Подъем и падение Запада - Уткин Анатолий Иванович. Страница 6

Характерно, как сами представители Запада обычно отвечают на вопрос о причинах притягательности своей цивилизации убежденно и кратко: сила их религиозных идеалов, несравненные достоинства их культуры, совершенства их политических учреждений. Им самим непросто ощутить подлинный источник своей мощи. Как пишет американский политолог Лауэ, «никогда не ставящие под сомнение базовые основания своих обществ — даже в крайних проявлениях самокритики, — они не ощутили невидимых структур индивидуальной и коллективной дисциплины, которая обеспечила все их достижения и оказалась столь трудной для имитации за пределами Запада» [25].

Главное, что отличало Запад от остального мира, — неутолимая и неистребимая воля «достичь предела», мистическая вера в свою судьбу, практичность, отношение к миру как к арене действий, где каждый шаг должен быть просчитан, где обстоятельства времени и места рассматриваются как объекты манипуляции. Восприятие жизни как имеющего цель путешествия, как места целенаправленных усилий явилось самой большой особенностью Запада, вставшего на путь исключительно успешной глобальной экспансии. Прометеевский вызов высшим силам, проявившийся в непоколебимом самоутверждении, сформировавшийся «фаустовский комплекс» готовых создавать достойную жизнь здесь, на этой земле, более всего отличают западное видение мира от любого другого. В этом смысле Запад — это не географическое понятие, а состояние ума, функция характера и характеристика всепобеждающей воли.

Рассуждая о фаустовской душе, А. Шопенгауэр предложил формулу: «Мир как воля и представление». Отдавая в возвышении западного человека приоритет волевому началу и отвлеченному мышлению, О. Шпенглер охарактеризовал первое обстоятельство следующим образом: «Воля связывает будущее с настоящим, мысль фаустовская, а не аполлоновская... Историческое будущее есть даль становящаяся, бесконечный горизонт вселенной — даль ставшая, — таков смысл фаустовского переживания глубины. Говоря, что фаустовская культура есть культура воли, мы употребляем только другое выражение для обозначения ее высокоисторического характера. Воля есть психическое выражение «вселенной как истории». После античной личности, находящейся вне истории — целиком в настоящем, западный человек полностью находится в истории. Первого вел вперед рок, фатум. Второго, западного — воля».

Для Шпенглера наиболее убедительным в характеристике западного человека было обращение к портретной живописи мастеров, начиная с Ван Эйка до Веласкеса и Рембрандта, «выражение персонажей которых, в полную противоположность египетским и византийским изображениям, позволяет почувствовать борьбу между волей и мыслью — вот скрытая тема всех этих голов и их физиогномики, резко противоположная эллинским идеальным портретам Эврипида, Платона, Демосфена. «Воля» есть символическое нечто, отличающее фаустовскую картину от всех других. Волю также невозможно определить понятием, как и смысл слов «Бог», «сила», «пространство». Подобно последним, это такое же праслово, которое можно переживать, чувствовать, но нельзя познать. Все существование западного человека... находится под ее воздействием. Такое слово по возможности принадлежит всему человечеству, а на самом деле имеется внутри только западной культуры». И. Кант высказался о феномене западного человека еще лаконичнее: притяжение души господствовать над чужим. «Наше «я» владычествует при помощи формулы вселенной». Главная черта Фауста — безграничная вера в свои силы на этой земле. В поэтической характеристике И.В. Гете: «Я осилю все... И вот мне кажется, что сам я — Бог... Брось вечность утверждать за облаками! Нам мир земной так много говорит!.. В неутомимости всечасной себя находит человек... Не в славе суть. Мои желанья — власть, собственность, преобладанье. Мое стремленье — дело, труд» [26].

Второй важнейший элемент фаустовской души — память. Эллин был лишен фаустовской памяти, о которой Шпенглер сказал, что она — основа исторического чувства западного человека, в котором постоянно присутствует все прошлое внутренней жизни и которая «растворяет мгновение в становящейся бесконечности. Эта память, основа всякого самосозерцания, заботливости и набожности по отношению к собственной истории, соответствует душевному пространству (западного человека. — А.У.) с его бесконечными перспективами... Стиль греческой души — анекдотически-мифический, а северной — генетически-исторический» [27]. Гутенберг дал этой памяти надежный инструмент сохранности, и вскоре западные библиотеки стали главным опорным пунктом всемирного наступления западного человека.

Укажем еще раз на два эти элемента — феноменальное пристрастие к истории как к процессу (а не череде событий, как, скажем, у античного историка Фукидида), процессу, в котором ты сам являешься крайним звеном творимого действа, и побуждающая к действию воля [28] являются главенствующими признаками прометеевского человека, фаустовской души, отличительными чертами личности Запада (К. Леонтьев характеризовал это как «чрезмерное самоуважение лица» [29]).

С середины XVII в. наука стала источником силы Запада, давая ему в руки все средства владения Землей — от секстанта до атомной бомбы. Сила Запада стала заключаться в том, что в парламентах, университетах и у читателей книг сформировалось определенное социальное единство, и талант получил условия для развития, новая идея — благодатную почву для реализации. Ничего этого не имел изумленный мир, не способный мобилизовать административное управление, финансовые ресурсы и талант своих народов, чтобы отстоять свою свободу и историческую оригинальность перед энергичнопрактичным Западом. В противоположность завоевателям всех времен и народов западноевропейцы (ведомые, повторим, «фаустовским комплексом») не удовольствовались простым контролем над завоеванным пространством, но добивались контроля над полученным социумом, переделывая его на свой лад.

Психологическая парадигма стала главным орудием и главным «экспортным продуктом» Запада по отношению к элитам прочих цивилизаций. Самым определенным образом Запад уже в XVI в. бросил вызов всему остальному человечеству — огромному большинству, многим могущественным государствам, многим могучим империям, чьей роковой слабостью было не отсутствие пушек (изобретенных, кстати, на Востоке), а отсутствие индивидуальной воли каждого (в незападном мире коллективная воля чаще держалась на страхе), фаустовского отношения к жизни как к путешествию, обстоятельства которого могут быть предусмотрены заранее и в котором нет недостижимых целей, а могут быть лишь ошибки в расчете.

Великие географические открытия и путешествия Марко Поло в Китай, Колумба в Америку, Олеария и Герберштейна по огромной Руси, приход капитана Смита к виргинским берегам, а капитана Ченселора к берегам Белого моря обозначили ось мирового развития, превращение внешнего мира в объект творимой Западом истории.

Осуществляя свою модернизацию, Запад получил огромные преимущества по сравнению с остальным миром, который еще оставался приверженным условностям и традиционализму. Военный потенциал армий и флотов Запада начиная с XVI в. возрос необычайно и с тех пор не уступает лидерства никому. Традиционные цивилизации в силу отсталости своего развития оказались не способными противостоять экспансии Запада. В XVI в. зоной западного влияния стал а Латинская Америка; в XVII в. возникают первые европейские анклавы в Северной Америке, в Африке и на полуострове Индостан; с XVIII в. в сфере западного влияния — Северная Америка, Индия, многочисленные острова и прибрежные анклавы; в XIX в. поделена Африка, заселена Австралия, в зону западного влияния попадает Китай, перед «черными пароходами» Запада открывается Япония; в XX в. происходит раздел Оттоманской империи. Примерно в 1920 г. вся планета, кроме России, попадает под непосредственное руководство Запада; редкие страны, номинально сохраняющие независимость, выделяют из своей среды Кемаля Ататюрка и Чан Кайши, прямая и декларированная задача которых — максимально быстро вестернизировать свои страны и сблизиться с Западом [30].