Энгельс – теоретик - Багатурия Георгий Александрович. Страница 69

Однако германские племена сыграли эту прогрессивную роль по отношению к населению Западной римской империи отнюдь не в силу самого факта завоевания, которому большинство буржуазных историков, включая Гизо и Тьерри, отводили определяющее место в своих концепциях генезиса западноевропейского феодализма. Маркс и Энгельс еще в «Немецкой идеологии» показали, что никакое завоевание не может привести к коренным изменениям социального строя, если для этого нет внутренних предпосылок в общественном развитии народов. Точно так же германцы стали орудием социального прогресса не по причине особых выдающихся этнических и расовых качеств, которые склонны были усматривать у них буржуазные историки-германисты, отдавая дань национализму. Европу омолодили не специфически национальные особенности германцев, отмечал Энгельс, «а просто их варварство, их родовой строй». Ввиду этого германское завоевание могло стать переходной ступенью от античного рабства (даже в смягченной и переходной форме колоната) к отношениям феодальной зависимости. «Между римским колоном и новым крепостным стоял свободный франкский крестьянин» [487].

Синтез разлагающихся отношений римского рабовладельческого общества с общинными порядками германцев Энгельс отнюдь не считал общеобязательным условием генезиса феодализма. Он был характерен для определенной части Европы, где становление феодального общества происходило на основе распада рабовладельческого строя. Но история далеко не всюду шла таким путем. Даже в Западной Европе были страны, где из-за неразвитости рабства складывание феодализма происходило непосредственно на почве разложения первобытнообщинных отношений. Этот процесс Энгельс, в частности, проследил в средневековой Ирландии в период до завоевания ее восточной части англо-нормандскими баронами. «Зеленый остров» не подвергся ни романизации, ни вторжению германцев во время великого переселения народов. И тем не менее и здесь происходил процесс феодализации, правда, более медленными темпами и с сохранением более устойчивых пережитков первобытнообщинного строя. Однако социальное развитие и здесь шло в том же направлении, что и в странах, завоеванных германцами, – показатель решающей роли социального, а не этнического фактора [488].

Энгельс весьма основательно исследовал структуру феодального общества. Наряду с Марксом он внес значительный вклад в выяснение характера производственных отношений при феодализме, феодальной собственности, форм эксплуатации непосредственного производителя [489].

При этом Энгельс рассматривал феодальную систему отнюдь не как нечто неподвижное, стремясь изучить ее в развитии. На примере истории франков периода Меровингов и Каролингов он старался проследить сам процесс формирования основ феодального строя: концентрацию земельной собственности в руках светской знати, церкви и монастырей, разорение свободных общинников, рост аллодиальной, более или менее свободно отчуждаемой, собственности за счет общинных владений, распространение бенефиция – земельного пожалования, передающегося в пользование за определенную службу, закрепощение прежде свободного франкского крестьянства. Указывая на роль внеэкономического принуждения в этом процессе, в частности, влияния на него внутренних смут, усобиц, возраставшего бремени военных повинностей и других обстоятельств, часто приводивших к утрате личной свободы, Энгельс все же основной акцент делает на экономических сдвигах. Общинный строй, подчеркивал он, начал постепенно разлагаться «в силу чисто экономических причин» [490]. Экономическими причинами было, в первую очередь, обусловлено господство крупного землевладения. При тогдашнем уровне экономического развития земледелие являлось «главной отраслью производства, в нем была занята громадная масса населения» [491]. В связи с этим концентрация собственности в руках феодалов, сложная система земельных отношений оказывала решающее влияние на все общественное развитие.

Для понимания особенностей и внутренних закономерностей эволюции феодального общества весьма большое значение имело выяснение Энгельсом судеб крестьянской соседской общины – марки. В работе «Марка» в концентрированном виде были изложены выводы, сделанные Энгельсом на основании изучения трудов таких ученых, как Маурер, и собственных исследований этой проблемы. Энгельс показал, что с утверждением феодального строя общинные, марковые порядки не исчезают. Разорение и закрепощение свободных общинников не влекло за собой полного исчезновения общины. Приспособившись к феодальным условиям, подвергшись значительной трансформации, община просуществовала почти до конца средневековья. Окончательная ликвидация общины в большинстве стран Европы произошла лишь с наступлением капиталистической эпохи. На Западе сохранившиеся формы общинного землевладения были уничтожены в результате расхищения общинных земель, «огораживания» и применения других методов первоначального накопления. В Восточной Европе ломка общинных традиций была связана с расширением барщинного хозяйства за счет сгона крестьян с земли, интенсификацией этого хозяйства и приспособлением его к молодому капиталистическому рынку [492].

Таким образом, в средние века, как подчеркнул Энгельс, крестьянская община, подчиненная, в разных странах в разной степени, феодальному хозяйству, явилась универсальной, существовавшей повсеместно формой социальной организации низшего класса, важным фактором производственных отношений феодального общества, влиявшим также на его правовые обычаи и политические порядки. Недаром элементы общинного строя в той или другой форме воспроизводились в городском и цеховом устройстве.

Крестьянская община, сохраняя некоторые важные хозяйственные и общественные функции, существовала наряду с феодальной вотчиной или поместьем. Община и поместье находились в антагонистических отношениях. Энгельс вскрыл внутреннюю диалектику действия этого антагонизма. Укрепление поместья происходило за счет узурпации прав общины, подчинения ее власти феодала. Но в то же время община до некоторой степени играла роль оплота противодействия феодальному гнету. Опиравшемуся на общинные порядки крестьянству в ряде случаев удавалось сохранить личную свободу, ограничивать произвол и узурпаторские поползновения феодалов и даже, когда действовали и другие благоприятные для крестьянства обстоятельства (участие крестьян в крестовых походах, их усилившееся общее сопротивление и т.д.), добиваться ослабления феодальной зависимости. Даже попав в подчинение к феодальным сеньорам, община оставалась известной организационной формой проявления активности сельского населения, побуждая феодальных господ в какой-то мере считаться с общинными порядками. Поэтому усиление феодальной реакции сопровождалось, как правило, посягательствами на права общины [493].

Марксистская интерпретация роли общины в эпоху феодализма пролила яркий свет на многие узловые явления средневековой жизни, прежде всего на главную сторону экономической и социальной истории средневековья – его аграрную историю. Но придавая чрезвычайно важное значение анализу аграрного строя в период феодализма, Энгельс не сводил изучение последнего только к исследованию аграрных отношений. Подход его к феодальной эпохе был более широк. Его интересовало не только сельское хозяйство, но и другие отрасли производства, развитие ремесла, торговли, городов, технический прогресс при феодализме, сложный клубок социальных и классовых отношений феодального общества, его политическая и идеологическая надстройки.

Энгельс, как уже отмечалось, не разделял представления о средних веках как времени сплошного застоя. В «Диалектике природы» он показал, в частности, что даже при медленных темпах общественной эволюции в средневековую эпоху было сделано немало успехов в области производства. Он отмечал, что уже со времени крестовых походов «промышленность колоссально развилась и вызвала к жизни массу новых механических (ткачество, часовое дело, мельницы), химических (красильное дело, металлургия, алкоголь) и физических фактов (очки), которые доставили не только огромный материал для наблюдения, но также и совершенно иные, чем раньше, средства для экспериментирования и позволили сконструировать новые инструменты» [494]. Смена стадий в феодальном обществе, в противоположность рабовладельческому, отнюдь не означала, по мнению Энгельса, перемещение центров цивилизации и расширение сферы распространения примерно одних и тех же производственных отношений. Развитие феодализма носило уже в подлинном смысле стадиальный характер. За каждым новым этапом скрывался серьезный сдвиг в производительных силах, видоизменения в производственных отношениях – разумеется, в тех пределах, которые допускали рамки феодальной формации, – в классовой структуре общества. Так, например, Энгельс констатировал в «Крестьянской войне в Германии», что к концу XV века «положение сохранившихся от средних веков классов существенно видоизменилось, и рядом со старыми классами образовались новые» [495].