Тридцатник, и только - Джуэлл Лайза. Страница 50

Вчерашний вечер стал последней каплей. Диг окончательно потерял терпение.

Ему было абсолютно ясно, что приблизиться к Дилайле он может лишь одним способом: проникнуть в ее тайны, в те самые тайны, что ведомы доктору Розмари Бентолл. И если Дилайла считает его недостаточно зрелым и подготовленным к тяжким откровениям, он сам узнает правду.

Диг еще дальше высунулся в окно, и, словно по волшебству, когда Дилайла взялась за дверную ручку такси и повернулась к водителю, чтобы назвать адрес, на Кэмден-роуд снизошла тишина. Движение замерло, ветер стих, и легкое дуновение донесло слова Дилайлы :

— Вокзал Ватерлоо, пожалуйста.

Стукнувшись о раму, Диг поспешно бросился натягивать джинсы и свитер.

— Черт, — он потер ушибленное место.

Через две минуты, одним махом проглотив кофе, оставшийся в чашке Дилайлы, он с Дигби на руках уже топтался на Кэмден-роуд в ожидании такси.

Дигу хватило времени, чтобы подивиться незнакомому миру, простиравшемуся вокруг, — миру раннего субботнего утра, населенному мужчинами и женщинами, которые не проводят вечера по пятницам в пабе, не ложатся спать в два часа ночи и не тратят субботы на тщетные попытки избавиться от похмелья. Этот мир открывал россыпь новых возможностей. Диг опять припомнил счастливую картинку, нарисованную воображением Надин, — картинку с детьми и всем прочим. С каждой минутой она все больше ему нравилась.

Завидев в отдалении янтарный огонек, Диг выбросил вверх руку, словно возбужденный зубрила на уроке.

Такси остановилось.

— Вы не возражаете против собаки? — любезным тоном осведомился Диг, поймав холодный, мутноватый взгляд водителя, который тот бросил на на дрожащий комок в его руках.

— Воспинтанная?

Диг энергично закивал.

— Воспитаннее меня, — неуклюже пошутил он.

— Ладно, садитесь. В случае чего, грязь сами будете убирать. — Диг торопливо опустил Дигби на резиновый коврик.

— Куда едем? — коротко осведомился шофер.

— Вокзал Ватерлоо, будьте добры… И я очень спешу.

— Нет проблем, — повеселел шофер, предвкушая гонку по пустым улицам Лондона. — Всегда пожалуйста.

Глава тридцать вторая

В пять тридцать утра Надин сосредоточенно занималась сборами, до выхода из дома оставалось пять минут. Если очень надо, то в пять минут можно втиснуть все то, на что обычно уходит сорок пять. Накануне вечером Надин упаковала вещи, достала из шкафа дорожный костюм, насыпала кофе в чашку, добавив молока и сахара, и хорошенько отмокла в ванной, чтобы не принимать душ утром.

Действовала она с привычной четкостью, но сегодня режим пятиминутной готовности осложнялся сверхплановой задачей: проконтролировать, встал ли Фил и готов ли он к отъезду. Она провела ночь на диване и, когда зазвонил будильник, первым делом распахнула дверь в спальню и включила верхний свет. Жестоко, но ей было плевать: шла почти военная операция.

— Как твоя нога? — спросила она, заглянув в спальню полминуты спустя с зубной щеткой во рту.

— У-у-ф-ф, — ответил Фил, прикрывая глаза рукой.

— Вставай, — подбодрила его Надин, — от тебя требуется лишь одеться… Вот, — она швырнула его одежду на кровать. — Я повесила ее на батарею на ночь, и теперь она сухая и теплая. В твоем распоряжении… — она глянула на часы — … две с половиной минуты. Пошевеливайся.

Тридцать секунд миновало, а Фил не пошевелил не то что ногой, ни единым мускулом.

— Фил! Будь любезен, поторапливайся!

— Черт побери, Дин, — буркнул он, косясь на нее из-под локтя, — ты прямо как майор в казарме.

— Да… я во многом переменилась. Дай-ка посмотреть на твою ногу. — Она шагнула к кровати и безжалостно отдернула одеяло.

Фил плотоядно наблюдал за ней, довольная ухмылка кривила уголки его губ.

— О да-а, — протянул он, такой ты мне больше нравишься. — Суровая мисс Розга. Ты меня отшлепаешь? — произнес противным детским голоском.

У Надин мурашки побежали по коже. Она выпрямилась. Боже, кто этот отвратительный человек?

— Слушай, — Фил попытался сесть, — это прямо как в «Мизери» [11]! Привяжи меня к кровати на выходные, а когда вернешься, свяжешь лодыжки, стреножишь, как лошадь, чтобы я не мог сбежать! — Он рассмеялся, слишком громко, наблюдая за реакцией Надин: разделит ли она его веселье? Не встретив желаемого отклика, Фил приподнял бровь, словно говоря «ну, как знаешь», и откинулся на подушки.

Пересилив себя, Надин занялась его ногой — та походила на переваренную сосиску, взбухшую, почерневшую и комковатую.

— Слушай, твою ногу надо лечить. Отвезти тебя в больницу и ли поедешь домой?

— Если честно, я никуда не собираюсь. — Фил насмешливо покосился на нее.

Одеяло выпало из рук Надин, с затаенным ужасом она уставилась на Фила:

— Что это значит?

— Это значит… что на своих двоих мне сейчас дальше двери спальни не добраться.

— Но… но вчера все было в порядке!… Ты дошел сам до квартиры, а потом из ванной в спальню, и…

— Так то было вчера, — с печальным видом перебил Фил. — А ночью случился рецидив. — Он пошевелил ногой-сосиской и поморщился. — Знаешь, она совсем затекла. Не шевелится. Похоже, мне понадобится инвалидное кресло, чтобы выбраться отсюда.

Надин сглотнула. Пятиминутный график летел ко всем чертям. Инвалидные коляски, калеки, грязные шуточки, похотливый козел в ее постели — и все это в пять тридцать утра! В глубине души она подозревала, что Фил врет: опухоль, насколько она могла судить, уменьшилась, да и Фил для несчастного калеки пребывал в подозрительно приподнятом настроении. Но что она могла? Обвинить его во лжи? Сказать: «Пошел ты со своими тухлыми байками», вытолкать из постели и усадить в машину? Ничего не оставалось, как поверить ему. А раз так, ситуация менялась, и ее требовалось обмозговать. Она не может оставить Фила в своей квартире… одного… это немыслимо. Надин снова глянула на часы. Теперь, когда отпала необходимость забрасывать Фила домой, у нее высвободилось немного времени.

Думай, думай, думай… Но о чем тут думать! В половине шестого утра ей не хватит наглости позвонить кому-либо, даже собственному отцу, и попросить вывезти из ее квартиры бывшего и временно обезножившего любовника. Она потянулась к телефонной книге.

— Что ты делаешь? — внезапно встревожился Фил.

— Звоню в больницу. Узнаю, не пришлют ли инвалидное кресло.

— Нет! — рявкнул Фил, хватая ее за запястье. — Я же сказал: никаких больниц.

Надин осторожно выдернула руку и покосилась на Фила.

— Ладно. — Она положила справочник на место. — Но почему?

— Потому… потому… Видишь ли, в моей крови болтается кое-что, чего там не должно быть… смекаешь? И сейчас мне совершенно ни к чему банда настырных медсестер, сующих свой нос куда не следует.

— Хорошо… не стану звонить в больницу. Но надо вызвать кого-то. Кому я могу позвонить? — с надеждой спросила она. — Другу, приятелю… может, той девушке, Джоу?.. Она приедет и заберет тебя, и, возможно, даже инвалидное кресло найдет. — Надин закусила губу, надеясь что не выдала голосом эгоистичное и страстное желание избавиться от Фила.

Фил скривился, словно от боли, и покачал головой:

— В такое время Джоу не найти. Она наверняка все еще в клубе, а больше, как ты знаешь, — он страдальчески глянул на нее, — у меня никого нет. — И понурился, ссутулив плечи.

Чувство вины в который раз гарпуном впилось в Надин. Черт, с Филом надо быть начеку. Стоит ей ощутить к нему неприязнь, как он обязательно словом или делом напомнит ей, какая она мелочная и эгоцентричная, напомнит, что у нее все есть — родители, друзья, будущее, прекрасная квартира… и здоровые ноги.

Вздохнув, Надин не вытащила гарпун, но подалась туда, куда ее тянули, как на привязи. В этом нет ничего страшного, правда? В том, чтобы оставить Фила у себя дома? То есть… ну что он может натворить, если хорошенько подумать?

Устроить бардак? Запросто.