Эмпириомонизм - Богданов Александр Александрович. Страница 16

Подобные эксперименты производились с успехом в самых различных вариациях, например с заменой обычных истерических анестезий — внушенными в состоянии гипноза [27]. Те высказывания, которые при этом получались, соответствуют, как видно из самой постановки экспериментов, не «сознанию» личности, не главной ее психической координации, а другим группировкам переживаний, «подсознательным» существующим рядом с главным «сознанием» и до известной степени самостоятельно от него.

В сущности, с этими фактами вполне однородны все «машинальные» или «бессознательные» высказывания нормальных людей, высказывания, о которых мы говорили раньше: целесообразные реакции глубоко задумавшегося или вообще вполне поглощенного чем-нибудь одним человека на посторонние возбуждения, которых он не замечает. У истеричных субъектов эти явления только сложнее и ярче, что находится в очевидной связи с обычным сужением поля главного сознания, составляющим основную черту истерии. «Подсознание» истеричных, как и «второе сознание» при периодической смене личности, представляет собой отдельно организовавшуюся систему переживаний, оставшихся за порогом нормального психического опыта; в большинстве же случаев такой отдельной организации не создается, переживания вне главной системы протекают изолированными группами, причем иногда косвенно вступают в связь с этой системой путем высказываний, наблюдаемых другими людьми или оставляющих материальные следы вроде написанного слова, рисунка, сломанной вещи и т. п.

Как видим, критика психического опыта, основываясь на сопоставлении его с опытом объективным, показывает, что область «непосредственных переживаний», связанных с физиологическим процессом, гораздо шире области психического опыта, которая обнимает лишь одну систему таких переживаний, не захватывая ни побочных, до известной степени самостоятельно организующихся систем, ни частных изолированных групп, ни изолированных отдельных переживаний. Соответственно этому должно быть расширено понятие о «непосредственных переживаниях» для решения вопроса о связи их с физиологической жизнью.

Насколько же именно следует расширить это понятие? Прежде всего очевидно, что надо принять наличность переживаний всюду, где имеются высказывания, хотя и оставшиеся вне связи личного психического опыта. Но за высказываниями скрываются жизнеразности, именно те из них, которые настолько значительны, чтобы в достаточной степени нарушить равновесие двигательных центров и вызвать из них достаточно сильный поток энергии (в виде иннервации) по направлению к периферии. Между тем психический опыт сообщает нам о громадной массе таких переживаний, которые не выражаются в высказываниях, потому что связаны с более слабыми жизнеразностями, не способными вызвать внешние движения. Если это так, то мы должны принять, что и за пределами психического опыта «непосредственные переживания» существуют не только там, где они выражаются в заметных движениях, но и там, где соединенные с ними жизнеразности недостаточно для этого значительны. Таким образом мы приходим к выводу, что область «непосредственных переживаний» человека, в сфере психического опыта и за его пределами, совпадает с областью жизнеразностей центрального нервного аппарата.

Принявши такую точку зрения, мы не можем избегнуть вопроса, в каких же случаях переживания входят в сферу психического опыта и в каких нет? Какие жизнеразности имеют ближайшее отношение к психическому опыту и какие нет? Ответ может основываться только на анализе основных психофизиологических данных, касающихся этого вопроса.

По своей основной характеристике психический опыт есть система определенных связей, именно ассоциативных. Поэтому переживания «вне опыта» — это те, которые не попали в данную систему связей, те, которые остались изолированными от главного потока переживаний. Ассоциативная цепь воспоминаний, представлений, стремлений, возбуждаемых всяким данным переживанием, выражает собою, с физиологической точки зрения, отраженные, вторичные жизнеразности, вызванные тем, что первоначальное нарушение равновесия распространяется по нервному аппарату, порождая в различных его частях колебания различной интенсивности и различной формы. Если жизнеразность изолированно протекает в некоторых элементах нервного аппарата, не вызывая отзвука в остальных, то соответственное переживание также должно оказаться вне связи психической жизни, потому что нет промежуточных (ассоциативных) звеньев, которые вводили бы его в эту связь. Эти общие соображения еще более подтверждаются, если рассмотреть типичные случаи жизнеразностей, не связанных с психическим опытом.

Громадное большинство наиболее слабых раздражений, действующих на организм человека, совершенно «не замечаются» в сфере сознания, не порождают доступных психическому опыту ощущений. И это вполне понятно: очень слабые жизнеразности не выходят из пределов ограниченного числа непосредственно затронутых элементов, так как нервные проводники представляют известное сопротивление передаче энергетических колебаний. Но в некоторых специальных случаях такие же слабые раздражения находят доступ в поле сознания; и это также физиологически вполне понятно: нервные клетки сами по себе заключают, как аккумуляторы, запас потенциальной нервной энергии, для разряжения которой достаточно иногда и очень слабой жизнеразности, пришедшей извне, а разряжение это само может составлять уже гораздо более крупную жизнеразность, с гораздо более широким кругом последовательных колебаний в других частях нервного аппарата.

Как известно, человек делается восприимчивее к определенным слабым раздражениям именно тогда, когда его «внимание» направлено к их восприятию. С точки зрения наиболее принятых теорий внимания (вазомоторно-мускульных) акт внимания всегда связан с повышенным питанием тех элементов центрального аппарата, которые находятся в деятельном состоянии. Вы, положим, желаете рассмотреть детали отдельного предмета и внимательно в него вглядываетесь; это означает, что ваша сосудо-двигательная система путем расширения мелких сосудов, питающих деятельные участки мозга, направляет к этим участкам за счет других наибольшую сумму питания. Таким путем в соответственных оптически-мозговых клетках быстро накапливается потенциальная энергия, и они превращаются в заряженные аппараты, при малейшем внешнем толчке разряжающиеся как бы взрывом энергии, вызывающим вторичные колебания во многих пунктах центральной системы. Вполне естественно, что при таких условиях в общую координацию психического опыта попадают даже сравнительно очень небольшие световые раздражения, соответствующие мелким деталям воспринимаемой картины. Естественно также и то, что для остальных частей мозга, питание которых, наоборот, понижено по сравнению с обычными условиями, энергия которых уменьшена, требуются более значительные жизнеразности, чтобы вызвать передачу колебания в различных направлениях на обширные области центральной системы; и потому в сфере, например, тактильных и слуховых, а также не захваченных актом внимания зрительных ощущений остаются «незаметными» для сознания такие раздражения, которые непременно были бы «замечены», если бы не было «отвлечено внимание».

Во время глубокого сна, наркоза, обморока постоянно наблюдается пониженное питание мозга — его анемия, слабое кровяное давление, медленность тока крови (вследствие уменьшенной работы сердца). При этом, очевидно, в кортикальных клетках-аккумуляторах напряжение собственно энергии очень понижено, и достигающие их возбуждения порождают лишь мелкие жизнеразности, не способные широко разлиться в мозговой коре. Кроме того, при обыкновенном сне, наступающем после дневного утомления, связи центрального аппарата бывают, по-видимому, нарушены вследствие другой еще причины: за время бодрствования в клетках и проводниках скапливаются различные продукты жизненного распада деятельных тканей, так что вследствие изменения химического состава возбудимость клеток и проводимость проводников очень значительно ослабляются. Возникающие жизнеразности, таким образом, остаются изолированными — и то же относится к соответственным переживаниям.