За Маркса - Альтюссер Луи. Страница 42

В. Марксистская политическая практика

Точно так же дело обстоит и с марксистской политической практикой классовой борьбы. В моем последнем исследовании я взял в качестве примера Революцию 1917 г., но, как все мы знаем и чувствуем, можно было бы привести сотни других, актуальных примеров. В этом примере мы видим, как действует и подвергается испытанию (что, впрочем, одно и то же) «диалектика», берущая начало у Маркса, а в ней — «переворачивание», отличающее ее от диалектики Гегеля, но опять — таки в практическом состоянии. Эта диалектика берет начало у Маркса, поскольку практика большевистской партии основана на диалектике «Капитала», на марксистской «теории». В практике классовой борьбы во время Революции 1917 г. и в размышлениях Ленина мы действительно находим марксистскую диалектику в ее специфичности, но в практическом состоянии. Здесь мы тоже констатируем, что и эта политическая практика, которая имеет свой определенный материал, свои орудия и свой метод и, подобно всякой практике, производит преобразования (которые являются не знаниями, но революцией общественных отношений), что и эта практика вполне может существовать и развиваться, не испытывая, по крайней мере в течение какого — то времени, потребности в создании теории своей собственной практики, Теории своего «метода».

Она может существовать, сохраняться и даже прогрессировать без нее; точно так же дело обстоит и с любой другой практикой, — вплоть до того момента, когда ее объект (мир существующего общества, которое она преобразует) окажет ей сопротивление, достаточное для того, чтобы заставить ее преодолеть этот разрыв, поставить под вопрос и помыслить свой собственный метод, чтобы дать адекватные решения, а также средства, необходимые для этого, и в особенности для того, чтобы произвести в «теории», которая является их основой (теории существующей общественной формации) новые знания, соответствующие содержанию новой «стадии» ее развития. Вот пример этих «новых знаний»: то, что принято называть теоретическим вкладом «ленинизма», соответствующим периоду империализма в эпоху империалистических войн; или же то, что позднее станут обозначать новым, еще не существующим именем: теоретический вклад, необходимый в настоящий период, в котором в борьбе за мирное сосуществование в странах, называемых «развивающимися», наряду с их борьбой за национальную независимость появляются первые революционные формы.

Кое — кто может удивиться, прочитав, что практика классовой борьбы не была продумана в теоретической форме метода или Теории, — ведь мы имеем десять имеющих решающее значение текстов Ленина, самым знаменитым из которых является «Что делать?». Но дело в том, что этот текст, который мы можем взять в качестве примера, хотя и определяет теоретические и исторические основы практики российских коммунистов и в конечном счете излагает программу действий, все же не представляет собой теоретической рефлексии политической практики как таковой. Он не является (поскольку он к этому и не стремится) теорией своего собственного метода, т. е. Теорией как таковой. Поэтому это не текст о диалектике, хотя марксистская диалектика и проявляется в нем в действии.

Чтобы правильно понять этот момент, вернемся к текстам Ленина о Революции 1917 г., которые я брал в качестве примера и на которые ссылался. Необходимо уточнить статус этих текстов. Это отнюдь не тексты, написанные историком, но тексты политического вождя, который в ходе борьбы уделяет несколько часов размышлениям о ней, обращаясь к людям, захваченным ею, и стремясь помочь им понять их собственную борьбу. Таким образом, это тексты, предназначенные для прямого политического использования, составленные человеком, вовлеченным в революцию и размышляющим о своем политическом опыте. Мне оказали большую честь, упрекнув в том, что я сохранил форму размышлений Ленина, их детали и даже употребляемые в них выражения, принимая и излагая их такими, каковы они суть, не стремясь тотчас же «превзойти» их в подлинном историческом анализе. Действительно, некоторые размышления Ленина производит полное впечатление того, что называли «плюрализмом», «гиперэмпиризмом», «теорией факторов» и т. д., — когда они ссылаются на многочисленные и чрезвычайные обстоятельства, которые привели к победе революции или сделали ее возможной [83]. Я принял их такими, каковы они суть, не по видимости, но по сути, не согласно видимости их «плюрализма», но согласно глубокому теоретическому значению этой «видимости». На самом деле эти тексты Ленина отнюдь не представляют собой простого описания некой данной ситуации, эмпирического перечисления различных парадоксальных или необычных элементов: они представляют собой анализ, имеющий теоретическую значимость. Они касаются реальности, имеющей основополагающее, сущностное значение для политической практики, реальности, которую мы должны помыслить для того, чтобы достичь специфической сущности этой практики. Эти тексты суть анализ структуры поля, объекта или (если воспользоваться введенной нами терминологией) специфического материала политической практики как таковой, анализ, опирающийся на один конкретный пример: политическую практику марксистского вождя в 1917 г.

При таком понимании анализ Ленина практически отвечает (его анализ есть этот ответ в практическом состоянии) на общий теоретический вопрос: что такое политическая практика, что отличает ее от других практик? Или, если предпочесть более классическую формулировку: что такое политическое действие? С помощью Ленина, и против спекулятивного тезиса (который мы находим у Гегеля, унаследовавшего его от более старой идеологии, поскольку она в этой форме является господствующей уже у Боссюэ), который рассматривает конкретность политической ситуации как «случайность», в которой «осуществляется необходимость», мы приобретаем способность дать первый теоретический ответ на этот реальный вопрос. Мы видим, что объектом политической практики Ленина отнюдь не является ни Всеобщая история, ни даже общая история империализма. История империализма тоже играет свою роль в его практике, но она не представляет собой ее собственного объекта. История империализма как таковая является объектом других видов деятельности: деятельности теоретика — марксиста, деятельности историка — марксиста, но в этом случае она является объектом теоретических практик. В своей политической практике Ленин сталкивается с империализмом в модальности действительного существования: в не — ком конкретном настоящем. Теоретик истории или историк сталкиваются с ней в другой модальности, в модальности недействительности или абстрактности. Поэтому собственный объект политической практики действительно принадлежит истории, о которой говорят и теоретик, и историк, но это другой объект. Ленин прекрасно знает, что он воздействует на общественное настоящее, которое является продуктом развития империализма, без которого он не стал бы марксистом, но в 1917 г. он не воздействует на Империализм как таковой: он воздействует на конкретные ситуации, конъюнктуры, сложившиеся в России, на то, что он называет примечательным словом «текущий момент», т. е. тот момент, настоящая действительность которого определяет его политическую практику как таковую. В этом мире, лишь срез которого волей — неволей вынужден видеть историк империализма для того, чтобы увидеть его таким, каким его переживал и понимал Ленин, — поскольку он, как существующий мир, был единственным конкретным существующим миром, в единственной возможной конкретности, конкретности его действительности, в «текущем моменте» — Ленин анализирует то, что конституирует характерные черты его структуры: те существенные артикуляции, те звенья, те стратегические узловые пункты, от которых зависят возможность и исход всякой революционной практики; диспозицию и типичные отношения противоречий определенной страны (полуфеодальной и полуколониальной, но тем не менее империалистической) в тот период, когда главное противоречие становится взрывоопасным. Незаменимость текстов Ленина заключается в следующем: в анализе структуры определенной конъюнктуры, смещений и конденсаций ее противоречий, их парадоксального единства, являющегося самим существованием «текущего момента», который будет преобразовывать политическое действие февраля и октября 1917 г.