Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева - Саркисянц Мануэль. Страница 63
А. И. Герцен, друг Бакунина, рассматривал Азию главным образом через призму столь близкой ему гегелевской доктрины — и его оценки, по преимуществу негативные, вполне соответствовали традиции революционного западничества {1027}. Однако после 1848 года, когда, разочаровавшись в Европе, Герцен воспринял многие идеи русского мессианизма, он заявил, что мировая революция, на которую он надеялся, вспыхнет не в Европе, а на Востоке — чьим народам европейская культура принесла лишь несчастье. Потому-то, полагал Герцен, они и поднимутся против «германско-романского мира» [111] {1028}.
Себе представить, что должно свершиться, если Россия, включающая в себя шестую часть земного шара, с ее туранскими смешениями, освобожденная от «немецких» цепей, достигнет сотрудничества с рабочими и батраками Западной Европы! — писал Герцен в статье 1860 года, обращенной к польским западникам {1029}.
На обвинения (звучавшие с польской стороны) в том, что Россия — не европейская страна и что ее культура содержит «туранский» элемент, Герцен отвечал, что именно это обстоятельство сделало возможным «равноправные» отношения России с евреями, чухонцами, татарами и калмыками {1030}. Монгольское иго, писал Герцен, спасло Россию от католичества и от разрушения традиционного коллективного землепользования (мира) [112].
По мнению Герцена, присутствие в России крестьянской общины объединяло ее с некоторыми народами Азии, с индусами, но не ею были, с его точки зрения, обусловлены их косность и отсталость: «Некоторыми своими элементами общественная жизнь азиатских народов стоит выше общественной жизни запада» {1031}. «Мы должны едва ли не благословить попадание туранских элементов в Россию» {1032}. Герцен одобрял новую возможность для России отвернуться от Европы (в том числе от западных славян) и повернуться к «просторам Азии» {1033}. Но примечательна и его (ироническая) характеристика Муравьева как «татарского Гракха» — в связи с той аграрной революцией, которую российские власти устроили в разгромленной Польше после 1863 года. (Русская аграрная политика в Польше была направлена на улучшение положения безземельного крестьянства и против крупных помещиков-поляков.) Муравьев же, по словам Герцена, черпал свою мудрость прямо из восточных источников {1034}.
В 1885 году Южаков, представитель левого народничества (идеология которого восходила к идеям Герцена), писал об угрозе столкновений между крестьянской Россией и торгашеской Британией из-за Афганистана как о конфликте между властью земли и буржуазным капитализмом {1035}. Русскую экспансию в Азии он рассматривал как борьбу против кочевой, туранской Азии — Азии Аримана; как борьбу, которая ведется в интересах земледельческой «Азии Ормузда» и со стороны России представляет собой сплошные жертвы. Противоположную же позицию занимает промышленная, капиталистическая Англия, цель которой — эксплуатация земледельческой Азии. Миссия России, по мнению Южакова, должна была заключаться в колонизации кочевой Азии посредством военно-крестьянского переселенчества, являющего собой полную противоположность британской погоне за рынками и сырьем; ведь только путем эксплуатации и ограбления Азии могла Англия снабжать свое население продовольствием {1036}. Разворачивалась борьба за Восток, в «полумертвых» государствах которого (их обновлению помешала якобы опять-таки Англия!) еще сохранились какие-то жизненные силы. Азия, утверждал Южаков, должна обновиться с помощью «крестьянской [т. е. народнической] России» и возродиться к новой жизни [113].
По Южакову, Восток должен был обрести новую жизнь, возродив свои культурные традиции — не по образцу Британии, с ее «эксплуататорской» цивилизацией, а по образу и подобию крестьянской России [114].
Интересно, что, подобно революционному народнику Южакову, православный философ Н. Ф. Федоров, о котором уже шла речь на страницах этой книги, развивал концепцию «земледельческокочевого» дуализма. Более того, эта последняя служит фундаментом всей его философско-исторической доктрины. По Федорову, содержание всей мировой истории составляет борьба, которую крестьянство Европы и Азии — России, Ирана, Китая и т. д. — ведет против степных кочевых обществ (к ним Федоров относит, в частности, тюркские народы), объединившихся с морскими державами Запада. В центре противостояния находится Константинополь (Царьград). Федоров, таким образом, предупреждал соотечественников о союзе Запада и ислама, направленном против России. Судьба оседлых крестьянских народов оказывается, по Федорову, неразрывно связана с христианством (в широком смысле слова). «Христианство» и «крестьянство» для него синонимы; примечательно, что буддизм у него, напротив, ассоциируется с враждебным кочевничеством — порождением степи и пустыни.
Мистик-монархист Федоров, так же, как и революционер-полупозитивист Южаков, резко противопоставляет переселенческую политику России на присоединяемых азиатских территориях промышленной и торговой эксплуатации Востока, осуществляемой империалистическим Западом. В письме к В. Кожевникову (от третьего июля 1900 года) он описывает конфликт Китая с Западными державами как борьбу между «почитанием предков» и «почитанием золота». Если Англия борется за золотые прииски, то китайцы — за могилы своих пращуров. Россия же может либо осознать себя в качестве европейской державы, помогая тем, кто стремится задушить старейшую империю на земле, либо, отказавшись от «покрытого позором», «подлого» титула «европейства», положить конец разграблению Китая — «самой не брать и других не пускать». Федоров утверждал, что русские даже молились за «вечный мир между белым и желтым царем» и за освобождение от общего врага — от «разбойников Европы и Америки». Что же касается западных держав, то их объединение происходит за счет «народов-детей» (африканцев и австралийцев), а также «народов-стариков» (под «стариками» Федоров подразумевал азиатские общества — за исключением Османской империи). Россия, государство, склонное к разбою менее остальных великих держав, отстранена от участия в совместном грабеже под тем предлогом, что она недостаточно культурна для этого. Необходимо решительно порвать с «европейскими и американскими бандитами» {1037}. России надлежит выступить на стороне угнетенных народов — в частности, индийцев: надо помочь индийским крестьянам вновь обрести свободный доступ к пахотной земле, отнятый у них английскими колониальными властями [115] {1038}. Что же до российского вторжения в Среднюю Азию, то его Федоров связывал с универсалистскими притязаниями самодержавия: добавив к своим многочисленным титулам еще один — «памирский» — русский царь должен был, согласно концепции Федорова, сделаться господином — и защитником! — гроба первого Адама, прародителя человечества. (Ведь господином и защитником гроба Второго Адама — Христа (Гроба Господня) всероссийский самодержец был по праву наследования Второго Рима — как преемник византийских императоров {1039}).