Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества - Лукач Георг. Страница 39

Признания личного характера можно найти в некоторых письмах Гегеля, написанных в начале франкфуртского периода Нанетте Эндель, подруге его сестры, с которой он познакомился во время пребывания в Штутгарте в период между Берном и Франкфуртом. Он говорит в письме от 9 февраля 1797 г.: "…и когда я нашел, что было бы совершенно неблагодарным занятием служить здесь людям примером и что святой Антоний Падуанский добился явно большего, проповедуя рыбам, чем я добился бы здесь посредством такой жизни, то после зрелого размышления я решил вовсе не желать этим людям исправления, а наоборот, с волками жить — по-волчьи выть…". Из других документов известно, что Гегель находился фактически в значительно лучших отношениях с франкфуртской купеческой семьей, где он был домашним учителем, чем раньше со своими бернскими учениками и их семьями. Из письма Гегеля Шеллингу мы помним резкое республиканское отрицание бернского патрицианского хозяйства. Только что цитированное письмо показывает, что во Франкфурте Гегель существенно изменил отношение к людям своего окружения. Это письмо может быть истолковано так, что в нем речь идет о тактике в отношениях с людьми, даже о лицемерии. Но это не свойственно характеру Гегеля. И отрывок из другого письма, от 2 июля того же года, в котором он говорит Нанетте Эндель об изменении своего отношения к природе, совершенно ясно показывает, что речь идет о глубокой перемене в его взглядах: "… и если там (в Берне.-Д. Л.) в объятиях природы я всегда достигал примирения с собою и с людьми, то здесь я часто бегу к этой верной матери, чтобы на се лоне вновь рассориться с людьми, с которыми я живу в мире, чтобы под ее эгидой избавиться от их влияния, разрушить союз с ними" [6].

В этих письмах, особенно в последнем, отчетливо видно изменение гегелевских установок в отношении к современному ему обществу. И в то же время видно, что эта перемена с самого начала скрывает в себе внутреннее противоречие, ее ядром является целый комплекс противоречий. Характер и объективная основа этих противоречий выяснились для Гегеля лишь со временем. Отсюда, с одной стороны, мучительное, ипохондрическое, кризисное настроение франкфуртского периода, хотя условия его личной жизни были намного лучше, чем в Берне. Я имею в виду не просто внешние обстоятельства: его духовная изоляция была во Франкфурте намного меньше, чем в Берне. Вначале он проводил время в непосредственном общении с другом своей юности Гельдерлином и близко сошелся через него с другими незаурядными представителями молодого поэтического и философского поколения Германии, например с И. Синклером.

С другой стороны, из того, что эти противоречия им пережиты, связаны с его личной судьбой и потому долгое время имели скорее эмоциональный, чем понятийно-систематический характер, проистекает гегелевский способ постановки проблем в этот период, а именно восхождение к понятийному обобщению от индивидуального переживания. Однако оно осуществляется так, что в заметках виден весь путь, включая побудительный, эмоциональный импульс. В ранее цитированном фрагменте из статьи "Конституция Германии" можно видеть пример этого способа обсуждения Гегелем проблем. Он объясняется тем, что Гегель здесь лишь вступает на путь философа-диалектика. Он не рассматривает личный, эмоциональный, побудительный импульс лишь как импульс, нуждающийся в особом анализе и сведении к его объективным основам и закономерностям (это он сделает позднее, в йенский период), а видит в нем составную часть самой проблемы. И это понятно, поскольку проблема, которую ставит здесь Гегель и которая относится к его личному спору с буржуазным обществом, есть попытка найти свое место в нем.

Разумеется, это не чисто личная проблема. Если бы речь шла лишь о биографическом эпизоде, это не представляло бы для нас значительного интереса. Но противоречие, с которым молодой Гегель сталкивается во Франкфурте, объективно является общим для всех значительных писателей и мыслителей Германии того периода. И поскольку эта литература и философия получили широкое и поистине международное значение, постольку и социальное противоречие, лежащее в их основе, не может быть сугубо локальным и принадлежать лишь Германии, хотя специфические формы его проявления определены общественными отношениями тогдашней Германии.

Речь идет о позиции великих немецких гуманистов по отношению к буржуазному обществу, которое одержало окончательную победу во французской революции, в промышленной революции в Англии и которое одновременно начинает обнаруживать свои отталкивающие, враждебные культуре, прозаические стороны более отчетливо, чем в эпоху героических иллюзий — накануне и во время французской революции. Выдающиеся буржуазные гуманисты Германии столкнулись со сложной и противоречивой необходимостью признать буржуазное общество, утвердить его в качестве необходимой, единственно возможной, прогрессивной действительности и в то же время критически вскрыть и выявить его противоречия и, не впадая в апологетику, капитулировать перед бесчеловечностью, коренящейся в его сущности. Способ, каким классическая немецкая философия и литература в "Вильгельме Майстере" и "Фаусте" Гете, в "Валленштейне" и эстетических сочинениях Шиллера, в "Феноменологии духа" и последующих сочинениях Гегеля затрагивают и пытаются разрешить эти противоречия, демонстрирует их всемирно-историческое величие — и одновременно их пределы, очерченные буржуазным горизонтом вообще и немецкой Misere (нищетой, мелочностью. — Ред.] в особенности.

Когда Гегель, как об этом свидетельствует выше цитированное письмо, апеллирует к природе, чтобы избежать ассимиляции со своей социальной средой, то он выражает это противоречие в примитивной и непосредственно эмоциональной форме. С одной стороны, он стремится глубже понять современное ему буржуазное общество, каково оно есть, как оно функционирует, и действовать в нем; но, с другой стороны, он противится признанию его бесчеловечных, мертвых и мертвящих сторон и ратует за живые и жизнедарующие стороны. Противоречие, возникающее в жизни Гегеля во франкфуртский период, оказывается, таким образом, одновременно и мучительно, страстно переживаемым в его личной жизни, и неразрывно связанным с объективными противоречиями его эпохи.

Франкфуртский кризис в жизни и мышлении Гегеля заключается в необходимости поднять это противоречие до уровня философской объективности. От простой констатации противоречия своего личного существования Гегель переходит к познанию противоречивости всеобщего, диалектического характера не только/ буржуазного общества (разумеется, в пределах буржуазного горизонта и ограниченности идеалистической философии), но и всякой жизни, всего бытия и всего мышления. В этом заключается философская гениальность Гегеля, его интеллектуальное превосходство над современниками. Франкфуртский кризис завершается первыми формулировками диалектического метода — правда, облаченными еще в весьма мистические одеяния. Он заканчивается — и это не случайно — диалектическим, признающим противоречивость своих оснований "примирением" с современным ему буржуазным обществом. В коротком стихотворении, написанном в конце франкфуртского или в начале йенского периода, Гегель очень ясно выражает то жизненное настроение, с которым он преодолел франкфуртский кризис:

Смело отдайся ты, отпрыск богов, продолжению битвы, Брось примиренье с собой и трудом этот мир разрушай! Пробуй себя превзойти, — хоть не станешь ты лучше, чем Время, Время само вознесется дерзким усильем твоим [7].

2. Старое и новое в первые годы франкфуртского периода

К важнейшим чертам философской индивидуальности Гегеля относится то, что его развитие осуществляется постепенно, шаг за шагом. Ранее мы энергично подчеркнули перелом в гегелевском мышлении для того, чтобы ввести читателя в духовную атмосферу франкфуртского периода. На деле же этот процесс развертывался весьма медленно, нередко сопровождаясь поворотом вспять. Многое из достижений бернского периода длительное время остается без перемен или сохраняется с незначительными изменениями. Гегель нередко лишь ограничивается перестройкой старых мыслей, прежних исторических построений, иногда даже не сознавая, сколь отличен ход его старых и новых мыслей. Мы, например, увидим, что последней его работой франкфуртского периода является новое введение к главному бернскому сочинению, "Позитивность христианской религии", хотя — и это мы тоже покажем — концепция позитивности претерпела за эти годы фундаментальные изменения. И так осуществляется развитие его взглядов почти во всех областях.