Тридцатник, и только - Джуэлл Лайза. Страница 58
Дигби, спрыгнув с дивана, стремглав полетел к хозяйке. Диг прислонился к косяку и сложил руки на груди:
— Что ты сделала с зайцем?
Дилайла бросила на него испытующий взгляд и, слегка нахмурившись, переспросила:
— С каким зайцем? — она сняла солнцезащитные очки и кинула их на стол.
— Ты знаешь, с каким. С большим зайцем. — Диг развел руками, демонстрируя размеры игрушки. — С зайцем, у которого очень длинные уши.
Дилайла недоуменно смотрела на него:
— Прости, Диг, ты меня совсем запутал.
Она двинулась на кухню, Диг за ней.
— Ты увезла его с собой сегодня утром.
Дилайла замерла на секунду, потом развернулась лицом к Дигу.
— А! — с деланным облегчением воскликнула она. — С тем зайцем!
— Да, что сталось с тем зайцем.
— Я его… подарила. Маленькой девочке. В Суррее. Сегодня у нее был день рождения. — Она открыла холодильник, достала банку маринованного лука, нервно открутила крышку и сунула луковицу размером с мандарин в рот. — М-м, — промычала она с набитым ртом, — вкусно. — Диг не верил свои глазам. — А почему ты спрашиваешь? — нахмурилась Дилайла. — Струйка уксуса потекла по ее подбородку, она вытерла ее рукой.
Диг с удивлением отметил, что этот жест не зажег в нем даже малой искорки желания. Более того, ему стало едва ли не противно.
— Он ей понравился?
— А?
— Маленькой девочке. Из Суррея. Заяц ей понравился?
Дилайла ссутулилась:
— Да, наверное.
— Хороший был заяц.
— Да, — Дилайла с тревогой смотрела на Дига, — верно. — Она сунула еще одну луковицу в рот, подхватила банку и вышла из кухни.
Диг прислонился к кухонному столу и закрыл лицо руками. Отлично, подумал он, лучше не бывает. Я и впрямь искусный дипломат. Ловко управился с щекотливой проблемой! «Хороший был заяц», черт бы его побрал. Надо же быть таким идиотом!
Но как, скажите на милость, вести себя в подобной ситуации? Диг определенно не ведал правил, регулирующих поведение человека, который внезапно обнаруживает, что в ранней молодости стал отцом, а мать ребенка и поныне держит его в блаженном неведении, беззастенчиво пользуясь при этом его квартирой со всеми удобствами и его добрым нравом.
Диг предполагал, что, услыхав о зайце, Дилайла сразу все поймет, догадается о слежке и о том, что ее видели рыдающей в заячий мех, а за этим последует откровенная беседа, которая расставит все по местам. Но в результате Дилайла, похоже, подумала, что он рехнулся.
Надо начинать все сначала.
— Дилайла, — сурово заговорил Диг, появляясь в гостиной, — я знаю о Софи.
От волнения у него комок подступил к горлу, и на последнем слоге голос дрогнул. Более драматичного заявления он в жизни своей не делал. Диг вдруг почувствовал себя актером, играющим в мыльной опере. Дожидаясь ответа, он не знал, куда девать руки.
Дилайла подняла голову. Она расстегивала молнии на черных замшевых сапожках. Машинально сбросив один сапожок, она удивленно разглядывала Дига:
— Что? — Софи. Я знаю о Софи. — Ему почудилось, что он разучился управлять своими руками, плетьми висевшими по бокам. Пришлось сложить их на груди.
— О какой Софи? О черт, это начинало походить на беседу о зайце. Диг подошел к дивану и сел рядом с Дилайлой. Повернулся к ней, заглянул в покрасневшие глаза и вдруг расслабился. Он больше не играл в мыльной опере.
— Я следил за тобой сегодня. До самого Суррея. Наблюдал. Я все видел. — Дилайла застыла с сапогом в руке. — Я видел эту девочку. Видел Софи. Она красивая…
Дилайла аккуратно поставила сапожок на пол, сложила руки на коленях, глядя прямо перед собой. Вхдохнула и спросила:
— Зачем ты это сделал?
Диг вдруг почувствовал себя на десять лет старше.
— Не знаю, — пожал он плечами. — Я не особенно задумывался, зачем поперся за тобой. Просто увидел утром, как ты ловишь такси, и вдруг завелся. Я ничего не планировал заранее… — Он умолк.
Наступила пауза. Диг разглядывал грязь под ногтем большого пальца, дожидаясь ответной реплики Дилайлы. Молчание длилось, наполняя Дига скорбью по поводу собственной эмоциональной недоразвитости. Как обычно, он хотел, чтобы кто-то другой взял на себя ответственность за ситуацию. Пусть теперь Дилайла всем заправляет, он свое дело сделал. Но Диг понимал, что этого не будет. Он заварил кашу, ему и расхлебывать. У него накопилось миллион вопросов к Дилайле, но лишь один был поистине важным. Он собрался с духом:
— Софи… она… моя?
Дилайла резко развернулась и уставилась на него. Диг затаил дыхание. Вот он, вот самый главный момент в его жизни.
Брови Дилайлы сошлись на переносице.
— Нет, — твердо ответила она, — разумеется, нет.
Диг выдохнул, его сердце снова начало биться, немножко быстрее, чем следовало бы. Он облизнул пересохшие губы и рассеянно кивнул.
— А-а, — пробормотал он, испытывая странную опустошенность, — разумеется, нет.
Диг не припоминал, когда в его в квартире стояла такая тишина, словно дом целиком обложили ватой. Он слышал, как зажглась лампочка на кухне, сигнализировавшая о подаче тепла. Иных звуков не было.
Его ожидания опять оказались обманутыми. Он думал, что при упоминании о девочке из Суррея плотина прорвется, Дилайла отбросит скрытность и расскажет ему все, как на духу. Однако она по-прежнему удерживала пережитое в себе, хотя нужды в том уже не было. Диг собрался с силами и заставил себя идти напролом дальше. Не для того он проделал столь долгий путь, чтобы снова соскользнуть в неведение.
— Но она… твоя?
Помолчав, Дилайла подняла глаза на Дига.
— Не могу поверить, что ты следил за мной. Не могу. — В ее голосе звучало разочарование, как ножом резанувшее Дига.
Он вдруг посмотрел на нее, как на чужую — холодно, отстраненно. Кто она такая? Кто эта девушка, Дилайла Гробб, бросившая его двенадцать лет, — как он полагал, из боязни серьезных отношений — и тут же с места в карьер родившая ребенка от другого? Кто эта женщина, сказочной принцессы порхавшая по загородному особняку? Кто эта обладательница жуткого пса и ужасных музыкальных вкусов? И почему она то угрюмо молчит, то болтает, как заведенная, и почему не способна даже повесить мокрое полотенце на рейку или вымыть чашку за собой?
Диг понятия не имел.
В его воспоминаниях и мечтах Дилайла оставалась юной девушкой, но та, что косилась на него сейчас с разочарованием и недовольством, была женщиной, настоящей женщиной, родившей ребенка и отдавшей его чужим людям, преуспевшая в жизни и порвавшая со своим прошлым. В том числе и с Дигом.
Какой же он был дурак, воображая совместное будущее с Дилайлой. И как только ему в голову могла прийти такая идея!
Диг разозлился.
— Послушай, — повысил он голос, — а что мне оставалось делать? Ты без предупреждения заявляешься ко мне жить, ты… ты целуешь меня в такси, бросаешь на меня свою собаку, ты разводишь… дикую грязь, и ни словом не упоминаешь о том, зачем приехала. Ты обращаешься со мной, как с дебилом!.. Даже баранины мне не приготовила… Я постоянно за тобой убираю. А когда задаю нормальный вопрос, ты даже не снисходишь до нормального, честного ответа. Прости, Дилайла, если лезу грязными лапами в самое сокровенное, но я не знал, как быть.. — Он осекся, сообразив, что с «самым сокровенным, куда лезут грязыми лапами» он, пожалуй, перегнул. Прозвучало двусмысленно. — …Я хочу ясности, Дилайла, — добавил Диг, прежде чем встать с дивана и удалиться на кухню.
Открыв холодильник, он с наслаждением подставил пылающее лицо прохладе. Достал последнюю бутылку пива, попытался открыть ее об угол кухонного стола, но лишь покорежил крышку и в конце концов достал открывалку. Да уж, на крутого парня он сегодня не похож, горестно усмехнулся Диг.
Вернувшись в гостиную, он снова сел рядом с Дилайлой. Она накрыла ладонью его горячую руку, лицо ее смягчилось:
— Диг, мне очень жаль. Ты прав, я была несправедлива к тебе. Мне в голову не приходило взглянуть на все твоими глазами. Я была занята собой, все эти дни разыскивала адрес семьи, я старалась избежать… старалась ни с кем не встретиться, а ты был так терпелив и мил. Не мешал мне, не знаю, что бы я без тебя делала…