Происхождение и развитие сознания - Нойманн Эрих. Страница 34
Общим фактором для всех этих ранних стадий является то, что психологически они кое-что рассказывают нам о стадии до появления Эго, когда не было деления на сознательный и бессознательный мир. В этом отношении все эти стадии являются до-индивидуальными и коллективными. Не было чувства одиночества — обстоятельства, неизбежно сопутствующего существованию Эго и особенно Эго-сознанию своего существования.
Эго-сознание не только влечет за собой чувство одиночества; оно также приносит в жизнь человека страдание, тяжелый труд, тревогу, зло, болезнь и смерть, как только Эго начинает различать их. Открыв себя, одинокое Эго одновременно постигает отрицательное и определяет свое отношение к нему, так что оно тут же устанавливает связь между этими двумя фактами, принимая свое собственное возникновение — как грех, а страдание, болезнь и смерть — как заслуженное наказание. На все восприятие жизни примитивного человека накладывают отпечаток окружающие его отрицательные воздействия, а также осознание того, что во всем отрицательном, что случается, виноват он сам. Это все равно, что сказать, что для примитивного человека случайностей не существует; все отрицательное исходит от нарушения табу, даже если это нарушение бессознательное. Его мировоззрение или его концепция причин и следствий; в большей степени имеет эмоциональную окраску, потому что основывается на восприятии жизни, в значительной степени выведенном из равновесия ростом Эго-сознания. Первоначальное уроборическое восприятие жизни ушло, ибо чем более обособленным и самостоятельным становится Эго-сознание человека, тем больше оно ощущает свою собственную незначительность и бессилие. Из-за этого господствующим чувством становится зависимость от существующий сил Теперь исчезает безразличие животного, но исчезает, как сказал Рильке, и "открытый" взгляд.
"И все же теплый и тревожный зверь
изведал также вес и тяжесть горя.
Ведь и ему знакомо то,
что нас так часто поразит: воспоминанье.
Как будто все, к чему стремимся мы,
когда-то было ближе и безмерно нежней, чем ныне.
Здесь — отдалено, там все вблизи дышало.
После прежней так зыбко-мнима новая отчизна.
О, малой твари дивное блаженство —
она родное лоно не покинет;
о счастье мошки, пляшущей под кровом
и в брачный час: весь мир — ей отчий кров."
Но для существа, которым стало Эго , имеет значение только "другое":
"Судьбой зовется это: быть вблизи, вблизи, вблизи — и в вечном отдаленьи".10
Это пребывание в отдаленьи, а не в лоне вызывает мрачное чувство, пронизывающее сознание всегда, когда Эго оказывается обособленным и одиноким.
Это признак человека, которому предстоит противостоять миру, это его горе и его отличительная особенность; ибо то, что поначалу кажется потерей, оказывается положительным приобретением. Но не только; на более высоком уровне человеку и только человеку выпадает существенно важная черта "связанности", потому что он как индивид вступает во взаимоотношения с объектом, будь то другой человек, вещь, мир, его собственная душа или Бог. Тогда он становится частью более высокого и качественно иного единения, которое уже больше не является доэгоидным единением в уроборосе, а представляет собой союз, где Эго, или скорее "я", целостность индивида, остается неприкосновенной. Но это новое объединение также основано на "противоположности", вошедшей в мир с разделением Прародителей Мира и рассветом Эго-сознания.
Только с разделением Прародителей Мира мир стал двойственным, как повествует еврейский мидраш. Это разделение обусловлено Фундаментальным расколом на сознательную часть личности, Центром которой является Эго, и намного большую бессознательную часть. Это разделение вызывает также модификацию принципа амбивалентности. В то время как первоначально противоположности могли функционировать бок о бок без чрезмерного напряжения и без исключения друг друга, то теперь, с развитием и совершенствованием противоположности между сознательным и бессознательным, они расходятся порознь. То есть, теперь уже невозможно в одно и то же время любить и ненавидеть объект. Эго и сознание отождествляют себя в принципе с одной стороной противоположности и оставляют другую в бессознательном, либо не допуская ее проявления вообще, то есть сознательно сдерживая ее, либо подавляя ее, то есть исключая ее из сознания без осознания этого. В этом случае только глубокий психологический анализ может обнаружить бессознательную контрапозицию. Но пока Эго на допсихологическом уровне не осознает этого, оно остается в неведении относительно другой стороны и вследствие этого теряет целостность и завершенность своей картины мира.
Эта потеря целостности и общей бессознательной интеграции с миром переживается как первая потеря; это подлинная утрата, происходящая в самом начале эволюции Эго.
Мы можем назвать эту первичную потерю первичной кастрацией. Однако необходимо подчеркнуть, что первичная кастрация, в отличие от кастрации на матриархальном уровне, не имеет отношения к половым органам. В первом случае разделение и потеря подобны отсечению от большего контекста; на персоналистическом уровне; например, эта потеря ощущается как отделение от материнского тела. Это потеря, обусловленная самим собой, разрыв, осуществленный самим Эго, но все равно переживаемый как потеря и чувстве вины. Это самоосвобождение является отсечением пуповины, а не увечьем; но вместе с ним окончательно разбивается большее единение, тождественность матери и ребенка в уроборосе.
Угроза матриархальной кастрации нависает над Эго, которое не порвало еще своих уз с Великой Матерью, и мы показывали, каким образом для такого Эго потеря себя была символически идентичен потере пениса. Но первичная потеря на стадии разделения Прародителей Мира касается всего индивида, тем самым он становится независимым. Здесь потеря имеет эмоциональную окраску, выражается в чувстве вины и основана на потере participatin mystique.
Избавление от обоеполого уробороса может иметь либо отцовский, либо материнский акцент и может ощущаться как отделение бога-отца или выход из райского, материнского состояния, или к то и другое вместе.
Первичная кастрация совпадает с первородным грехом и потерей рая. В иудейско-христианской культуре древние мифологические темы подверглись сознательному видоизменению и более поздней интерпретации, так что мы находим здесь лишь следы мифа о разделении Прародителей Мира. В литературе нет ничего, кроме слабого отголоска вавилонского варианта, где божественный герой Мардук разрубает змею Тиамат, Мать Хаоса, и строит из ее частей мир. Согласно иудейской концепции Бога и мира, на передний план теперь выходит моральный элемент, знание добра и зла рассматривается как грех, а отказ от первоначального уроборического состояния низводится до изгнания из рая.
Однако эта тема не ограничивается негреческими культурами. Еще в до-сократовские времена Анаксимандр считал, что основа первородного греха — космическая. Он говорит об этом:
"Началом всех вещей является Безграничное. И туда, откуда все они зародились, они снова уходят, как и должно быть; ибо они, согласно временному порядку, возмещают убытки и заглаживают вину друг перед другом за свою несправедливость". [10]
Предполагается
, что изначальное единство мира и Бога было расколото каким-то грехом еще до появления человека, и поэтому мир, родившийся из этого раскола, должен нести наказание. Тот же принцип проходит через орфизм и пифагорейство.
С точки зрения гностиков это чувство утраты стало движущей силой мирового развития, хотя они привнесли весьма парадоксальный поворот. Однако, здесь мы не имеем возможности проанализировать его более подробно. В связи с этим сложным ощущением потери существование в мире означало быть одиноким и отрезанным; человек был полностью покинут, предоставлен чуждому элементу. Его первоначальная плероматическая обитель, из которой происходит часть, достойная спасения, является явно уроборической, несмотря на то, что слишком большое внимание уделяется аспектам духа и души. Фундаментальная дуалистическая концепция гностицизма о высшей духовной части и низшей материальной части предполагает разделение Прародителей Мира. Несмотря на это, плерома носит уроборический характер совершенности, целостности недифференцированности, мудрости, изначальности, и.т.д. с тем исключением, что здесь уроборос имеет в большей мере мужской и отцовский характер, сквозь который проблескивают черты женской Софии, в противоположность материнскому уроборосу, где мужские черты менее выражены. Поэтому для гностиков путь к спасению лежит в усилении сознания и возвращении к трансцендентному духу, с потерей бессознательной стороны, тогда как уроборическое спасение через Великую Мать требует оставления сознательной основы и возвращения обратно в бессознательное.