Тридцатник, и только - Джуэлл Лайза. Страница 72
От волнения Надин едва не теряла сознание.
— Да.
— Тогда почему, почему десять лет назад ты не сказала, что хочешь меня? Почему отвергла? Почему уехала в Манчестер и влюбилась в другого?
— Из-за Дилайлы, — призналась Надин.
— Из-за Дилайлы? Она-то здесь при чем?
— Ты был моим лучшим другом, моим миром. Дилайла сделала меня несчастной, отняв тебя. В Святой Троице она добивалась не столько тебя, сколько то, что между нами было — привязанности, исключительности, надежности. Она хотела занять мое место. Диг-и-Дин. Диг и Дилайла. Я знала это и ненавидела ее. Без тебя я была никто. Последние два года в школе я была несчастной и одинокой.
— Потом, после колледжа Святого Джулиана, я снова была на коне, распоряжалась собой, как хотела. И когда мы встретились и провели вместе выходные, и ты начал строить планы на будущее, я испугалась. Мне было страшно снова потерять тебя, когда я только-только обрела себя. Вот я тебя и отвергла. И почувствовала себя сильной. Я не ожидала так скоро встретить Фила и влюбиться в него. В те выходные, когда ты приехал, я и вправду думала, что тебе придется смириться с мыслью, что мы никогда не будем вместе. И, знаешь, я делала то же, что и ты. Встречалась с неподходящими парнями, потому что самый подходящий мне человек был рядом со мной. Мне не требовалась любовь, потому что она у меня уже была. Я любила тебя и никого другого любить не хотела, и не могла…
— Вот и у меня то же самое! Я думал, что могу полюбить Дилайлу, потому что любил ее раньше. Думал, что теперь все будет по-другому. Но не получилось. Я пытался полюбить ее, но не смог…
— А я думала, что смогу опять полюбить Фила — бе-е-а!
Надин сделала вид, будто ее рвет, и рассмеялась, за ней Диг. И впервые за десять лет Надин ощутила в своей ладони те самые семена счастья. Она бережно сжимала их в ладони — уж на этот раз она их не потеряет.
— Ты была единственной, Надин. У меня. Диг-и-Дин. У других просто не было шансов.
Надин сияла:
— Я мечтала, что после школы мы поженимся. Мечтала… стой, подожди! — Она побежала в спальню, порылась в гардеробе и вернулась с тетрадкой в руке. — Вот, — она передала тетрадь Дигу, — почитай.
Это был дневник. Старый, облезлый. На обложке красовалась наклейка: Стив Стрейндж [14] в серебристой шляпе с лукообразно выгнутыми черными губами. Удивительно, подумал Диг, почему школьницы не могут устоять перед откровенно голубыми парнями. Он перевернул тетрадь, задняя обложка была исписана старательным почерком подростка — Надин Райан. Надин Райан. Надин Райан.
— Ты на это посмотри, — Надин перевернула страницу и указала на заголовок «Миссис Надин Райан».
Диг бросил на нее довольный взгляд и принялся читать, посмеиваясь.
— О, вот это мне нравится! — хмыкнул он. — Нежно-голубой «ягуар»…
— Четверо детей! — воскликнул он после паузы.
— Глостер Кресент. Не откажусь там поселиться. — Он закрыл тетрадь и обернулся к Надин: — Когда начнем?
— Начнем что?
— Подыскивать дом, разумеется! — Надин попыталась уловить в его тоне хотя бы нотку сарказма, но ей это не удалось. — Черт, Надин, мы потеряли даром столько времени! Десять лет. Пора наверстывать упущенное.
И, отложив дневник, он взял лицо Надиг в свои ладони и поцеловал ее. В губы. И хотя Диг опасался, что целовать Надин ему покажется противоестественным, ничего подобного он не почувствовал. Напротив, целовать Надин оказалось делом очень естественным.
Обняв Дига и замирая от поцелуя, Надин недоумевала, и чего они так долго ждали, ибо именно для этого и предназначались ее губы — целовать Дига Райана.
Они повалились на кожаную поверхность дивана «ар деко» и снова поцеловались.
За окном совсем стемнело, пока они целовались, и вскоре комната освещалась лишь лампами-кактусами, стоявшими на камине. И в этом прохладном зеленом свете, в захламленной квартире, в дождливый ноябрьский вечер у Дига и Надин наконец все получилось.
Эпилог
Диг сидел с своем кабинете и сквозь заросли голубого, как лед, климатиса и белоснежного жасмина смотрел в окно. По бирюзовому небу белыми мазками плыли облака. В теплом воздухе кружилась пыльца. Лето подзадержалось в этом году, но на второй неделе июля все же накрыло Лондон.
Маленький кабинет Дига был единственным прибежищем от хаоса, царившим в их новом доме. Он уступил вкусам Надин и позволил ей пуститься во все тяжкие: диковинные обои и богемный хлам заполонили дом. Как ни странно, он чувствовал себя легко в этом бедламе, художественный беспорядок был чертой характера Надин, и он почти его полюбил. По крайней мере, дышать ему ничто не мешало. Но в его кабинете стены были выкрашены в белый цвет, стояла современная мебель, лампы на гибких подставках и хромированная картотека. Старый диван Дига с вельветовой обивкой занимал почетное место в углу.
Рационально обставленная комнатка приютила «Диггер-Рекордс», самую крошечную независимую звукозаписывающую компанию в мире. Фирме от роду было две недели и нарыла она пока только одну группу, но это были лучшие гитаристы со времен «Оазиса». Диг нутром это чуял, сердцем и душой. Оставалось только доказать свою правоту остальному миру.
Новая жизнь немного походила на игру во взрослых. Диг и Надин невольно ожидали, что вот-вот в дверь позвонит человек в форме и сурово спросит, по какому праву они забрались в дом для взрослых людей и живут тут; потом их выведут под конвоем, швырнут в фургон и вывезут в комнатушку в дешевом районе.
Допив чай, Диг посмотрел на часы: половина седьмого, Надин должна вернуться с минуты на минуту. При мысли об этом он улыбнулся: сегодня была ее очередь готовить ужин. В животе приятно заурчало.
Прозвенел звонок, и Диг устало двинулся открывать дверь, но полусонная мечтательность, навеянная длинным днем в офисе, мгновенно слетела с него, когда он увидел на своем пороге потрясающуюу женщину с золотистыми волосами и персиковой кожей. — Дилайла!
Лицо Дилайлы расплылось в сияющей улыбке, она крепко обняла Дига:
— Ужасно рада тебя видеть!
— Ты откуда взялась?
— Ой, извини. Я ни за что не хотела являться без предупреждения как в прошлый раз. Пыталась до тебя дозвониться, но телефон не отвечал, тогда я тебе написала. Две недели назад. А сегодня мы целый день ходили по магазинам, и днем оказались около твоего дома, но там никого не было, тогда мы поехали к твоей маме, и она сказала, что ты переехал… — Потрясающая, думал Диг с изумлением разглядывая Дилайлу, совершенно потрясающая. — Она сказала, что в твоей жизни произошли изменения к лучшему, и не обманула: какой дом! — Дилайла сунула голову в прихожую.
Одета она была в белый вискозный сарафан с тесемками вместо лямок и голубые сандалии, сплетенные из ремешков. Зачесанные наверх волосы удерживала пластиковая заколка в виде когтистой лапы. Сквозь вискозу просвечивали трусики — тоже из тесемок. Диг сглотнул: с ума сойти!
Звук захлопнувшейся автомобильной дверцы отвлек внимание Дига от нижнего белья Дилайлы, он выглянул на улицу. Напротив стоял большой четырехколесный джип, и высокий мужчина вынимал из него вещи: забавного вида сумки из стеганой ткани и пластиковые коробки. Черноволосый владелец джипа был ростом за метр восемьдесят и широк в плечах. Джинсы он умел носить не хуже Дилайлы, из джемпера с треугольным вырезом выступала крепкая загорелая шея. Он был очень загорелым, а когда обернулся, выяснилось, что и еще и очень красивым — этакий образец мужской привлекательности. Незнакомец приветливо улыбнулся, и до Дига дошло: Алекс.
Муж Дилайлы опять полез в джип, бережно, обеими руками он вынимал из машины… — вазу миньской эпохи, гадал Диг, или необычайно большое яйцо Фаберже? Нет, еще одно пластиковое сооружение с длинной ручкой, в котором лежало нечто розовое, плотно упакованное в ткань и перевязанное.
Подхватив стеганые и пластиковые емкости, Алекс двинулся к дому. Дилайла расцвела улыбкой:
14
Британский шоумен и музыкант «новой волны», популярный на рубеже 70-х — 80-х гг.