Основные проблемы гражданского права - Покровский Иосиф Алексеевич. Страница 30

Пренебрежение к духовным интересам является лишь психологическим отголоском старого времени. Рост духовной стороны человеческой личности требует для этих интересов такого же признания, каким пользуются интересы имущественные. Совершенно правильно подметила это германская комиссия, пересматривавшая проект Уложения. "У высококультурного народа, - читаем мы в ее протоколах *(50), - обязательство имеет своей задачей обеспечивать не только материальные блага, но и блага идеальные, значение и ценность которых растут вместе с ростом культуры".

Однако старое воззрение, вынужденное отступать перед натиском этой культурной потребности, пытается задержаться на некоторой средней позиции. Признавая необходимость допущения обязательств на действия неимущественные, многие из представителей науки современного гражданского права требуют, однако, для такого допущения наличности "серьезного", "достойного охраны" интереса ("schutzwilrdiges Interesse"). Недостаточно того, что стороны сами настолько ценили свой интерес, что облекли его в форму юридического договора; необходима проверка суда с точки зрения объективной "общезначимости" этого интереса. Духовный интерес, который имеет уже общее значение в данной среде, должен получить юридическую защиту; то же, что имеет характер чисто личного, субъективного пристрастия данного лица, охране права подлежать не может. Так, например, договор о том, чтобы сосед не играл по ночам на рояле, может рассчитывать, с этой точки зрения, на свое признание перед судом, так как духовное благо ночного спокойствия есть в настоящее время уже объективное, общепризнаваемое благо. Иное дело договор, которым лицо выговаривает только, чтобы сосед не играл какой-либо одной пьесы, слышать которую оно, по своим личным воспоминаниям, не может; вопрос о признании такого договора уже может быть сомнительным, так как охраняемое им благо имеет только личный, чисто субъективный интерес.

Но и это среднее мнение должно быть решительно отвергнуто. Мы знаем уже, что новейшее развитие правосознания движется не только по пути признания прав личности вообще, но и по пути признания прав конкретной человеческой личности. Совершенно справедливо и на этот вопрос отвечала германская комиссия: "Достоин охраны всякий интерес, который не нарушит границ закона или индивидуальной свободы. Нет надобности в иных границах, кроме той, которая требует, чтобы обязательство не противоречило закону или добрым нравам".

С аналогичной борьбой воззрений мы встречаемся и в другом вопросе, связанном с духовными, нематериальными, интересами, - именно в вопросе о возмещении так называемого морального вреда. Мы видели, что этот вопрос сплетается с только что рассмотренным вопросом о значении обязательств на действия неимущественные, хотя отнюдь с ним не совпадает. Неисполнение договора даже имущественного содержания может причинить контрагенту, кроме материального вреда, еще нематериальные неприятности; любое обыкновенное правонарушение (деликт) может быть источником глубоких нравственных потрясений для того, против кого оно было совершено. Хозяин гостиницы не предоставил вам обещанного по телеграфу номера, вследствие чего вам, быть может с семьей, пришлось провести ночь на улице. Какой-либо злоумышленник украл у вас материалы для подготовлявшегося вами сочинения или уничтожил последнюю фотографическую карточку вашей покойной матери и т. д., и т. д. И вот перед правом возникает трудный вопрос, можно ли во всех подобных случаях игнорировать нематериальный вред этого рода, ограничиваясь исключительно стороной имущественной.

Римское право и здесь принципиально держалось этой второй точки зрения, допуская некоторое вознаграждение за нематериальный вред лишь в отдельных исключительных случаях (например, при исках об обиде - actio injuriarum). Эту римскую точку зрения усвоила себе и юриспруденция новых народов. Еще в настоящее время весьма распространено учение о том, что возмещение нематериального вреда не может входить в задачи гражданского права: этот вред, во-первых, не может быть оценен на деньги, а, во-вторых, если бы даже такая оценка была каким-нибудь образом возможна, она была бы нежелательна, так как она унижала бы те самые духовные блага, которые желают возвысить и охранить.

Однако и здесь в XIX веке рядом с этим воззрением возникло другое, которое считает гражданское право принципиально обязанным взять эти попираемые нематериальные интересы под свою защиту. Прежде всего, это воззрение зародилось в практической юриспруденции, именно в практике судов французских и английских, которые стали широко давать денежное удовлетворение за моральный вред. За практикой мало-помалу пошла и теория, а затем это воззрение перекинулось и в другие страны. В частности, в Германии горячими защитниками его явились такие авторитеты, как Иеринг Гирке. Настроение в пользу возмещения нематериального вреда стало расти и, несмотря на столь же горячую оппозицию, в значительной степени нашло себе отражение в новейших кодификациях.

Правда, все они в принципе продолжают стоять на точке зрения невозмещения морального вреда (§ 253 Германского уложения: "Wegen eines Schadens, der nicht Vermogenschaden ist, kann Entschadigung in Geld nur in den durch das Gesetz bestimmten Fallen gefordert werden"; ст. 28 Швейцарского уложения: "Eine Klage auf Schadenersatz oder aufLeistung einer Geldsumme als Genugtuung ist nur in den vom Gesetze vorgesehenen Fallen zulassig"); тем не менее все они делают из этого принципа далеко идущие исключения.

Так, согласно Германскому уложению (§ 847), в случае телесного повреждения, повреждения здоровья, лишения свободы или нарушения женской чести гражданский суд может назначить некоторое "справедливое вознаграждение" и за нематериальный вред. Далее, предоставляя суду право понижения назначенной в договоре неустойки, если она покажется чрезмерной, Германское уложение предписывает, однако, суду в таком случае принимать во внимание и нематериальные интересы того, кто эту неустойку выговорил (§ 343). Наконец, сверх того, германский уголовный закон при целом ряде преступлений (клевета, нарушение авторского права и т. д.) предоставляет суду право назначить, сверх уголовного наказания, еще и частный штраф (так называемый Busse) в пользу потерпевшего в виде его удовлетворения.

Швейцарский закон об обязательствах 1911 г. идет еще дальше. Установив в ст. 47, что в случае убийства или телесного повреждения суд может возложить на преступника обязанность уплатить некоторую соответственную сумму потерпевшему или его ближним в виде удовлетворения, он затем в ст. 49 дает для всех других правонарушений следующее общее правило: "Кто окажется потерпевшим в своих личных отношениях ("wer in seinen persunlichen Verhaltnissen verletzt wird"), может при наличности вины правонарушителя требовать возмещения вреда, а там, где это оправдывается тяжестью правонарушения или виновности, может требовать, сверх того, и уплаты денежной суммы в виде удовлетворения". Нужно отметить, впрочем, что приведенное постановление Закона 1911 г. является некоторым сужением соответственной статьи (ст. 55) прежнего Швейцарского уложения об обязательствах (1881 г.): это последнее не знало оговорки "где это оправдывается тяжестью правонарушения или виновности". Тем не менее, даже в его нынешнем виде Швейцарское обязательственное уложение распространяет принцип вознаграждения за нематериальный вред на всю область правонарушений, поскольку они сопровождались повреждением "личных отношений". Что же такое, по терминологии Швейцарского уложения, эти "личные отношения", мы уже знаем из предыдущего: этим именем обозначается вся совокупность нематериальных интересов каждой конкретной личности. "Нарушение "личных отношений", - говорит один из комментаторов Швейцарского уложения, - определяется не in abstracto, а в связи с самой личностью потерпевшего".