимо сделать предварительное заявление, сержант. Проследите, чтобы леди Стинхерст поехала домой.

Она кивнула:

– А вы, инспектор?

Он прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы еще раз осмыслить то, что случилось.

– Я буду следом за вами.

Как только такси увезло леди Стинхерст в их дом на Холланд-парк, а сержант Хейверс и констебль Нката вывели лорда Стинхерста из театра «Азенкур», Линли вернулся в здание. Ему отнюдь не хотелось случайно наткнуться на Риса Дэвис-Джонса, а то, что этот человек был где-то здесь, сомнений не вызывало. Тем не не менн Линли медлил, словно подспудно хотел таким образом искупить свои грехи: подозревал Дэвис-Джонса в убийстве, всячески пытался и Хелен внушить это подозрение. Ведомый силой страсти, а не разумом, он наспех собирал факты, которые компрометировали валлийца, и не обращал внимания на те, которые могли вывести на кого-то еще.

«А все потому, – с иронией думал он, – что я, как последний дурак, не замечал, что Хелен значит для меня, слишком поздно хватился… «

– И утешать не стоит. – Это был запинающийся женский голос, донесшийся из дальнего конца бара, который как раз не был виден Линли. – Мы здесь на равных. Вы сказали – давайте начистоту. Давайте! Но тогда уж как на духу – без уверток, без утаек, без стыдливости даже!

– Джо… – вклинился Дэвид Сайдем.

– Я люблю вас – это уже не секрет. Да и не было никогда секретом. Люблю давно, с тех самых пор, как попросила вас прочесть пальцами имя ангела в парке. Вот когда они начались еще, муки любви, и уж не проходили с тех пор. Вот вам моя исповедь…

– Джоанна, замолчи. Ты пропустила по меньшей мере десять строк!

– Нет!

Слова Сайдема и Эллакорт пробились в мозг Линли. Он пересек фойе, подошел к бару бесцеремонно выхватил сценарий из рук Сайдема и молча пробежал глазами страницу, чтобы найти слова Альмы из «Лета и дыма» [44]. Он не надел очки, поэтому слова расплывались перед глазами. Но он мог их прочесть. И они накрепко врезались в память.