Белый отряд - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 41

– Ну так как же, сэр? – заревел он, словно бык, обращаясь к городскому голове. – Как же? Насчет устриц и ракушек-петушков?

– Клянусь пресвятой Девой, дорогой сэр Оливер, – воскликнул тот, – у меня были такие заботы из-за этих гнусных негодяев у нас под боком, что все это совершенно вылетело из головы!

– Слова, слова! – снова яростно заорал сэр Оливер. – И вы думаете отделаться от меня словами? Я спрашиваю еще раз, как насчет устриц и ракушек?

– Дорогой сэр, ваши речи внушают мне тревогу, – ответил городской голова. – Я мирный торговец и не привык, чтобы на меня кричали из-за таких мелочей.

– Мелочи! – взвизгнул толстяк. – Мелочи! Устрицы и ракушки! Пригласили меня на званый обед городских властей, а когда я прихожу, меня ожидают холодный прием и пустой стол. Где мой копьеносец?

– Нет же, сэр Оливер, послушайте, сэр Оливер, – вмешался, смеясь, сэр Найджел. – Пусть ваш гнев утихнет, ведь вместо этого кушанья вы встретили старого друга и товарища.

– Клянусь святым Мартином! – заорал тучный рыцарь, причем все его негодование мгновенно сменилось радостью. – Да это же мой дорогой маленький петушок с берегов Гаронны! Ах, дорогой друг, как я рад видеть вас! Какие деньки мы пережили вместе!

– Ну да, клянусь своей судьбой! – воскликнул сэр Найджел, и глаза его заблестели. – Мы повидали истинных храбрецов, и наши знамена развевались во время многих схваток, клянусь апостолом! Мы познали во Франции немало радостей!

– И горестей тоже, – добавил другой. – У меня остались и печальные воспоминания об этой стране. Вы помните, что постигло нас в Либурне?

– Нет, но я помню одно: мы, во всяком случае, пустили в ход мечи.

– Ну и ну! – воскликнул сэр Оливер. – А вы все еще держите в уме только клинки да шлемы! Нет у вас в душе места для более кротких радостей. Ах, я до сих пор не могу говорить об этом без волнения. Такой пирог, такие нежные голуби, а в подливе не соль, а сахар! И вы были в тот день со мной, и сэр Клод Латур, и лорд Поммерс!

– Вспоминаю, – сказал сэр Найджел, рассмеявшись, – и как вы гнали повара по улице и как грозились сжечь гостиницу. Клянусь апостолом, досточтимый сэр, – обратился он к городскому голове, – мой старый друг – опасный человек, и советую вам постараться уладить с ним ваши разногласия.

– Через час устрицы и ракушки будут готовы, – ответил городской голова. – Я просил сэра Оливера Баттестхорна оказать мне честь и разделить мою скромную трапезу, изысканностью которой мы немного гордимся, но тревожная весть о пиратах там омрачила мои мысли, что я стал прямо-таки рассеянным. Все же я надеюсь, сэр Найджел, что и вы откушаете с нами полдник.

– У меня слишком много дел, – ответил сэр Найджел, – ведь мы должны погрузиться на корабль – люди и кони – как можно скорее. Сколько у вас солдат, сэр Оливер?

– Трое и сорок. Все сорок пьяны, а трое относительно трезвы. Они все благополучно доставлены на корабль.

– Лучше, если бы они поскорее протрезвели. У меня каждый должен будет взяться за тяжелую работу еще до заката. Я намерен, если вы это одобрите, попытаться атаковать этих норманнских и генуэзских пиратов.

– На генуэзских судах везут икру и кое-какие весьма драгоценные пряности из Леванта, – пояснил сэр Оливер. – Мы можем при удаче получить большую выгоду. Прошу вас, старший шкипер, когда вы подниметесь на борт, вылейте на каждого из моих мерзавцев, которого увидите, по полному шлему морской воды.

Оставив рыцаря-толстяка и городского голову, сэр Найджел повел отряд прямо к воде, а там легкие плашкоуты доставили их на корабль. Одну за другой поднимали лошадей, те на весу бились и брыкались, а потом их опускали в глубокий трюм желтого корабля, где их поджидали ряды стойл, в которых они могли благополучно путешествовать. В ту эпоху англичане умели в подобных случаях действовать искусно и быстро: незадолго до описываемых событий Эдуард в порту Оруэлл посадил на суда пятьдесят тысяч человек с их конями и обозом всего-навсего за двадцать четыре часа. Так ловко действовал сэр Найджел на берегу и так быстро Гудвин Хаутейн – на судне, что сэр Оливер Баттестхорн едва успел проглотить последнюю устрицу, как звуки трубы и нагара возвестили, что все готово и якорь поднят. В последней лодке, отплывшей от берега, сидели рядом оба командира, такие странно противоположные, а под ногами у каждого гребца были сложены крупные камни, которые сэр Найджел приказал взять на корабль. Как только их погрузили, корабль поднял паруса на грот-мачте; он был пурпурного цвета с позолоченным изображением св. Христофора, несущего на плече Христа. Повеял бриз, надул паруса, статное судно накренилось и пошло вперед, ныряя среди пологих синих валов, под музыку менестрелей, доносившуюся с кормы, и приветственные клики толпы, черневшей каймою вдоль желтого берега. Слева лежал зеленый остров Уайт с его длинной и невысокой извилистой цепью холмов на горизонте и выступавшими друг над другом вершинами; справа – лесистое побережье Хампшира, тянувшееся далеко-далеко; а надо всем раскинулось голубовато-стальное небо с зимним неярким солнцем. Воздух был настолько морозным, что изо рта валил пар.

– Клянусь апостолом, – весело заявил сэр Найджел, который стоял на корме и глядел по сторонам, – эта земля действительно стоит того, чтобы за нее сражаться, и очень жаль ехать во Францию ради того, что можно иметь и дома. Вы не заметили горбуна на берегу?

– Да нет, – пробурчал сэр Оливер, – не заметил, я спешил вниз, у меня устрица в горле застряла, а я так и не выпил налитый мне бокал кипрского вина.

– Я видел горбуна, достойный лорд, – вмешался Терлейк, – старик, одно плечо выше другого.

– Это предвещает удачу, – пояснил сэр Найджел. – Нам также перешли дорогу женщина и священник, поэтому все у нас, видимо, пойдет хорошо. А что ты скажешь, Эдриксон?

– Не знаю, достойный лорд. Древние римляне были народ очень мудрый, а все-таки ставили свою судьбу в зависимость от таких примет: греки тоже, да и другие народы древности, известные своей ученостью. Однако среди современных людей многие насмехаются над предзнаменованиями.

– Тут не может быть никаких сомнений, – сказал сэр Оливер Баттестхорн. – Я отлично помню, как однажды в Наварре вдруг слева от меня из совершенно безоблачного неба прогремел гром. Мы поняли, что случится беда. Долго ждать не пришлось: всего через тринадцать дней волки стащили превосходную ляжку оленя, лежавшую у самого входа в мою палатку, и в тот же день две фляги старого вина прокисли и помутнели.

– Принесите-ка снизу мое снаряжение, – обратился сэр Найджел к своим оруженосцам, – а также доспехи сэра Оливера. Мы облачимся в них здесь. Потом займитесь и собой. Я надеюсь, что вы сегодня с честью вступите на путь рыцарских подвигов и покажете себя вполне достойными и храбрыми оруженосцами. А теперь, сэр Оливер, решайте сами: желали бы вы, чтобы я командовал, или вы будете командовать сами?

– Конечно вы, мой петушок, вы! Клянусь пресвятой Девой! Я тоже не цыпленок, но все же не столь многоопытен в военном деле, как оруженосец сэра Уолтера Мэнни. Делайте все, что сочтете нужным.

– Тогда пусть ваше знамя развевается на носу, а мое на корме. В качестве передового охранения я даю вам ваших собственных сорок человек и сорок лучников. А еще сорок человек да мои ратники и оруженосцы будут охранять корму. Десять лучников с тридцатью матросами под началом, шкипера пусть находятся на шкафуте, десять будут лежать наготове с камнями и арбалетами. Одобряете такой план?

– Хорошо, клянусь, очень хорошо! Но вот несут мои доспехи, и мне придется потрудиться, – я уже не смогу просто скользнуть в них, как бывало, когда впервые взглянул в лицо войне.

Тем временем во всех частях большого корабля люди суетились и готовились к военным действиям. Лучники стояли группами на палубах, натягивая потуже тетивы и пробуя, крепко ли они держатся в зарубках. Среди них ходили Эйлвард и другие, более пожилые солдаты, то давая вполголоса немногословные указания, то предостерегая.