Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества - Лукач Георг. Страница 113

Эта смесь глубокого и верного понимания противоречивости капиталистического развития и наивной иллюзии относительно возможности государственного и общественного противодействия с этого момента будет характеризовать все развитие Гегеля. В "Философии права" Гегель формулирует уже приведенные нами положения на еще более высоком уровне абстракции. И здесь его иллюзии сохраняют тот же характер, только теперь он, исходя из фактов эмиграции и колонизации, стремится найти возможный путь к сохранению здорового развития капиталистического общества. Здесь он пишет: "При чрезмерном богатстве гражданское общество недостаточно богато, то есть не обладает достаточным собственным достоянием, чтобы бороться с чрезмерностью бедности и возникновением черни" [18].

Таким образом, капиталистическое общество становится в глазах Гегеля объективным, движущимся по своим собственным законам целым. В "Системе нравственности" Гегель говорит об экономической структуре общества (на его языке — о системе потребностей) следующее: "Так в этой системе появляется правительство как бессознательное, слепое целое потребности и видов ее удовлетворения… Это целое лежит не в сфере непознаваемого, а в обширных, рассматриваемых в массе отношениях. Возможность познания существует потому, что стоимость, всеобщее, должна быть суммирована полностью из атомов, в соотношении с единичными видами которые таким путем образуют из себя компоненты, отличающиеся лишь степенью… Благодаря природе само собой при незначительных колебаниях сохраняется точное равновесие; если же оно под давлением внешних обстоятельств нарушается, оно восстанавливается с помощью более сильного колебания" [19]. Гегель рассматривает, таким образом, капиталистическую экономику как движущуюся по собственной динамике систему, которая сама снимает собственные "помехи". Само собой разумеется, что Гегель рассматривает (1801) эти помехи, как порождаемые "внешними обстоятельствами", но не как кризисы, возникающие из диалектики капиталистического развития.

В этом самодвижении системы человеческих деятельностей, предметов, движущих этой деятельностью и, со своей стороны, движимые ею, уже отмеченное нами новое гегелевское понятие отчуждения приобретает конкретный вид. В своих лекциях

1803/04 гг. Гегель характеризует самодвижение этой системы людей и вещей следующим образом: "Эта разнообразная работа потребностей как вещей должна осуществить свое понятие, свою абстракцию; ее всеобщим понятием должна быть вещь, какой является и она сама, но вещь, которая представляет всеобщее. Деньги являются этим материальным, существующим понятием, формой единства или возможностей всех вещей, связанных с потребностями. Потребность и труд, возведенные в эту всеобщность, образуют у большого по численности народа чудовищную систему общности и взаимной зависимости, которая изнутри сама по себе движет жизнью мертвых вещей, жизнью мечущейся в своем движении слепо и стихийно туда и сюда и, подобно дикому зверю, нуждающемуся в постоянном и строгом укротителе и обуздываний" [20].

Эта движущая себя в самой себе жизнь выступает у Гегеля как новая форма позитивности, отчуждение (EntauBerung). Труд не только делает человека человеком, он не только является причиной возникновения общества с его необозримым разнообразием и единой системой, но он одновременно превращает мир человека ставший "внешним" для него, в "отчужденный" мир. Именно здесь, когда мы имеем возможность рассмотреть гегелевскую концепцию отчуждения на оригинальном материале, в экономических отношениях, двойственный характер отчуждения (Entauferung) виден особенно хорошо. В то время как старая концепция позитивности односторонне и жестко подчеркивала мертвую и чуждую сторону этих отношений, в отчуждении (Entaufterung) выражается убеждение Гегеля в том, что мир экономики, господствующий над человеком, во власть которого заброшена отдельная личность, по своей сущности является одновременно продуктом самого человека. В этой двусторонности и лежит глубокая и плодотворная мысль отчуждения (Entauberung). Благодаря этой двойственности гегелевская концепция могла стать основой и средоточием высшей формы диалектики в развитии буржуазной мысли.

В этой двусторонности, однако, кроется идеалистическая опасность и ограниченность гегелевской философии. Большая реалистичность и трезвость Гегеля дают возможность придерживаться этой концепции при анализе буржуазного общества и его развития и возвышаться в осознании его противоречий до уровня сознательной диалектики. Несмотря на отдельные иллюзорные моменты, он трактует это развитие очень реалистично, так что не может быть никакой речи о снятии отчуждения (Entauperung) в рамках капиталистического общества. Однако, как мы покажем более детально при рассмотрении "Феноменологии духа", у Гегеля понятие отчуждения (Entaufterung) проходит дальнейшую универсализацию с тем, чтобы затем могло быть вновь снято и перемещено в субъект. С социальной точки зрения мышление Гегеля не проникает за пределы капиталистического общества. Поэтому и его социальная доктрина не знает соответственно никакой утопии. Однако идеалистическая диалектика превращает все развитие человечества в огромную философскую утопию: в философскую мечту о возвращении отчуждения (EntauBerung) в субъект, о превращении субстанции в субъект.

Гегель изображает этот процесс отчуждения очень просто и рельефно в своих лекциях 1805/06 гг. "а) В труде я непосредственно делаю себя вещью, формой, которая есть бытие, b) Это свое наличное бытие я тоже отчуждаю, делаю его чем-то чуждым себе и сохраняю себя в нем" [21]. Эти рассуждения Гегеля касаются обмена. И в предшествующей цитате деньгам отводится решающая роль. Таким образом, в ходе исследования гегелевских воззрений на сущность капиталистического общества и законов его движения мы пришли к категориям политической экономии более высокого уровня, к обмену и товару, к стоимости, цене, а также деньгам.

И в этих вопросах Гегель в наиболее существенном стоит на точке зрения экономического учения Смита. Однако из марксовской критики Смита мы знаем, что именно здесь внутренние противоречия знаменитого экономиста выступают в более очевидной форме, чем при его анализе труда и разделения труда. Само собой разумеется, что при этом зависимость Гегеля от Смита в политэкономии не дает ему таких преимуществ, как при рассмотрении труда и разделения труда. В тогдашней Германии не было экономически реально существующего капитализма, который давал бы Гегелю возможность — при самостоятельном наблюдении и изучении этого капитализма — занять критическую позицию по отношению к Адаму Смиту при анализе этих категорий. Поэтому величие Гегеля состоит именно в том, что с точки зрения экономической науки он не связывает себя с действительностью отсталой Германии и что основная линия его анализа экономических категорий не отражает экономические условия Германии, а является попыткой философского обобщения мысленно усвоенных им в ходе чтения английских условий. Гегель иногда рабски следует за этими более развитыми, более сложными и полными противоречий категориями буржуазной экономической науки, не будучи в состоянии содержательно и конкретно познать их противоречивость, проникнуть в их природу и подняться до уровня диалектики; частично же он вынужден обратиться к наблюдениям и в соответствии с этим и в сфере мысли двигаться на уровне экономического развития отсталой в то время Германии.

Это положение ясно проявляется в самых различных экономических рассуждениях Гегеля. И яснее всего в том, что он, мыслитель, так верно и диалектически понявший значение промышленной революции в Англии, — и мы имели возможность это увидеть — при реальном изложении экономических условий в качестве центральных фигур капиталистического развития берет торговлю и коммерсанта. Даже там, где Гегель очень правильно говорит о концентрации капитала, где он понимает ее безусловную необходимость в капиталистической системе, все же она кажется ему концентрацией торгового капитала. "Богатство, как всякая масса, становится силой. Накопление богатства происходит частью по воле случая, частью всеобщим образом, путем распределения. [Богатство-] это такая точка притяжения, которая собирает вокруг себя все, что попадает в поле ее действия, подобно тому как большая масса притягивает к себе меньшую… Приобретение становится многосторонней системой, которая со всех сторон приносит доход, — более мелкое дело не может использовать нее эти стороны" [22]. Это место приводится почти всеми. Однако из других суждений Гегеля, в особенности из тех, которые исследуются ниже, из его высказываний о сословном устройстве общества совершенно ясно вытекает, что рассуждая о концентрации, о крупном капитале, Гегель постоянно подразумевает торговый капитал. Так, например, в "Системе нравственности" он называет торговое сословие "высшим моментом всеобщности" [23] в экономической жизни. Эти суждения едва ли могут привести в изумление кого-либо, если вспомнить о том, что в тогдашней Германии самая крупная отрасль промышленности, ткацкая, преимущественно была организована по закладной системе.