Белый отряд - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 30

Воздвигнутый сэром Болдуином де Редверсом в былые боевые годы двенадцатого века, когда люди придавали большое значение войнам и очень малое – комфорту, замок Туинхэм был предназначен служить цитаделью, простой и бесхитростной, непохожей на те более поздние и роскошные постройки, где воинственная мощь укрепленного замка сочеталась с великолепием дворца. Со времен Эдуардов такие здания, как замки Конуэй или Карнарвон, уж не говоря о королевском Виндзоре, показали, что можно обеспечить и роскошь в дни мира и безопасность в дни войны. Однако сооружение, которым управлял сэр Найджел, хмуро высилось над Эйвоном, почти в том же виде, как его замыслили древние англо-норманны. Тут были просторные наружный и внутренний дворы, не мощеные, а засеянные травой, чтобы могли кормиться овцы и скот, которых пришлось бы загнать внутрь в случае опасности. Дворы были окружены высокими стенами с башенками и квадратной главной башней, мрачной, без окон, возведенной на высоком холме и поэтому совершенно неприступной для нападающих. Вдоль стен, окружавших дворы, тянулись ряды убогих деревянных хибарок и сараев с косыми крышами, служивших убежищем для лучников и ратников из гарнизона крепости. Двери этих скромных жилищ были по большей части раскрыты, и на фоне желтого огня, пылавшего внутри, Аллейн видел бородатых людей, чистивших свое снаряжение; их жены выходили на порог поболтать, не выпуская из рук шитья, и длинные черные тени женщин тянулись через весь двор. Воздух был полон женскими голосами и лепетом детей, и эти звуки создавали странный контраст с бряцанием оружия и непрестанными воинственными окликами часовых, доносившимися со стен.

– По-моему, отряд школяров мог бы удерживать эту крепость от атак целого войска, – заявил Джон.

– Я тоже так думаю, – поддержал его Аллейн.

– Нет, вы очень ошибаетесь. Клянусь эфесом, я видел, как в один летний вечер была взята более сильная крепость. Помню такую в Пикардии, название длинное, как целая гасконская родословная. Я служил тогда под началом сэра Роберта Ноллза, еще до Белого отряда; и мы крепко пограбили, когда взяли эту крепость. Я лично раздобыл себе большую серебряную чашу, к ней два кубка и щит из испанской стали. Pasques Dieu! А тут есть прехорошенькие женщины! Взгляните, вон та, на пороге! Пойду поговорю с ней! А это еще кто?

– Есть здесь лучник по имени Сэм Эйлвард? – спросил худощавый воин и, лязгая оружием, направился к ним через двор.

– Так меня зовут, приятель, – отозвался лучник.

– Тогда мне, наверное, незачем называть мое имя, – сказал тот.

– Клянусь распятием, это же Черный Саймон из Нориджа! – воскликнул Эйлвард. – Ну, как я рад тебя видеть!

Они бросились друг к другу и стали обниматься, словно медведи.

– А откуда ты взялся, старина? – осведомился лучник.

– Я тут на службе. Скажи мне, друг, это верно, что мы пойдем на французов? В караулке говорят, будто сэр Найджел опять собирается в поход.

– Вполне вероятно, mon gar [мой мальчик (франц.) ], судя по тому, как идут дела.

– Слава господу! – воскликнул Саймон. – Сегодня же вечером выберу золотую цепь, чтобы возложить ее на раку моего святого. Поверишь ли, я стосковался о походе, как девушка тоскует о своем милом.

– Значит, очень уж хочется пограбить? Так растряс кошелек, что не хватает даже на выпивку? У меня на поясе висит мешочек, товарищ, запусти туда пятерню и вытащи то, в чем ты нуждаешься. Мы всегда и всем делимся друг с другом.

– Нет, друг, я ищу не французского золота, а французской крови. Мне и в могиле не будет покоя, если я еще раз не выступлю против них! Мы, воюя с Францией, всегда действовали честно и справедливо – на мужчину шли с кулаками, а перед женщиной преклоняли колени. А как было в Уинчелси, когда их галеры напали на него несколько лет назад? У меня там жила старушка мать, она приехала туда, чтобы быть поближе к своему сыну. Потом ее нашли перед собственным очагом, проткнутую насквозь французской алебардой. А от моей младшей сестры, жены брата и ее двух детей остались только кучки золы среди дымящихся развалин дома. Не буду уверять, но мы не нанесли Франции очень большого ущерба, но женщин и детей мы не трогали. Итак, старый друг, сердце у меня горит, хочу опять услышать наш былой боевой клич, и, клянусь богом, если сэр Найджел развернет свое знамя, перед тобой человек, который будет рад снова вскочить в седло.

– Да, мы вместе хорошо поработали, старый боевой конь, – заметил Эйлвард, – и, клянусь эфесом, пока не умрем, мы еще поработаем. Но скорее мы налетим на испанского вальдшнепа, чем на французскую цаплю. Ходят слухи, что Дюгесклен с лучшими копейщиками Франции встал под знамена Кастилии с их львами и башнями. Но, друг, мне кажется, мы с тобой не решили один маленький спор.

– Клянусь богом, ты прав! – воскликнул Саймон. – Я и забыл. Ведь начальник военной полиции и его люди разлучили нас во время нашей последней встречи.

– А в ответ мы поклялись вернуться к этому спору, когда снова свидимся. При тебе твой меч, а луна светит достаточно ярко для таких ночных птиц, как мы. Берегись, mon gar! Я не слышал звона стали уже больше месяца.

– Тогда выходи из тени, – сказал Саймон, извлекая меч из ножен. – Клятва – это клятва, нарушать ее не полагается.

– Клятва, данная святому, в самом деле не может быть нарушена! – воскликнул Аллейн. – Но ваша клятва дьявольская, и хотя я простой клирик, моими устами все же говорит истинная церковь, и я заявляю, что было бы смертным грехом драться из-за пустого спора. Как? Двое взрослых людей годами хранят в своем сердце злобу и хватают друг друга за горло, точно разъяренные шавки!

– Не злоба, нет, не злоба, молодой клирик, – заявил Черный Саймон. – У меня в сердце нет ни капли горечи против моего старого товарища; но спор наш, как он сказал вам, до сих пор не решен. Нападай, Эйлвард!

– Ни за что, пока я в силах стоять между вами, – воскликнул Аллейн, бросаясь вперед и заслоняя лучника. – Стыдно и грешно, когда два англичанина-христианина направляют друг на друга мечи, точно свирепые и кровожадные язычники.

– А кроме того, – заявил Хордл Джон, внезапно появившись в дверях кладовой с огромным подносом, на котором лежал пирог, – если только один из вас поднимет меч, я раздавлю того человека, как масляничную оладью. Клянусь черным крестом! Я скорее загоню его в землю, как гвоздь в створку двери, чем допущу, чтобы вы ранили друг друга.

– Ей-богу, вот странный способ проповедовать мир! – воскликнул Черный Саймон. – Смотри, как бы тебя не ранили, силач, если подойдешь ко мне со своей здоровенной дубиной. Пусть даже целый подъемный мост стукнул бы меня по макушке.

– Скажи мне, Эйлвард, – серьезно начал Аллейн, продолжая стоять с вытянутыми руками, чтобы не подпустить противников друг к другу, – из-за чего вы поспорили, и мы решим, нельзя ли договориться почетно и мирно…

Лучник взглянул сначала себе на ноги, потом на луну.

– Parbleu! [Черт побери! (франц.) ] – воскликнул он. – Из-за чего поспорили? Ну, mon petit, это было много лет назад, в Лимузене, и разве я могу упомнить причину? Вот Саймон, тот сейчас тебе скажет.

– Я-то уж наверное, нет, – ответил Саймон, – у меня были другие заботы. Какие-то пререкания по поводу игры в кости, или вина, или женщины, да, приятель?

– Pasques Dieu! Ты попал в точку, – воскликнул Эйлвард. – Действительно из-за женщины; и спор должен быть продолжен, я все еще придерживаюсь того же мнения.

– А какой женщины? – спросил Саймон. – Чтоб я сдох, если я хоть что-нибудь помню.

– Из-за Бланш Роз, служанки в гостинице «У трех воронов» в Лиможе. Да благословит бог ее милое сердце. Что ж, я любил ее.

– Как и многие, – отозвался Саймон. – Теперь я вспоминаю. В тот самый день, когда мы поссорились из-за этой вертушки, она удрала с Иваном Прайсом, такой был длинноногий валлийский оружейник. Теперь они держат гостиницу где-то на берегах Гаронны, хозяин столько дует вина, что почти не остается для посетителей.