Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества - Лукач Георг. Страница 187
Из чаши этого царства духов
Пенится для него его бесконечность [13].
Это по сути дела — самоупразднение истории. История становится лишь осуществлением цели, с самого начала существующей в ее субъекте, в ее духе, а тем самым снимается ее имманентность: не сама история заключает в себе собственную действительную закономерность и собственное движение. Ее закономерность и ее движение обретают реальное существование лишь в науке, постигающей историю в понятиях и снимающей ее — в абсолютном значении. Но объективно-идеалистическая конструкция истории таким образом снимает саму себя. Дух, который, согласно гегелевской концепции, творит саму историю и сущность которого именно в том и состоит, что он есть механизм движения истории, ее подлинная движущая сила, этот дух превращает историю, как показывает Маркс в "Святом семействе", в простую видимость. "Гегель виновен в двоякой половинчатости… абсолютный дух, в качестве абсолютного духа, он только по видимости делает творцом истории. Так как абсолютный дух лишь post festum, в философе, приходит к сознанию себя как творческого мирового духа, то его фабрикация истории существует лишь в сознании, в мнении, в представлении философа, лишь в спекулятивном воображении" [14].
Все это — а мы выделили лишь наиболее существенные моменты — необходимые следствия гегелевской концепции "отчуждения". Здесь и начинается великое размежевание Маркса с Гегелем в решении главных философских проблем. Это размежевание является одним из важнейших факторов преобразования идеалистической диалектики в материалистическую, критики гегелевского идеализма и одновременно усвоением диалектической традиции новой наукой — диалектическим материализмом.
В своих "Экономическо-философских рукописях 1844 года" Маркс дает обстоятельную и систематическую критику гегелевской диалектики [15]. Она сосредоточена, во-первых, на "Феноменологии духа", а в ней — на концепции "отчуждения" и его снятии. Такая сосредоточенность имеет к тому же исторически-определенные полемические основания, поскольку субъективизация гегелевской философии радикальными младогегельянцами, прежде всего Бруно Бауэром и Штирнером, опирается преимущественно на эту работу Гегеля и присущее ее методологии мистифицирование выводит далеко за рамки гегелевской философии.
Философская ликвидация левого крыла распадавшейся гегелевской школы явилась важной предпосылкой не только теоретической разработки новой науки — диалектического материализма, но и упрочения и консолидации политической идеологии назревавшей революции, теоретической и практической программы создававшейся тогда рабочей партии. Эта полемика Маркса с Гегелем была уже в известном смысле подготовкой к "Коммунистическому манифесту".
С другой стороны, критика гегелевской концепции отчуждения составляет, как мы увидим в дальнейшем, важную часть критики Гегеля Фейербахом, а значит, великого поворота от идеализма к материализму, происшедшего в Германии в 40-е годы. В этой критике обнажаются как сила, так и слабость и ограниченность фейербаховского материализма. Поэтому Марксова критика гегелевской теории отчуждения представляет собой и усвоение фейербаховского наследия, и его преодоление, выход за рамки старого материализма.
Вторая характерная и важная особенность этой критики состоит в том, что Маркс впервые после Гегеля в Германии вновь исходит из единства экономического и философского подходов при рассмотрении различных социальных и философских проблем. Конечно, такое единство осуществляется Марксом на несравненно более высоком уровне, чем Гегелем, причем и в экономическом, и философском плане. В философском отношении дело заключается, как нам известно, в преодолении идеалистической диалектики материалистической. Но критика идеализма Марксом основывается на существенно более высоком, чем гегелевский, уровне познания, присущем и политической экономии. В экономических размышлениях Маркса уже содержится социалистическая критика взглядов классиков политической экономии. (А гениальная статья молодого Энгельса в "Немецко-французских ежегодниках" предвосхитила Марксов анализ). Лишь социалистическая критика капиталистической экономики и ее научное понимание в работах классиков позволяют вскрыть действительное диалектическое движение в самой экономической жизни, в экономической практике человека. Только это стремительно совершенствующееся конкретное познание молодыми Марксом и Энгельсом реального диалектического развития экономической жизни создает действительную основу для критики предшествующих попыток отразить в понятийной форме общественное бытие: классиков политической экономии, с одной стороны, Гегеля — с другой.
Следовательно, когда Маркс критиковал гегелевское отчуждение (EntauBerung) как центральное понятие "Феноменологии" и идеалистической диалектики вообще, то такой центральный пункт критики был им выбран не случайно. Исходя из весьма несовершенного понимания политической экономии, Гегель гениально угадал в Entauberung, Entfrembung фундаментальный факт жизни и поэтому сделал понятие "отчуждение" центральным понятием своей философии. Марксова критика Гегеля исходит из более глубокого и истинного понимания самих экономических фактов. Чтобы дать исчерпывающую диалектическую критику истинного и ложного, существенного и мистифицируемого в гегелевском понимании этих явлений, нужно сначала, опираясь па социалистическую критику капиталистического отчуждения труда, экономически истолковать основные экономические факты в их действительном своеобразии и закономерности.
Односторонность критики Гегеля Фейербахом не в последнюю очередь вызвана тем, что этот замечательный мыслитель исследовал и критически преодолел гегелевскую теорию "отчуждения" только в ее крайних философских выводах. О том, что эта концепция порождается самой действительностью и противоречивым образом отражает последнюю, о содержащейся в гегелевском "отчуждении" взаимосвязи политической экономии и философии Фейербах не догадывается. Поэтому его критика остается односторонней, неполной и абстрактной, поэтому он, как мы увидим, не может преодолеть — несмотря на свою философскую противоположность Гегелю как материалиста идеалисту — гегелевскую ограниченность, носящую в конечном итоге отнюдь не философский, а социальный характер и неразрывно связанную с буржуазным обществом.
Тесная связь между политической экономией и философией в упомянутых рукописях Маркса представляет собой, таким образом, глубокую методологическую необходимость, предпосылку действительного преодоления идеалистической диалектики Гегеля. Поэтому было бы крайне поверхностным полагать, будто полемика Маркса с Гегелем начинается лишь в последней части "Экономически-философских рукописей", содержащей критику "Феноменологии". В предыдущих чисто экономических разделах, в которых Гегель совсем не упоминается, содержится принципиальная основа этой полемики и критики — экономическое объяснение реального факта отчуждения (Entfremung).
Мы приведем здесь лишь некоторые, наиболее существенные разъяснения Маркса. Он исходит из реальных фактов капиталистической экономики, отбрасывая экономическую робинзонаду в любых ее формах. Ведь при таком подходе разделение труда, обмен и т. д. дедуцируются робинзонадой, подобно тому как теология дедуцирует происхождение зла из грехопадения, т. е. буржуазная политэкономия превращает в нечто данное, исходный пункт как раз то, возникновение чего она должна объяснить. На основании анализа реальных фактов капиталистической экономики Маркс дает следующее описание отчуждения (Entfrem-dung), возникающего в самом процессе труда: "… предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя. Продукт труда есть труд, закрепленный в некотором предмете, овеществленный в нем, это есть опредмечивание труда. Осуществление труда есть его опредмечивание. При тех порядках, которые предполагаются политической экономией, это осуществление труда, это его претворение в действительность выступает как выключение рабочего из действительности, опредмечивание выступает как утрата предмета и закабаление предметом, освоение предмета как отчуждение… Все эти следствия уже заключены в том определении, что рабочий относится к продукту своего труда как к чужому предмету" [16].