Блез Паскаль - Стрельцова Галина Яковлевна. Страница 30

Во-вторых, в связи с этим Паскаль указывает на проблему источника нравственного достоинства личности и выступает против этического рационализма, кредо которого выразил Декарт в своем «Рассуждении о методе»: «Поскольку наша воля склонна чему-либо следовать или чего-либо избегать только в силу того, что наше разумение представляет ей это хорошим или дурным, то достаточно правильно судить, чтобы хорошо поступать, и судить возможно правильнее, чтобы и поступать также наилучшим образом, то есть чтобы обрести все добродетели, а вместе с тем и все другие доступные нам блага» (36, 279). Удивительна эта совершенно сократовская вера Декарта в тождество знания и добродетели! Ведь еще в античности стоики заметили противоречие между тем и другим по принципу: «Вижу и одобряю лучшее, а следую худшему». Иезуиты являли для Паскаля пример подчас вопиющего противоречия между знанием, эрудицией, образованностью и добродетелью. Паскаль правильно считает, что знания еще недостаточно для определения нравственного достоинства личности.

Поскольку сам разум, согласно Паскалю, подвержен всяким влияниям (чувств, страстей, воображения, корыстных интересов и т. д.), постольку он не может быть «высшим судьей» и представляет в нравственном отношении нечто нейтральное, следующее велениям злого или доброго «сердца» человека. Значит, источником «нравственного порядка» (как и безнравственного поведения) может быть доброе или злое «сердце» как первичная и более мощная по сравнению с разумом чувственная природа в человеке. Кроме того, верить во всесилие разума могут только те, полагает Паскаль, кто недооценивает силу страстей, но эти последние «всегда живы даже в тех, кто стремится от них отречься» (там же, 549, фр. 410). Внутренняя борьба между разумом и страстями составляет драматизм всей человеческой жизни и происходит с переменным успехом, лишь иногда уступая место их гармонии. Так что не всегда «ум с сердцем не в ладу».

Связывая источник нравственности с «сердцем» человека, Паскаль хочет утвердить искренность, неподдельность и непосредственность добродетели на уровне нравственного чувства, которое не умеет лицемерить и хитрить, подобно разуму. Правильно подчеркивая важную роль нравственных чувств и интуиции в моральной жизни людей, Паскаль все-таки отводит и разуму свое место в нравственном воспитании: разум побуждает себялюбивое «сердце» обратить свой взор к «общему благу», но лишь неподкупный и полный истины разум.

В-третьих, Паскаль отмечает относительность нравственных норм, изменяющихся не только от эпохи к эпохе, но и от народа к народу и от государства к государству. «Кража, кровосмешение, убийство детей и отцов — все выступало под видом добродетельных поступков» (там же, 507, фр. 60). Он связывает различные нравы с законами разных эпох и государств, но не может указать их источника.

Наконец, Паскаль озабочен проблемой нравственного идеала, т. е. нравственно совершенной личности. Он находит его в личности Иисуса Христа, главными нравственными качествами которого считает милосердие, служение людям и любовь к ним, готовность жертвовать собой ради других, способность к страданию. К другим ценным качествам Паскаль относит рассудительность, сознание своего долга, правдивость, верность, честность, скромность. Не видя возможности реализации этого идеала в том «зачумленном мире», в котором вращаются люди (по сути дела в светском обществе с его интригами, обманом и предательством), Паскаль снова возлагает все надежды на религию. Истинные христиане, следуя примеру Иисуса Христа, согласно Паскалю, образуют свою «республику», но она немногочисленна, ибо показная набожность в духе иезуитизма широко распространена в свете. Если в «Письмах к провинциалу» он часто апеллировал к разуму, чувствам, совести людей, то в «Мыслях» начинает преобладать религиозное обоснование морали: «нравственный порядок» он иногда называет «сверхприродным».

4. «Психология нравов»

Исследование нравов современного ему светского общества Паскаль унаследовал от Монтеня, но в отличие от него он строит определенную концептуальную схему, выводя многообразные элементы человеческого поведения из единого, по его мнению, источника — себялюбия. Рассматривая его как главный принцип поведения людей, он выводит из этой своеобразной «нравственной аксиомы» такие следствия, которые в конце концов вступают с ней в самое «вопиющее» противоречие. По сути дела вся «психология нравов» Паскаля служит главной цели — развенчанию себялюбия. Любопытно, что ему удается расположить весьма богатый эмпирический материал, так сказать, на ветвях «древа себялюбия».

В своем знаменитом фрагменте о себялюбии, анализ которого был дан в предыдущем параграфе, Паскаль описал еще не все «беды», вытекающие из следования этому принципу. «Порча» распространяется дальше и «поражает» всю жизнь людей до самой их смерти. Этой теме Паскаль посвящает несколько разделов своих «Мыслей», дав им характерные заголовки: «Суета», «Скука», «Развлечение», «Противоречия», «Высшее благо», а также множество разбросанных по всем «Мыслям» фрагментов.

Щадя свое Я и не желая задумываться о своем несовершенстве, человек, по мнению Паскаля, стремится убежать от самого себя во внешнее существование: развлечения, погоня за удовольствиями, ни к чему не обязывающие светские знакомства, азартные игры и т. п. Суетность оказывается уделом такого рода жизни, и Паскаль рисует выразительную картину суетно-хлопотливой жизни всех сословий, начиная с королей и кончая каменщиками и кровельщиками.

«Все люди без исключения стремятся к счастью… — говорит он. — Воля никогда не делает ни малейшего шага, не имея в виду эту желанную цель. Это — мотив всех действий всех людей, даже тех, которые намерены повеситься» (14, 519, фр. 148). Счастье представляется людям тем заветным «высшим благом», которым они хотели бы обладать постоянно. Но в чем и где искать его? Философы нам здесь не помогут, ибо между ними нет согласия и они предложат нам слишком большой выбор. «Одни ищут его в авторитете, другие — в любознательности и науках, третьи — в наслаждениях» (там же, 520, фр. 148). Стоики усматривают «высшее благо» в добродетели, которую «изображают со строгим видом, суровым взглядом, взъерошенными волосами, нахмуренным и вспотевшим от тяжких и мучительных усилий лбом, вдали от людей и в удручающем молчании возвышающейся одиноко на вершине скалы» (там же, 296). Такое «благо» в виде «фантома, пугающего детей», отвергает Монтень и представляет добродетель, согласно Паскалю, этакой «приятной, наивной и доступной всем вещью, позволяющей изнеженно пребывать в состоянии спокойной праздности» (там же). Поскольку для Монтеня нет ничего достоверного, продолжает Паскаль, постольку главное правило его поведения состоит в спокойствии и удобстве. Но монтеневские рекомендации хотя и легко исполнимы для людей, ибо не насилуют их природы, но «решительно пагубны для тех, кто сколько-нибудь склонен к нечестию и порокам» (там же, 297).

Главный же недостаток этого различного понимания «высшего блага» состоит в том, по мнению Паскаля, что его видят в каких-то отдельных и частных вещах и отсутствие какой-то одной из них гасит в человеке удовольствие и счастье от обладания другой. Лучше поняли сущность «высшего блага» те, кто считает его таковым, чтобы «все могли обладать им одновременно, без всякой зависти и не могли потерять его против своей воли» (там же, 520, фр. 148).

Если отвлечься от всех конкретных решений проблемы «высшего блага», то в общем, полагает Паскаль, одни намереваются искать его вне себя, во внешнем мире, другие, наоборот, — в самом себе (стоики). Но стоики акцентируют внимание больше на «величии» человека и его возможности своими силами достичь высшего совершенства и счастья. Обычный опыт показывает, что люди очень далеки от стоического идеала жизни.

Что могут увидеть люди, спрашивает Паскаль, если они поверят стоикам и станут «внутри себя» искать свое счастье, если поглубже заглянут в свою душу, если внимательнее присмотрятся к условиям своего бытия? Даже сам король, в «величии» и счастье которого убеждены люди, обнаружит в себе массу недостатков, пороков, низостей, а в естественных условиях своей жизни — болезни, физическую хрупкость, рано или поздно ожидающую его смерть.