Встретимся у Ральфа - Джуэлл Лайза. Страница 9

Карл не только представления не имел, как бы он «объяснил ситуацию Шиобан», сложись все иначе, — практицизм никогда не был сильной стороной его расхлябанного ума, — но и не желал об этом думать. Сейчас он помнил лишь об утраченном шансе. Его малыш жил во чреве этой женщины. А если бы их с Шиобан отчаянное желание иметь ребенка заставило обратиться к услугам суррогатной матери? Тогда его семя соединилось бы с яйцеклеткой чужой женщины и выросло бы в чужом лоне — так какая разница? К Шери, если на то пошло, у него чувств не больше, чем у одноразового шприца, или чем они там оплодотворяют суррогатную мать.

Прислушиваясь к звяканью посуды на кухне — Шиобан готовила ужин — и вспоминая муку на ее лице в тот миг, когда ей, двадцатилетней, врачи объявили приговор, Карл поклялся отомстить. Пока неизвестно, каким образом и когда, но он сторицей отплатит Шери за страдания, которые она ему сегодня причинила.

День у Смита выдался чудовищный. Он спал два часа, накануне выхлебал восемь банок пива и два стакана текилы, а теперь рабочий вторник подходит к концу, и у него осталось максимум три часа на завершение этой чертовой презентации, которую его рекламная фирма подписалась устроить для одного из крупнейших банков страны. Весь офис стоит на ушах, а на Джеймса больно смотреть — в таком состоянии Смит его еще не видел. Обычно невозмутимый, полный достоинства и элегантный Джеймс во время запарки терял весь свой лоск — редеющие седые пряди, обычно тщательно разложенные по черепу, вставали дыбом, галстук съезжал набок, а под мышками шикарной рубашки от Жермин Стрит расползались темные пятна.

В данный момент Джеймс с побагровевшим лицом в бешенстве орал Диане, чтобы та «открыла хоть одно гребаное окно, потому что здесь воняет, как в каком-нибудь гребаном обезьяннике!». Диана же, на дух не переносившая никакой работы и жившая мечтами, когда ее розовощекий беби предложит ей сердце и праздную жизнь, дошла до кондиции еще полчаса назад и теперь была на грани истерики.

Смит вернулся к своему столу, глянул на монитор с незаконченной фразой: «Квирк и Квирк по праву считается одной из старейших фирм по связям с общественностью и славится своим…» Буквы плясали перед глазами, издевательски напоминая о похмелье. Нет, пора заняться наконец делом и забыть о том, что было накануне.

В животе заурчало. Бесшумно стащив со стола свежий номер «Рекламы сегодня» и косясь на Джеймса — не следит ли тот за каждым его шагом, — Смит улизнул в туалет.

В сверкающей белоснежным кафелем кабинке до журнала дело не дошло. Воспоминания о вчерашнем ужине нахлынули с новой силой. Что за вечер, что за странный вечер! И… что за неразбериха. Смит с силой прижал ладони к лицу.

Ну и что ему теперь делать? Как же все неловко вышло. Смит не привык, чтобы женщины сами на него бросались. Во времена «до Шери», когда он еще не поставил крест на романах, инициатива всегда была за ним. Джемм просто-напросто захватила его врасплох, а он был слишком пьян, чтобы отвечать за свои поступки. А теперь… теперь ему стыдно перед Шери, будто он ей изменил. Пять лет! Пять лет хранить себя — и в один миг пустить все коту под хвост. Конечно, все было очень мило и приятно. Чрезвычайно приятно. Он уж и забыл, как лестно для мужчины внимание женщины, как стимулирует и как питает оно мужское эго. Но он не имел права позволять, чтобы дело зашло так далеко. Надо надеяться, Джемм сожалеет о случившемся не меньше и постарается забыть. А если нет? Придется сказать ей… сегодня же вечером сказать, что произошла ужасная ошибка. И что дальше? О-о-о черт. Джемм наверняка съедет, а ему опять искать жильца. Ну ЧТО он ей сегодня скажет? ЧТО им всем теперь делать, черт побери? И какого дьявола он не подумал о последствиях? Смит уставился на свое отражение в зеркале над раковиной. Выглядит чудовищно. Чувствует себя и того хуже. А работу за него никто не сделает. Вломиться бы в кабинет Джеймса, долбануть кулаком по столу и заявить: «Вот что, Джеймс! Наплевать мне на репутацию „Квирк и Квирк“. Наплевать, чем она там славится. Сам себя продвигай, урод рекламный, а я сваливаю!» Исключено, разумеется. С тяжким вздохом Смит покинул безмятежный покой туалета и вернулся в офисный бедлам, где Джеймс терзал кнопки факса.

— Диана! Диана! Какого черта надо этой идиотской дряни? — бубнил он сквозь зубы, смахивая на стареющего взъерошенного попугая.

— Кнопку старта нажали, мистер Квирк? — со злобной томностью в голосе поинтересовалась Диана.

— Жал, жал, еще как жал! Эй, кто-нибудь, отправьте ради всего святого. Некогда мне тут возиться…

Диана скорчила гримасу в спину смотавшемуся к себе в кабинет Джеймсу и поплыла к факсу.

— Тебе кто-то звонил, — бросила она Смиту. И добавила, многозначительно вскинув брови: — Женский голос. Сообщение на столе.

Смит отклеил от монитора желтую бумажку. «Это Джемм. Спасибо за вчерашний вечер. Как насчет где-нибудь посидеть после работы, выпить?» Сердце в груди бухнуло, шея и щеки вспыхнули.

Ну и хрень!

Глава седьмая

— Привет, Стелла. — Джемм была не в форме. Недосып и похмелье давали о себе знать: под глазами мешки, веки наползают на глаза — красота, слов нет.

— Привет, Джемм. Прекрасно выглядишь. Новая помада? Тебе идет.

— Спасибо.

Умора. Джемм знала, что выглядит преотвратно. Она уже три года работала в театральном агентстве вместе со Стеллой, и та регулярно выдавала ей комплименты, причем каждое утро придумывала что-то новое. Джемм как-то подсчитала, что еженедельные пять комплиментов минус отпуск складываются в двести сорок комплиментов в год, следовательно, за прошедшие три года она получила семьсот двадцать разных комплиментов.

— Как прошел ужин? — со свойственной ей настойчивой вкрадчивостью поинтересовалась Стелла, кружа вокруг стола Джемм, будто с шести утра только и ждала появления коллеги, чтобы услышать ответ на этот вопрос.

Тридцати трех лет от роду, повыше Джемм, но тоже недотягивающая до метра шестидесяти, Стелла прочно застряла в девственницах. Ее волосы цвета пожелтевшей от времени бумаги всегда хранили остатки перманента на сеченых концах, а от бледно-голубого карандаша для век, которому, увы, Стелла была неизменно верна, круглые глаза казались еще водянистее и бесцветнее. Личной жизни у нее, насколько могла судить Джемм, не было вовсе, и потому она благодарно проглатывала любые мелочи тоже не слишком богатой событиями жизни коллеги-те, которыми Джемм готова была ее угостить. «Как прошел прием твоей сестры у окулиста?» — с неподдельной тревогой интересовалась она. «А у твоей подруги Лулу с ее новым парнем все хорошо?» (Лулу она в глаза не видела.) «Твоя мама уже выбрала обои для спальни? И какие же? В крапинку? Какая прелесть!» (С матерью Джемм она в жизни не встречалась.)

Джемм была бы рада сказать, что любит Стеллу, привязана к ней, что скучает, когда той нет рядом, но не могла при всем желании. Чаще всего Стелла была для нее занозой в пятке, здоровенным гвоздем в стуле, а в такие дни, как сегодня, когда череп трещит и язык липнет к глотке, Джемм призывала на помощь все терпение и хорошие манеры, чтобы мало-мальски вежливо реагировать на нудный треп коллеги.

— Отлично, отлично. Все прошло отлично, спасибо. — Джемм растянула губы в улыбке и изобразила крайнюю занятость.

— Чудесно, — прочирикала Стелла, в восторге от того, что у Джемм в жизни случился вечер, который не зазорно определить как «отличный». — Квартира все еще нравится?

— О да. Квартира — лучше не бывает. Очень нравится, спасибо. — Фальшивый энтузиазм Джемм с каждой секундой таял.

На ее счастье, зазвонил телефон Стеллы. Джемм облегченно вздохнула, чувствуя, как от воспоминаний краска заливает лоб и щеки. Смит подарил ей пионы. Он подарил ей пионы — самые чудесные цветы в мире, ее любимые! В тот миг, когда он, смущаясь, протянул ей три цветка, неловко буркнув, что заранее благодарен за ужин, сомнения Джемм исчезли. Это ОН. Вчера вечером, на кухне, глядя на парней, она поняла это со всей очевидностью. На одной чаше весов судьбы был Смит, такой трогательно вымотанный после трудового дня, в добротном сером костюме, бледно-лиловой рубашке и при галстуке, а на другой — Ральф в задрипанном шерстяном мешке, который у него по недоразумению сходил за джемпер и из которого он, похоже, не вылезал неделями, и в абсолютно не гармонирующих по стилю, вульгарного вида бриджах.