Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло). Страница 12

Граждане спешили на Форум по своим делам, проходили редкими группами и в одиночку. Под портиками Форума и окружавших его зданий толпились тысячи граждан. Особенно много народу было внутри базилики Эмилия, грандиозного здания, состоявшего из обширнейшего центрального портика, окруженного великолепной колоннадой, от которой вправо и влево шли два боковых портика.

Здесь в беспорядке толпились патриции и плебеи, ораторы и деловые люди, горожане и торговцы; разделившись на небольшие группы, они беседовали о своих делах. В воздухе стоял гул голосов, шум, вызванный беспрерывным движением толпы.

В глубине главного портика, как раз против входной двери находилась широкая и длинная балюстрада, отделявшая часть портика от остальной базилики и образовавшая как бы особое помещение, куда не доходил шум. Обычно здесь судьи разбирали дела, и ораторы выступали с защитительными речами. Наверху колоннады, вокруг всего помещения базилики тянулась галерея, с которой удобно было наблюдать за тем, что происходило внизу.

В этот день каменщики, штукатуры и кузнецы работали на балюстраде, окружавшей галерею; они украшали ее бронзовыми щитами, на которых с поразительным искусством были изображены подвиги Марля в кимврской войне.

Базилика Эмилия была выстроена предком Марка Эмилия Лепида, который был в этом году выбран вместе с Квинтом Лутацием Катулом в консулы.

Марк Эмилий Лепид принадлежал к партии Мария; поэтому первым его государственным делом было украсить этими щитами выстроенную его прадедом базилику, чтобы причинить неприятность Сулле, разрушившему все арки и памятники, воздвигнутые в честь его доблестного соперника.

На верхней галерее среди праздного люда, глазевшего на толпившееся внизу сборище, стоял, облокотясь на мраморные перила, Спартак. Он рассеянным и равнодушным взором смотрел на людей, суетившихся внизу.

На нем была голубая туника, а поверх нее короткий греческий плащ вишневого цвета, прикрепленный к правому плечу изящной серебряной застежкой.

Недалеко от него три гражданина оживленно беседовали между собою.

Двое из них уже знакомы нашим читателям: это были атлет Кай Тауривий и Эмилий Варин. Третий их собеседник был одним из тех многих праздношатающихся граждан, которые ничего не делали и жили ежедневными подачками какого-либо патриция; они себя объявляли его клиентами, сопровождали его на Форум и в комиции, подавали голос по его приказанию, расхваливали его, льстили ему и надоедали постоянным попрошайничеством.

Это было время, когда победы в Африке и Азии привили Риму восточную роскошь и негу и когда Греция, побежденная римским оружием, покоряла в свою очередь победителей развращенностью изнеженных нравов; это было время, когда все увеличивающиеся толпы рабов исполняли все работы, которыми до этого занимались трудолюбивые свободные граждане; время, когда римлянами был заброшен самый мощный источник силы, нравственности и счастья — труд. И под видимым величием, богатством и мощью в Риме уже чувствовалось развитие роковых зародышей грядущего упадка. Клиентела была одной из тех язв, которые вызывали наибольшую степень разложения римского государственного организма в период, относящийся к нашему рассказу. Всякий патриций, всякий гражданин, носивший консульское звание, всякий честолюбец, который был достаточно богат, кормил пятьсот — шестьсот клиентов, а были и такие, у которых клиентов было свыше тысячи. Эти способные к труду граждане исполняли обязанности клиентов совершенно так же, как в прошедшие времена их предки занимались ремеслами кузнеца, каменщика или сапожника; нищие, в грязных тогах, преступные и продажные, они кормились интригами, продажей своих голосов, милостыней и низкопоклонством.

Субъект, стоявший в галерее базилики Эмилия и болтавший с Каем Тауривием и Эмилием Барином, принадлежал к числу клиентов Марка Красса. Имя его было Апулей Тудертин.

Эти три человека, болтая всякий вздор, стояли неподалеку от Спартака, который не слышал их разговора, — он был всецело погружен в глубокие и печальные размышления.

После того, как он нашел сестру в таком позорном положении, первой его заботой, первой мыслью было вырвать ее из рук негодяя — хозяина. И нужно сказать, что Катилина со щедростью, свойственной его характеру, но на этот раз не совсем бескорыстной, сейчас же передал в распоряжение бывшего гладиатора остальные восемь тысяч сестерций, выигранных им у Долабеллы, для того, чтобы Спартак мог выкупить Мирцу, Спартак с признательностью принял эти деньги, обещав Катилине вернуть их. Затем он отправился к хозяину сестры, чтобы выкупить ее. Как легко было предвидеть, последний, увидев настойчивость бывшего гладиатора к сообразив, как велико желание Спартака видеть рабыню-сестру свободной, поднял свои требования непомерно. Он, приврав наполовину, сказал, что Мирца ему стоила двадцать пять тысяч сестерций, заявил, что она — красивая и скромная девушка, и заключил, что она представляет капитал не менее чем в пятьдесят тысяч сестерций. Он поклялся Меркурием и Венерой Мурсийской, что не отдаст ее дешевле хотя бы на одну сестерцию.

Что стало при этом с бедным гладиатором, легче вообразить, чем описать. Он просил, умолял гнусного торговца человеческим телом, но негодяй, уверенный в своих правах и в том, что на его стороне закон, оставался непреклонным.

Тогда Спартак в бешенстве схватил негодяя за горло и задушил бы его в несколько секунд, если бы во-время не удержался. К счастью для мошенника. Спартак подумал о Мирце, о своей родине и о тайном предприятии, главою которого он был и которое неизбежно погибло бы вместе с ним.

Овладев собою, он выпустил хозяина Мирцы. Тот остался на месте, оглушенный и почти без чувств, с вылезшими из орбит глазами и посиневшим лицом. Подумав несколько секунд, Спартак повернулся к нему и спросил спокойным голосом, хотя лицо его было еще очень бледно и весь он дрожал от гнева и волнения:

— Итак, ты хочешь.., пятьдесят тысяч сестерций?..

— Я., больше ни.., чего не хочу… Уходи.., уходи.., в ад.., или я., позову всех моих рабов…

— Извини… Прости меня… Я погорячился… Моя бедность, любовь к сестре… Послушай, мы придем к соглашению.

— К соглашению с человеком, который сразу принимается душить людей? — сказал, несколько успокоившись, хозяин Мирцы, отступив назад и держа руки у шеи — Уходи вон! Прочь!

Мало-помалу, однако, Спартак успокоил грабителя и пришел с ним к следующему соглашению: он даст ему тут же две тысячи сестерций, с условием, чтобы Мирце было отведено особое помещение в доме, где будет жить и Спартак. Если по прошествии месяца Спартак не выкупит сестры, то рабовладелец вновь вступит в свои права над нею.

Хозяин согласился: золотые монеты сверкали так заманчиво, условие было так выгодно, — он зарабатывал по меньшей мере тысячу сестерций, ничем не рискуя.

Спартак, убедившись в том, что Мирца помещена в удобную маленькую комнатку, направился в Субурру, где жил Требоний. Он рассказал ему все и попросил помощи и совета.

Требоний постарался успокоить Спартака. Он обещал помочь ему добиться желанной цели: видеть сестру если и № свободной, то по крайней мере защищенной от всяких оскорблений.

Несколько успокоенный, Спартак быстро направился в дом Катилины и с благодарностью отдал полученные от него взаймы восемь тысяч сестерций, в которых он в данный момент больше не нуждался. Мятежный патриций долго беседовал с гладиатором в своей библиотеке; вероятно, они говорили о секретных делах очень большого значения, если судить о предосторожностях, принятых Катилиной для того, чтобы ему не мешали во время этой беседы; с этого дня Спартак часто приходил в дом патриция, и все заставляло думать, что между ними установилась связь, основанная на взаимном уважении и дружбе.

Все это время ланиста Акциан № переставал ходить за Спартаком и надоедать бесконечными разговорами о ненадежности его положения и необходимости позаботиться о прочном и обеспеченном устройстве его судьбы; все эти разговоры сводились к тому, что Акциан предлагал Спартаку или управлять его школой, или — еще лучше — добровольно продать себя вновь в гладиаторы; за последнее он сулил Спартаку такую огромную сумму, какая никогда не предлагалась свободнорожденному.