Сокровенный смысл жизни. Том 1 - Ливрага Хорхе Анхель. Страница 4

Как же можно думать, что этот космический Разум позаботился о растениях, животных и минералах, но не подумал о человеке – ведь мы тоже живые существа! Жизнь существует, ее задумал Некто, Нечто, и она задумана прекрасно. Почему? Для чего трудился в такой мере и с такой интенсивностью Разум, создавая эту совершенную гармонию? Ведь все это для чего-то нужно. Никто не возводит мост, если по нему никто не будет ходить. Никто не строит лодку, если на ней никто не будет плавать. Никто не делает стул, если на нем никто не будет сидеть. Очевидно, что наш органический состав и органический состав Природы созданы для чего-то, созданы, чтобы послужить чему-то, что должно быть гораздо больше, чем просто цель сама по себе, что может принести пользу.

И это «что-то», которому они служат, этого «некто», который будет пользоваться всеми этими чудесными формами, мы, философы, называем Душой, Духом, пронизывающим все. Нам, заключенным в свою оболочку из плоти и погруженным в экономические, семейные, бытовые проблемы, подчас очень трудно бывает задуматься об этих вопросах. Я вспоминаю фрагмент из книги Овидия Назона «Искусство любви». Когда я впервые прочитал ее, она произвела на меня очень сильное впечатление. Овидий, как вы знаете, был одним из величайших поэтов эпохи императора Августа, но, кроме того, говорят, что он был немножко – как бы сказали в Испании – кутилой. Он любил по ночам гулять с женщинами, пил вино, ложился спать очень поздно (или, лучше сказать, рано, поскольку солнце уже вставало)… Но, тем не менее, он был Овидием. В своей книге он, среди прочего, рассказывает о том, что произошло с одной из его возлюбленных, настоящего имени которой он не называет. В те далекие времена считалось бесчестием упоминать имя дамы, и взамен подлинного придумывали другое (очень хороший обычай, не правда ли?). Он называет ее Кориной.

Овидий рассказывает, что как-то раз он зашел во дворец Корины, дамы из высшего римского общества. В этом дворце было много дорогих и ценных вещей, и в том числе привезенный из Индии попугай, который умел говорить. Он повторял все, что произносила хозяйка, задавал вопросы, разговаривал – в общем, составлял ей прекрасную компанию. И вот Овидий входит и видит рыдающую Корину, на руках у которой лежит попугай, по всей видимости, мертвый. Овидий спрашивает: «Корина, почему ты плачешь?» Она отвечает: «Помнишь, как этот попугай разговаривал с нами, повторял наши слова любви, наши песни? Это было настоящее сокровище, зеленое, как изумруд. А сейчас это всего лишь пучок перьев. Где же мой попугай? Что происходит? Почему всему приходит конец?» Овидий, желая утешить Корину, посвящает ее в то, чего она не знает: «Ты должна знать, Корина, что есть небо, где пребывают люди, но также есть небо и для животных; на этом небе есть уголок, где пребывают высшие животные, в том числе и те, что умели говорить с человеком и повторять его слова. Они утешают всех остальных животных, пребывающих на небе, корируя голоса их любимых хозяев и напоминая таким образом о них. А позже все вновь возвращаются на землю, чтобы стать спутниками людей». Но Корина безутешна: «Нет, не говори мне об этом! Ведь теперь это всего лишь пучок зеленых перьев, это больше не мой попугай, он умер!» И в этот момент попугай в последнем предсмертном усилии поднимает свою головку, смотрит на нее и говорит: «Корина, Корина, смерти не существует».

Как прекрасно находить эти старые примеры! Как прекрасно думать, что иногда животные, цветы, деревья умирают в мире и спокойствии, ибо знают нечто, что мы, люди, утратили в своей слишком уж интеллектуальной жизни. Мы утратили осознание собственной вечности, мы утратили осознание своей внутренней жизни, мы утратили осознание своей бессмертной Души.

Нам нужно вновь вернуть это осознание, ведь на самом-то деле в глубине души, несмотря на весь наш технический прогресс, мы порой тоскуем. Несмотря на то что мы живем в мегаполисах, всегда находимся среди людей, имеем возможность общаться и читать газеты, смотреть телевизор или слушать радио, порой мы ощущаем себя одинокими, страшно одинокими. Порой нам так хочется, чтобы кто-то, как тот попугай, сказал нам, что смерти не существует, что эта жизнь имеет смысл, имеет цель. И ведь очевидно, что имеет!

Когда вы видите летящую стрелу, вы ведь не задумываетесь о том, что она пущена из лука и летит в цель. Та жизнь, которую мы видим, – это летящая в воздухе стрела, и стрела эта пущена Божественным Лучником. Когда-то нас отправили через пространство и время, и мы должны достичь цели, должны куда-то прийти.

Вся наша жизнь имеет смысл. Имеют смысл наши радости, ибо они укрепляют дух, помогая жить. Имеют смысл и наши горести и слезы, ибо они помогают нам обрести опыт, стать чуточку мудрее, а иногда и чуточку лучше.

Те, кто разделял с кем-то радость, знают, что это хорошо, поскольку помогает вдохновляться и вдохновлять; те, кто разделял с кем-то слезы, знают, что это хорошо, поскольку создает родство душ. Ибо в Жизни и в Природе нет ничего плохого, все есть благо – в глубинах ее Сокровенного Смысла.

Мадрид, 1987 г.

X. А. Ливрага

Что такое идеал?

Что есть Идеал – вот главное, что мы пытаемся определить, насколько это возможно.

Идеал – это Сущность, пребывающая в высшем измерении, превосходящем то, в котором живет наше обыденное сознание. Лишь возвысившись, встав на цыпочки, устремившись вверх, Душа может на мгновение неясно различить его. Я имею в виду собственно Идеал, Идеал в буквальном смысле слова. Мое понимание Идеала связано с представлениями Платона об Архетипах. Это небесная модель, которая взывает к своей земной тени, требуя от нее все большего совершенства и как можно большего сходства с собой. Таким образом, это цель, одновременно намечающая и определяющая путь – напряженную линию сознания между его природным и избранным им высшим состоянием, ибо духовное сознание стремится слиться с Идеалом.

«Субъективность» Идеала – лишь кажущаяся, поскольку субъективность и объективность относительны и одна может существовать лишь вместе с другой, как большое и маленькое, новое и старое, верх и низ и т. д. Но не следует пренебрегать этой относительностью, ведь наше «Я» по инерции несет в себе накопленные представления о ней. Если мы возьмем карту мира и перевернем ее, то с удивлением обнаружим, что с трудом узнаем привычные очертания, ведь «верх» всегда отождествляется нами с севером, а «низ» – с югом. Но поскольку в пространстве не существует ни верха, ни низа, по сути не важно, где расположить Арктику. А для нас, конечно, несравненно удобнее читать карту, на которой Северный полюс вверху. Этот пример, безусловно, не вполне применим к Идеалу и его многочисленным отблескам на разных ступенях сознания. Однако он может дать приблизительное представление о границах нашего разума и о ложных препятствиях, которые он ставит на пути познания.

Идеал, хотя мы лишь изредка видим его сколь-нибудь ясно, – это то, что должно освещать, подобно Солнцу, всю нашу жизнь. Мы не часто можем видеть само Солнце, но это не мешает нам всегда знать, где оно, ощущать его присутствие, чувствовать его воздействие на нас и на все, что нас окружает. И если Идеал в чистом виде может быть воспринят лишь в «теофаниях», да и то далеко не каждым, то его отблески на всем, что окружает одного человека или группу людей, следующих этому Идеалу, должны быть заметны всегда. Его нужно видеть в каждом цветке, в каждой птице, в шуме каждой волны прибоя. Человек, проснувшись, должен первую свою мысль обращать к нему и с этой мыслью засыпать по вечерам. Человек, идущий за Идеалом, неотступно думает о нем, живет в его атмосфере, чем бы он при этом ни занимался. Когда все помыслы обращаются к Идеалу, он открывается в самом обыденном – даже на дне чашки бульона, который мы пьем. С ним связывается всякое происходящее с нами событие. Он видится нам в облике любимого человека, звучит в скрипе тяжелых корабельных цепей и в едва уловимом шорохе упавшего на песок листка. Идеал – оправдание жизни и смерти, ибо он равно осеняет колыбель и смертное ложе; им мы живем, с ним и за него умираем. Нет большей славы, чем служить Идеалу, которому мы вручили душу, как нет бесчестия страшнее, чем отвернуться от него. Предать Идеал означает предать самого себя, ощутить в груди пустоту, с холодом которой не сравнится ледяное дыхание смерти. Идеал надрационален: о нем можно рассуждать, его можно обосновывать, но этого недостаточно. Нужно проживать его полностью на всех планах сознания, при всех условиях и во всякий момент.