Уровень шума - Джоунс Рэймонд Ф.. Страница 4

Март поджал губы и взглянул на психолога.

– Я говорю серьезно, – сказал Бэрк. – Я бы сказал, что гений Даннинга, очевидно, заключался в его способности извлекать нужные сведения из огромной массы материала, не отвергая категорически целые области человеческого мышления.

Март снисходительно улыбнулся и отошел в сторону. Он оказался перед полками, уставленными сочинениями по индусской философии. Почти два метра пространства занимали книги, посвященные левитации.

Март показал пальцем на корешки.

– Все, что они делают благодаря ловкости рук, Нэгл может сделать вдвое быстрее с помощью иксов, игреков и дрессированных электронов.

– Это все, чего хочет Кейз. Когда вы сможете представить результаты?

3

После ленча они вернулись в Управление национальных исследований. Марту отвели кабинет и дали копию магнитофонной ленты. Он устроился поудобнее перед самым динамиком и начал напряженно вслушиваться, пытаясь различить сквозь шум едва слышный голос Даннинга.

В самом начале он уловил повторенное несколько раз слово «левитация» и даже целую фразу «левитация, которая впервые была успешно продемонстрирована западному миру английским медиумом…». Шум самолета заглушил остальное.

Март перемотал ленту и прослушал эту часть вновь. При каждом упоминании левитации в его мозгу возникал образ грязного, костлявого индусского факира в засаленном тюрбане, с мотком веревки в одной руке и корзинкой со змеей в другой.

Но Даннинг ведь открыл антигравитацию!

Март раздраженно выругался и пустил ленту дальше. Он навострил уши, поймав слова «влияние земного магнетизма», затем все заглушил шум, и снова удалось разобрать обрывок фразы: «… активность солнечных пятен, до сих пор не объясненная астрономами и вежливо игнорируемая всеми специалистами…»

Эти слова вызвали какое-то смутное воспоминание. Март сделал пометку на блокноте, чтобы позднее вернуться к мелькнувшей мысли.

Голос вновь растворился в шипении и реве. Он разобрал лишь, что разговор шел о «расположении планет» – астрологии. Он громко застонал и закрыл глаза, вслушиваясь; запись снова стала разборчивой: «… магнитные бури на земле, которые можно предсказать на основе движения планет…» «Галилей и Ньютон оказали большее влияние на человеческое мышление, чем они думали сами. Они отняли у религии ее чудеса и лишили физику воображения… Индусы достигли большего успеха в раскрытии тайн вселенной, чем американские научно-исследовательские лаборатории».

Это были последние слова, которые еще удавалось разобрать. Рев авиационных моторов, свист и шипение, вызванное неполадками в микрофоне… Март выключил магнитофон.

Чувствуя почти физическую усталость, он перешел к протоколу и быстро пролистал его. Воспоминания тех, кто присутствовал на демонстрации, удивительно мало прибавляли к тому, что удалось извлечь из записи. Все это было слишком неожиданно для свидетелей чуда. Он откинулся в кресле, подводя итог всему услышанному. В общем Даннинг считал, что рутинеры ученые исключили из общепринятых теорий массу полезных сведений. Покойный верил, что значительную часть этой информации можно найти в астрологии, индусском мистицизме, левитации и других сомнительных областях.

В дверь постучали, послышался голос:

– К вам можно, доктор Нэгл?

Это был Кейз. Март встал и предложил кресло.

– Я только что кончил заниматься записью и протоколом. Очень мало отправных данных.

– Да, маловато, – сказал Кейз. – В юности вы, наверное, испытывали чувство, которое охватывает человека, впервые участвующего в соревнованиях. Вы знаете, что я имею в виду. Вы каждой клеточкой тела чувствуете, что у вас нет никаких шансов одержать победу. Или что вы сделаете все возможное для успеха. Вы понимаете меня?

Март кивнул.

– А какое чувство владеет вами теперь, доктор Нэгл?

Март откинулся на спинку кресла и полузакрыл глаза. Он понял Кейза. Со вчерашнего вечера он уже прошел сквозь целую гамму всевозможных настроений. Какое из них одержало верх?

– Я могу это сделать, – тихо сказал он Кейзу. – Мне хотелось бы, конечно, иметь больше сведений, и мне не очень нравятся методы Даннинга. Но я могу изучить то, что знал он, и заново осмыслить то, что знаю сам.

– Хорошо! – Кейз встал. – Именно это я и хотел узнать. Вы не обманули моих ожиданий.

Доктор Кеннет Бэрк никогда не переставал удивляться тому, как устроен человек. Еще в ранней молодости он задумывался над тем, почему одни из его друзей верили в привидения, а другие – нет.

Он начал всерьез интересоваться тем, как человек узнает новое, и это в конце концов сделало его профессором психологии в Управлении национальных исследований.

Он был рад, что работой над этим проектом руководит доктор Кейз. Кейз больше, чем другие знакомые ему физики, понимал важность того факта, что каждый исследователь прежде всего человек и лишь затем ученый. Каждая научная теория, каждый закон, как бы добросовестно они ни были изложены и объективно доказаны, всегда несут ни себе отпечаток личности наблюдателя.

Бэрк с интересом изучал реакцию физиков на ситуацию, которая возникла в результате открытия Даннинга и его смерти.

Мартин Нэгл вел себя приблизительно так, как и предполагал Бэрк. В годы учебы они хорошо знали друг друга.

Весь день Бэрк сопровождал остальных ученых, осматривавших дом Даннинга. Некоторые, так же как и Март, предпочли посетить дом поодиночке. Другие ездили группами по три-четыре человека. Но к концу дня там побывали все, кроме профессора Вильсона Дикстры.

В первый день Дикстра, уединившись в кабинете, занимался изучением магнитофонной записи и протокола. Посетить дом Даннинга он собрался лишь на следующий день.

Бэрк приехал за ним в отель на автомашине и ждал пятнадцать минут. Наконец из вращающихся дверей отеля вышел небольшой круглый человек. Дикстре было около шестидесяти лет. Большие, в тяжелой оправе очки делали его похожим на сову.

Небо хмурилось, и, направляясь к машине, Дикстра прижимал к груди черный зонтик. Бэрк ждал, открыв дверцу.

– Доброе утро. Похоже, что сегодня утром мы будем одни. Все остальные побывали в доме Даннинга вчера.

Дикстра хмыкнул и забрался на сиденье.

– Именно это мне и нужно. Я провел вчера целый день за изучением этой смехотворной магнитофонной записи.

Бэрк вырулил на улицу. С самого начала его не покидало чувство, что проект вполне мог бы обойтись без участия Дикстры.

– Смогли вы хоть что-нибудь узнать из нее?

– Я еще не пришел к определенному выводу, доктор Бэрк. Но вряд ли приду к выводу, что молодой Даннинг был гением, как считают некоторые из ваших сотрудников.

Они подъехали к старому дому, в котором жил Даннинг. Дикстра оглядел его из автомашины.

– То, чего следовало ожидать, – фыркнул он.

В первой комнате Дикстра быстро осмотрел полки с реактивами. Он снял несколько пузырьков и внимательно изучил наклейки. Некоторые он откупорил и осторожно понюхал, а затем с презрительным видом поставил обратно на полку.

Физик довольно долго рассматривал перегонную установку. Заметив лежавший на столе блокнот с вычислениями, физик вынул из кармана старый конверт и сделал какие-то пометки.

В комнате с электронной аппаратурой он повернулся, чтобы взглянуть сквозь открытую дверь на химическую лабораторию.

– Зачем человеку вообще могут быть нужны сразу две такие лаборатории?

Он обшарил механическую мастерскую.

– Хорошо оснащена, – пробормотал он, – то, что нужно человеку, который любит мастерить.

Но комната с электронно-вычислительными машинами произвела на него несравненно большее впечатление. Он внимательно осмотрел машины и схемы, открыл все ящики столов и перебрал все валявшиеся в них бумаги.

С побагровевшим лицом он повернулся к Бэрку.

– Это ерунда! Безусловно, здесь должны были быть графики, записи или хоть какие-нибудь следы расчетов, которые делал этот человек. Машины стоят здесь не напоказ, видно, что ими пользовались. Кто-то изъял материалы с подсчетами из этой комнаты!