Язык, онтология и реализм - Макеева Лолита Брониславовна. Страница 11

В этой трактовке существования смыкается философия языка и эпистемология Рассела. Поскольку предложения, в которых индивиду предицируется существование, должны, согласно теории дескрипций, переводиться в предложения с экзистенциальным квантором, в которых говорится, что существует нечто, что обладает такими-то свойствами, существование оказывается связанным с инстанциацией свойств и отношений, а именно они-то и являются содержанием актов знания-знакомства. В этом, на наш взгляд, проявляется и особенность расселовского реализма. С одной стороны, он безусловно является сторонником неореализма и свое обоснование объективного и независимого от сознания существования определенных сущностей (в его случае – чувственных данных) строит в духе этого подхода. С другой же стороны, его неореализм приобретает «лингвистический» оттенок, поскольку в выявлении этих простейших метафизических атомов ключевая роль отводится им логическому анализу языка. Не желая признавать, что каждый компонент суждения связан с чем-то существующим, Рассел разработал метод, позволяющий установить, какие языковые выражения несут на себе онтологическую нагрузку. С помощью этого метода он попытался элиминировать из языка ничего не обозначающие выражения и предложил соответствующую переформулировку истинных предложений с тем, чтобы по их логической структуре можно было судить об онтологической структуре описываемых предложениями фактов.

Однако здесь неизбежно встает вопрос о том, почему должен существовать параллелизм между простейшими лингвистическими «атомами» и базовыми элементами реальности и почему следует принять в качестве простейших, далее не разложимых метафизических «атомов» мира чувственные данные. Рассел не дал прямого ответа на этот вопрос. Можно предположить, что предложенное им онтологическое решение мотивировалось эпистемологическими соображениями. Ведь если признать чувственные данные базовыми элементами реальности, то у нас появляется шанс объяснить, как возможно познание мира. Именно отношение знакомства, по Расселу, дает ответ на вопрос о том, как нашим мыслям и нашему языку удается быть мыслями и языком о мире, внешнем по отношению к нашему сознанию. Это отношение является тем местом, в котором происходит непосредственный контакт между реальностью и познающим субъектом; через это отношение субъекту «открывается» мир, а поэтому те сущности, которые познаются в актах знания-знакомства, и являются простейшими метафизическими элементами мира.

В качестве заключения отметим еще некоторые важные, на наш взгляд, особенности расселовской концепции о связи между языком и реальностью.

Во-первых, модель языка Рассела в своих основных чертах воспроизводит фрегевскую модель. Это проявляется и в том, что образцом и квинтэссенцией языка для Рассела выступает формально-логический экстенсиональный язык со строго заданной структурой, и в том, что язык берется им в его одной-единственной функции – быть репрезентацией внеязыковой сферы, и в том, что отношение между именем и его референтом трактуется им как простое и единообразное. Человек в этой модели представлен лишь как субъект, акты знания-знакомства которого являются каналом для установления референции имен.

Во-вторых, хотя Рассел отказался от «трехуровневой» семантики Фреге («знак-смысл-значение») и разработал «двухуровневую» семантику («знак-значение»), это не имело еще радикальных последствий для онтологии, поскольку, как отмечает Г. Кюнг, «в двухуровневой семантике область отображаемой реальности может включать в себя такие же абстрактные сущности, как входящие в область смысла в трехуровневой семантике» [Кюнг, 1999, с. 94].

В-третьих, в концепции Рассела стала более явной одна черта, свойственная в какой-то мере и представлению Фреге о соотношении и языка, и реальности. Эта концепция опирается на предположение о том, что существует один-единственный язык (имеется в виду язык, логический анализ которого может быть использован в метафизических исследованиях) и ему противостоит один-единственный мир, структура которого отображается в структуре этого единственного языка. Более того, отношение между языком и миром является твердо установленным и неменяющимся.

В-четвертых, логический атомизм Рассела включает в себя не только онтологию дискретных «атомов», но и своеобразный «семантический атомизм», состоящий из двух частей – «атомизма истины» и «атомизма значения». Согласно атомизму истины, каждое атомарное предложение (или суждение) является полностью истинным или ложным независимо от других атомарных предложений. Согласно атомизму значения, языковое выражение обладает значением благодаря отношению между словами и миром, т. е. благодаря отношению референции. Это отношение предшествует тому, какую роль данное выражение выполняет в языке, и устанавливается независимо от этой роли. Соответственно референция трактуется как первичное отношение между языком и миром, а истина как отношение между предложениями и фактами устанавливается в том случае, когда составные части этих предложений имеют референцию к чему-то существующему.

Наметив контуры грандиозной метафизической системы, в рамках которой логически совершенный язык обеспечивал философов инструментом для описания реальности, Рассел, однако, вскоре забросил над ней работу и обратился к решению иных проблем. Дальнейшее обсуждение этой темы было продолжено Витгенштейном, предложившим в «Логико-философском трактате» (1921) свой вариант логического атомизма.

1.3. Логический атомизм Л. Витгенштейна: язык как образ реальности

«Логико-философский трактат» Людвига Витгенштейна (1889–1951) занимает особое место среди философских произведений XX столетия. Он выделяется не только своей необычной стилистикой и оригинальным построением, но прежде всего загадочностью, которая окутывает некоторые из его ключевых идей. В какой-то мере это объясняется тем, что Витгенштейн, говоря словами Пауля Энгельманна, «вывел определенные логические следствия из мистического, в своей основе, отношения к жизни и миру» (цит. по: [Munitz, 1981, p. 180]). В своей работе он, с одной стороны, предложил решение проблем, которые говорят о его близости к Фреге и Расселу, а с другой – создание «Трактата» было продиктовано совсем иными интересами: Витгенштейна глубоко волновали этические вопросы – смысл жизни, природа добра и зла [32]. Ценность и значение этих двух ключевых тем «Трактата» по-разному оценивается и теми, кто воспринял идеи австрийского философа, и теми, кто занимается исследованием его творчества. В своем кратком рассмотрении «Трактата» мы ограничимся лишь обсуждением концепции логического атомизма, но не потому что, на наш взгляд, она более всего заслуживает внимания, а потому что наша цель – понять вклад раннего Витгенштейна в развитие представлений о связи между языком и миром в рамках аналитической философии.

Несомненно, Витгенштейн продолжил линию Фреге и Рассела, ибо к проблемам, обсуждаемым в «Трактате», он пришел во многом благодаря своему интересу к основаниям математики и знакомству с трудами этих двух мыслителей. От них он унаследовал ряд важных идей, специальную терминологию и многие концептуальные различения. Более того, предложенный им вариант логического атомизма во многих важных аспектах совпадает с расселовским вариантом этого учения, однако в то же время не следует преувеличивать близость Витгенштейна к его «предшественникам». Неслучайно, что, когда «Трактат» был завершен и Витгенштейн ознакомил с ним Фреге и Рассела, их реакция его разочаровала. Как он с горечью отмечает в одном из своих писем (см.: [Munitz, 1981, p. 170]), Фреге искренне признался в своем полном непонимании этой работы, а Рассел дал ей неверное истолкование.

Сходство в концепциях логического атомизма Рассела и Витгенштейна обусловливается тем, что и тот и другой философ видят в логическом анализе языка инструмент, с помощью которого можно обнаружить онтологически простейшие элементы мира. Необходимость такого анализа оба оправдывают несовпадением грамматической и логической форм предложения; так, по словам Витгенштейна, язык «переодевает» мысли, скрывая под лингвистическим обличьем их подлинную логическую форму. Оба мыслителя постулируют строгий параллелизм между логической структурой предложения и онтологической структурой факта и в своем анализе опираются на экстенсиональный формально-логический язык со строго заданной структурой. Однако в реализации этого общего подхода у них обнаруживаются серьезные расхождения, которые, как мы увидим, вызваны их разным истолкованием логики.