Гегель. Биография - Д'Онт Жак. Страница 59

Некоторые из них, с этой точки зрения, совсем не делали ему чести, но отличались иными заслугами. Так, эстонский барон Борис фон Икскюль не слишком разбирался в том, чему учил Гегель, но был горячим его сторонником. Он сам говорил, что больше всего его привлекают серьезность и усложненность философской мысли. Среди верных учеников надо также назвать Хинрихса (1794–1861), который позже тоже станет профессором философии.

Но именно Фридрих Вильгельм Карове (1789–1852) займет отныне в жизни Гегеля важное место. Он быстро сделается страстным, и даже фанатичным гегельянцем.

Воспитанный первоначально в католическом духе — исключительный случай среди учеников и друзей Гегеля — он в 1835 г. в эссе «О церковном христианстве» и «Римская католическая церковь» примется пророчествовать о «Всемирной церкви, в которой будут верить в Гегеля, как верили в Иисуса Христа». Он считает, что «зла не существует, что Бог живет исключительно в человеке, и что Небо — это не что иное, как целый мир», так, по крайней мере, излагает его один биограф, не без умысла несколько утрируя. Перед нами намеренное воспроизведение скандальных мнений, приписываемых в данном случае Карове, но которые повсеместно в конце жизни ставили в вину Гегелю [228]. Судьба Карове будет разочаровывающей и горестной, отчасти из- за влияния, оказанного на него Гегелем [229].

Если, сильно упрощая, можно сказать, что Йена явилась периодом разработки диалектики (что было немыслимо сделать, не озаботившись созданием систематической философии); то гейдельбергский период отмечен разработкой системы (которая могла быть построена лишь на основе завоеваний в области диалектики).

Именно здесь в мае 1817 г., публикует Гегель «Энциклопедию философских наук», третью большую книгу после «Феноменологии» и «Логики».

В ней Гегель ставит и стремится решить общий вопрос — о связи диалектики и системы.

Доброе старое право

В Гейдельберге Гегель, при всем, столь ему свойственном стремлении к покою, при всей увлеченности теоретической философской работой, при всей привязанности к радостям семейной жизни, не забывал интересоваться происходящим в мире и, прежде всего, политическими событиями.

Он мог бы полностью уйти в отвлеченную мыслительную работу, мудро оградив себя от жизненных проблем. Но он не был человеком чистого отвлеченного мышления, каким его часто изображают.

Чтобы опровергнуть подобный взгляд, достаточно прочитать длинную политическую статью, опубликованную им в 1817 г. в «Гейдельбергской хронике». Это годовщина празднества в Вартбурге, на котором студенты решительно выступили — наряду с прочими требованиями — за конституционный строй. Статья была перепечатана «Другом вюртембергского народа» и получила широкое распространение. Опубликованная после провала политических начинаний вюртембергского короля, она публично подводит итоги спорам о внутреннем устройстве.

Почему Гегель принял участие в жарких политических дебатах, разгоревшихся в соседнем с Баденом Вюртемберге?

Можно ссылаться на разные причины, но не следует забывать, что Вюртемберг был его родиной.

Кое‑кто, например, Гайм, полагают, что Гегеля побудил так выступить барон фон Вангенхайм, министр по культам в Вюртемберге (где жгли книги а ля Вартбург). Философ, дескать, «соблазнился» возможным назначением на должность канцлера Тюбингенского университета [230]…

Это возможно, хотя и маловероятно. Надо еще доказать, что Гегель состоял в доверительных отношениях с бароном Вангенхаймом.

Другое соображение — то, что Гегель уже давно следил за развитием событий, и что он, возможно, все еще переживал то, что в 1798 г. ему пришлось отказаться от публикации его «листовки» о положении в Вюртемберге.

Старый стипендиат Штифта, напрямую имевший дело с деспотизмом герцога Вюртембергского, он мог чувствовать удовлетворение от своего рода реванша, принимая участие в политических переменах, которые готовил тогда новый король. А главное, королевский проект, несмотря на недостатки, в значительной мере отвечал его собственным политическим взглядам, казалось, будто король услышал предупреждение: discite justiciam moniti!

Король Фридрих I Вюртембергский объединил «государства» своей страны (что‑то вроде прежних «генеральных штатов» во Франции) в марте 1815 г. В отличие от своих собратьев в других немецких государствах, без исключения отказавшихся даровать подданным конституцию, он сам предложил конституционную реформу либерального толка. Государства ее отвергли, ссылаясь на приверженность «доброму старому праву», обеспечивавшему им отдельные привилегии.

Было ли королевское предложение лицемерным, было ли оно политической западней? Были ли депутаты государств бескорыстны и демократичны? Мнения расходятся. Гегель задним числом выступил за королевский проект, который между тем в 1816 г. приказал долго жить.

Итак, дебаты уже закончены, причем из‑за несогласия государств, когда Гегель решил выступить с их оценкой. Текст философа выявляет тенденции его политической мысли, впрочем, часто противоречивые или смутные. Можно утверждать, хотя и с большими оговорками, что некоторые из них являются объективно «реакционными» по отношению к конкретной политической ситуации в Вюртемберге. Так, к примеру, Гегель критикует, в соответствии со своим несколько технократическим пониманием функций государства, некоторые особенности предусмотренного проектом всеобщего голосования.

Но в целом он, скорее, обращен к тому, что так или иначе составляет подлинное будущее: вместо установившегося абсолютизма — конституционная монархия, предложенная Фридрихом Вюртембергским, не требующему ее народу (в то время как народу, требующему ее во весь голос, Фридрих Вильгельм Прусский упорно в ней отказывает).

Не только общие политические установки Гегеля достойны внимания, но также слова, которыми он пользуется, и обоснования. Гегель ожесточенно нападает на любые изжившие себя привилегии, на политическую инертность, на провинциальный партикуляризм. Это лейтмотив его статьи, звучащий на редкость мощно и выразительно.

Гегель копает очень глубоко: конечно, это политика, но в смысле широкого и глубокого теоретического мышления.

По причинам, нам до конца неясным, Паулюс, Нитхаммер, Уланд и другие швабские друзья Гегеля, будучи либералами, взяли сторону мажоритарных представителей вюртембергских государств, выступив против королевского проекта. Они полагали, что защищают в этой дискуссии идею прогресса, позиция Гегеля была ими объявлена реакционной, что нынешнему читателю представляется удивительным.

Разногласия стали причиной разрыва с семейством Паулюсов; напротив, дружба с Нитхаммером выдержала испытание.

Так Гегель, хорошо понимая, что он делает, навлек на себя огорчения личного порядка, поддаться которым ему не позволила привычка к чистому созерцанию.

Темнота

Итак, в 1817 г. Гегель публикует «Энциклопедию философских наук». Он представляет ее как «Краткое изложение», полновесное переиздание которого он осуществит в 1827 г. Ученики действовали согласно с его намерением, когда поместили «Энциклопедию» в Полное собрание под заголовком «Система философии» (Издательство Глокнера).

В ней предлагается именно гегелевская система в соответствии с разработанным в Иене общим планом. То, что в каждой отдельной части было недоработанного и одностороннего, теперь должно быть дополнено и прояснено с помощью других частей и целого.

Так вот, обрели или нет искомую прозрачность целое и детали? Сетования не прекращаются: Гегель безнадежно темен. Все у него непонятно.

Лишь некоторые щедро одаренные эрудиты постигли в совершенстве смысл гегелевских рассуждений, но большинство читателей остается при своем непонимании, степень которого, впрочем, может быть различной. Оно относится не к той или иной книге, тому или иному периоду: решительно все созданное Гегелем, похоже, погружается, несмотря на отдельные проблески, в глубокую тьму.