Франциск Скорина - Подокшин Семен Александрович. Страница 13
Вклад Скорины в развитие белорусского литературного языка столь же существен, как и его роль в формировании отечественной философской и общественно-политической мысли. Сама попытка перевода Священного писания на близкий к народному язык воспринималась консервативными православными кругами не только в качестве нового, необычного культурного явления, но и в качестве неортодоксального, еретического, реформационно-гуманистического явления в области идеологии. Как на Западе латынь в средневековую эпоху являлась неотъемлемой принадлежностью католической ортодоксии (см. 6, 30), так и в восточнославянском православном мире верность церковнославянскому языку символизировала верность существующим идеологическим и религиозно-философским установкам. Руководствуясь именно этими соображениями, основатель Заблудовской типографии белорусский православный магнат Г. А. Ходкевич отказался от мысли издания «священных книг» на народном языке. Всякого рода национально-партикулярные попытки перевода и интерпретации Библии рассматривались ортодоксами восточной церкви как стремление взорвать религиозно-идеологическое единство православия, внести в него новые, чуждые ему идеи.
Глава III. «3 ни с чего ничто же бысть?» (проблема интерпретации Библии. Гносеологические, онтологические и научные идеи)
корина, разумеется, был глубоко верующим, религиозным человеком. Он признавал основные догматы христианского вероучения: божественную троицу, богочеловеческую природу Христа и его искупительную жертву, бессмертие души, потустороннюю жизнь и др. Библию Скорина также считал книгой священной и боговдохновенной. В то же время в отношении мыслителя к Священному писанию, в его герменевтическом искусстве обнаруживается противоречие: неподдельное, искреннее доверие, с одной стороны, и попытка нетрадиционного, свободного истолкования тех или иных религиозно-философских проблем — с другой.Прежде всего как относился Скорина к самой Библии? Библейския мудрость, полагал мыслитель, проявляется в двоякой форме: доступной лишь для избранных и посвященных, т. е. эзотерической, и доступной для всех без исключения людей, т. е. экзотерической. К числу эзотерических библейских книг Скорина относил книги Бытия, начало и конец книги пророка Иезекииля и Песнь Песней, которые, по мнению мыслителя, «суть трудны ко зрозумению». У древних евреев, замечает мыслитель, их было запрещено читать до тридцатилетнего возраста «для великих тайн, еже замыкають в собе книги сие, понеже суть над розум людскый» (3, 71). Основная же масса текстов Священного писания, по мнению Скорины, доступна любому разумному человеку, к ним Скорина относил Притчи Соломоновы, книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова, книгу Премудрости Соломона, книги Царств, книгу Иудифи, с некоторой оговоркой книгу Екклезиаста и др. Вся эзотерическая часть Библии, по мнению Скорины, недоступна разуму, она является предметом веры. К сверхразумным мыслитель относил те библейские тексты, в которых трактовались весьма острые и «опасные» мировоззренческие вопросы, и прежде всего вопрос о происхождении мира. Экзотерическая часть Библии, являющаяся объектом разума, содержит доступные любому человеку нравственно-философские истины и элементы светского знания. Именно эта часть Священного писания представляет в глазах Скорины наибольшую ценность. Из скорининской концепции вытекало, что философская мудрость в большей степени отвечает человеческой природе, чем мудрость теологическая, религиозная.
Скорина, таким образом, впервые в восточнославянской культуре поставил проблему интерпретации Священного писания, попытался теоретически обосновать право демократического читателя на свободное изучение Библии, утверждал принцип личного отношения человека к вере, устраняя в отношении человека к богу всякое посредничество, в том числе и официально-церковное. Следует заметить, что самостоятельно мыслящего человека изучение Библии могло подвести к попытке ее свободного исследования, к ее критической переоценке и в конечном счете породить у многих сомнение в истинности «божественного откровения», а вместе с ним и самой веры. Именно данная тенденция чрезвычайно беспокоила церковников. Во второй половине XVI в. довольно часто раздавались жалобы иерархов западного православия и униатов на то, что изучением и интерпретацией Библии занимается «люд простый, посполитый, ремесный». Характерно, что и в наше время православные богословы убеждены, что свободное и индивидуальное толкование Священного писания ведет к «горделивому умствованию» в вопросах веры, ставит последнюю в «постоянную зависимость от мировоззрения отдельных людей» и в конечном счете вызывает сомнения в истинности христианства вообще (см. 64, 66). Из предисловий Скорины также вытекает, что им игнорировалась церковь как официальная организация. В представлении мыслителя, церковь — это община верующих, которая «из многих людей, яко из зернят собрана» и соединена учением Ветхого и Нового заветов (3, 87). Подобного рода демократическая, раннехристианская трактовка церкви наблюдается и в других скорининских предисловиях. В частности, в комментариях на послание апостола Павла к ефесянам Скорина утверждал, что церковь «ест собрание хрестианское» (там же, 140).
В скорининских предисловиях весьма явственно обнаруживается антиавторитаристская тенденция. Хотя в процессе интерпретации Библии Скорина изредка и обращается к высказываниям богословов, а еще реже — к церковным постановлениям, они у него по сути дела стоят наравне с суждениями относительно Священного писания любого образованного и здравомыслящего человека. В деле создания Библии Скорина отводил большую роль человеческому, субъективному фактору.
Скорина пользуется двояким способом интерпретации Библии: аллегорическим и рационалистическим. И тот и другой способы толкования библейских текстов подчинены в основном единой задаче — выявлению ее интеллектуально-образовательной и нравственно-воспитательной функций. Религиозно-догматическая функция Священного писания Скорину интересует в меньшей степени. И тем и другим способом интерпретации Библии мыслитель пользуется с известной долей свободы. Так, в предисловии к книге «Левит» Скорина склонен полагать, что жертвоприношения древних евреев «знаменовали» служение общественному благу. «Тако ж и мы, братия,— пишет он,— не можем ли во великих послужити посполитому люду рускаго языка, сие малые книжки праци нашее приносимо им» (там же, 82).
Скорина полагал, что в Священном писании сокрыта не только вся божественная, «Соломонова», но и вся естественная, «Аристотелева» мудрость (там же, 24). Так, в предисловии «Во всю Бивлию рускаго языка» мыслитель замечает, что для христианина недостаточны лишь «речи вечное душного спасения», ему необходимо знать и «все науки быти минущие» (там же, 63). Библию Скорина рассматривал в качестве универсального источника светских знаний (естественных, философских, исторических, правовых и т. д.), пособия для изучения «семи свободных искусств» — грамматики, логики, риторики, музыки, арифметики, геометрии, астрономии. «В сей книзе,— пишет Скорина,— всее прироженое мудрости зачало и конец... вен законы и права, ими же люде на земли справоватися имають, пописаны суть... вси лекарства, душевные и телесные... навчение филозофии добронравное... справа всякого собрания людского и всякого града, еже верою, соединением ласки и згодою посполитое доброе помножено бываеть. Ту научение седми наук [8] вызволеных достаточное. Хощеши ли умети граматику или по руекы говорячи, грамоту, еже добре чести и мовити учить, знайдеши в зуполной Бивлии... Пакли ти ся любить разумети логику,— она же учить з доводом розознати правду от кривды,— чти книгу светого Иова или Послания светого апостола Павла. Аще ли же помыслиши умети риторику, еже ест красномовность, чти книги Саломоновы. А то суть три науки словесные. Восхощеш ли пак учитися музики, то ест певници, премножество стихов и песней светых по всей книзе сей знайдеши. Любо ли ти ест умети аритметику, еже вократце и неомылне считати учить, четвертый книги Моисеевы часто чти. Пакли же имаши пред очима науку геометрию, еже по-руски сказуется землемерие, чти книгу Исуса Наувина. Естли астрономии или звездочети — найдеш на початку книги сее о сотворении солнеца и месеца и звезд... А то суть седм наук вызволеных. Аще ли же кохание имаши ведати о военных, а о богатырских делех, чти книги Судей... Потребуеши ли науки и мудрости добрых нравов... часто прочитай книги Исуса Сирахова, а Притчи Саломоновы» (там же, 62—63).