Раса хищников - Лем Станислав. Страница 33

Поэзия печатается в огромных количествах — судя по тому, что я получаю только от издательства «Зелена сова» и журнала «Студиум». Над Польшей разорвался снаряд, начиненный стихами юных поэтов, да только в девяноста пяти процентах случаев они никак не связаны с прошлым, не являются ни продолжением традиции, ни даже ее оппозицией. Словно вовсе перестала существовать литература межвоенного двадцатилетия, а за ней — и литература сорокалетней коммунистической эпохи, не говоря уже о более ранних периодах. Конечно, Ружицкий[353] в «Двенадцати станциях» обращается к «Пану Тадеушу»{99}, но ведь одна ласточка весны не делает. Что же сейчас расцвело? Хип-хоп, рэп, песни, даже бедного Броневского[354] начали петь.

У нас нет черного хлеба, и мы находимся в ситуации подданных Марии Антуанетты, которая сказала: «Если у них нет хлеба, пусть едят брийоши». Брийошей, то есть стихов, у нас выше крыши. Пугающее число молодых начинающих поэтов обоего пола (хотя мне кажется, что барышень среди них больше), пишет Каролю Малишевскому[355], который им отвечает в журнале «Одра». К брийошам я причисляю также расплодившиеся в большом количестве фэнтези и научную фантастику. Кто-то скажет, что уж мне-то научная фантастика не может быть чужда, однако нет — может. Это не нападки на молодое поколение: в меру своих скромных знаний я стараюсь быть объективным.

Выбор книг, пригодных для чтения, невелик, и с переводной литературой дело обстоит не лучше. Я взял скандально прославившегося Уэльбека[356]: на каждой второй странице у него кто-нибудь совокупляется, и все это должно вытекать из глубокого отвращения к культуре секса и крови. Зато небезынтересным мне показался «Хороший Сталин» Виктора Ерофеева. Именно такую литературу я ищу: тесно связанную с действительностью, историей, политикой.

Когда ко мне приходили молодые люди, занимающиеся литературным творчеством в семинаре при Ягеллонском университете — их опекал Яжембский[357], — я всем советовал посвятить себя бизнесу или информатике. Сегодня я не был бы столь категоричен. Но среди нашей молодежи нет никого, кто бы мог приобрести читателей за пределами Польши. Поляки должны обращаться не только к полякам, но и ко всему миру. Если у нас и появляются книжки, затрагивающие современную тематику — как «Сахар в норме» Славомира Схуты[358] (это только пример, таких произведений можно назвать больше), — то их авторы ограничиваются проблемами нашей страны и суровой критикой капитализма и консюмеризма{100}.

Политики переходят всякие границы — не выполняют обещаний и т. д., — а народ все проглатывает. О нашей действительности писать нужно, хотя бы и в публицистической манере, но пусть это делают специалисты от журналистики. Между тем никто не хочет касаться сложных тем. Может, писатели боятся отца Рыдзыка[359]? Члены нового правительства сломя голову помчались к нему в Торунь… С другой стороны, непонятно, о какой Польше следует писать: о Польше кресов{101} или, например, о Польше на Возвращенных землях[360]?

Разумеется, можно сказать: старик говорит ерунду, на самом деле все не так плохо. Конечно, я уже одной ногой стою в могиле, однако мне кажется, что если бы кто-то из коллег, например, мой друг Щепанский, дожил до наших дней, он тоже был бы встревожен.

У нас есть два выдающихся критика, которые стараются идти в ногу с современной литературой, — это Чаплинский[361] и Яжембский, но нет широкого течения, нет школ, подобных старой школе Выки[362]. На шахматной доске литературы стоят одинокие фигуры: слоны, ладья, где-то сбоку — ферзь, а может, и король, несколько пешек, но партию с ними не сделать; никто не хочет играть в такие шахматы!

Декабрь 2005

Что выбрать?{102}

Информация, которую мы получаем, в значительной мере зависит от намерений и взглядов того, кто ее нам сообщает. И вот от разнообразных сведений, которые до меня доходят, забурлил целый океан сомнений.

В «Газете выборчей» я наткнулся сначала на репортаж со встречи с Адамом Михником[363], когда он обратился к собравшимся в аудитории Варшавского университета слушателям с призывом отпустить грехи, совершенные во времена ПНР, а на следующей странице — на высказывание недавно избранного президента Леха Качинского[364], обещавшего, что он рассчитается за все грязные делишки тех лет. Одновременно в «Зешитах хисторычных»[365] я прочитал драматический материал о слежке и гонениях на Херберта[366].

Под рапортами и записками, которые были опубликованы в «Зешитах», стояли имена и фамилии разных сотрудников из соответствующих департаментов Министерства внутренних дел. Все они, если до сих пор живы, затаились как улитки в своих раковинах. Я подумал, что, с одной стороны, с точки зрения всеобщей и христианской морали Михник прав, а с другой — нехорошо, когда такие подлецы живут-поживают себе спокойно. А значит, следует поддержать и Михника, призывающего к всеобщему отпущению грехов, и — немного — Каминского, обещающего безжалостно искоренять зло. К счастью, у меня нет полномочий принимать и претворять в жизнь какие бы то ни было решения, и эти дилеммы стоят исключительно перед моей совестью.

Подобное противоречие касается не только внутренних дел Польши. По словам президента Буша, у него имеется четкий план гарантированной победы в Ираке, однако различные политики и комментаторы наперебой твердят, что дела обстоят совершенно иначе, и напоминают, что входе конфликта погибли уже свыше тридцати тысяч жителей Ирака и почти три тысячи американцев. Кому верить? Я склоняюсь скорее на сторону скептиков.

Американцы арестовали гражданина ФРГ арабского происхождения. Они сделали это тайком, руками ЦРУ. Вся Германия кипит от негодования, дело уже дошло до Бундестага. Бывший немецкий министр иностранных дел Йошка Фишер, отвечая на вопросы прессы, заявил, что слыхом не слыхивал о задержании. А как быть с неподтвержденным фактом существования секретных тюрем ЦРУ в Польше? В деревне Шиманы, где должны были приземляться американские самолеты, местные жители говорят, что, мол, и впрямь кто-то прилетал и что-то происходило, но неизвестно кто и непонятно зачем. Я не знаю, что об этом думать, особенно потому, что президент Квасьневский[367] категорически все отрицает.

Общая противоречивость информации резко возросла, что мешает мне с уверенностью считать, будто мы можем узнать об окружающем нас мире что-то абсолютно достоверное. В серии путеводителей — приложений к «Газете выборчей» вышла книга об Австралии. Она так заинтересовала меня, что я сказал жене: «Жаль, что мы с тобой не родились в Австралии», — на что она мне ответила: «Ты что, не смотрел сегодня телевизор? В Сиднее льется кровь, идут бои с арабскими иммигрантами…»

Мне казалось, я хотя бы знаю, что творится в Германии — и что же? Иоанна Мешко-Вюркевич[368], дама весьма рассудительная, опубликовала в декабрьском номере «Одры» статью, в которой рисует мрачное будущее коалиции черно-красных{103}. Госпожа Меркель[369] шла на выборы с программой радикальных реформ, но немецкий электорат перепугался, нажал одновременно на газ и на тормоз — и в результате получилась коалиция огня с водой. Урезаются различные элементы так называемого соцпакета, положение людей ухудшается, но новые рабочие места не создаются, что пагубно отражается на бюджете.

Потом я узнал, что бывший канцлер Шредер[370] возглавил фирму, которая должна заниматься строительством газопровода, проходящего по дну Балтийского моря. И вот я снова перед телевизором: депутатские запросы, специальные комиссии, мол, какой скандал, это позорно и аморально. Однако потом на экране появился господин по фамилии Медведев, представитель российского правительства, и заявил, что все, дескать, было совершенно законно: мы попросили Шредера, и он принял наше предложение — спрашивается: зачем тогда столько шуму? Ходят слухи, что Шредер будет получать миллион евро в год, по его же собственным словам — о деньгах речи вообще не шло; я, впрочем, думаю, кое-чего ему там все же перепадет…