Истины бытия и познания - Хазиев Валерий Семенович. Страница 4
В подражании осуществляется синхронизация действий. Поведение одного как бы резонансом вызывает аналогичное поведение другого. Почти как в механике. Соответствующе настроенные струны будут резонировать.
Резонанс — физическое явление, когда состояние одного объекта передается другому, если они соответствующим образом настроены, синхронизированы. Эффект резонирующих струн известен почти каждому человеку. А резонанс переживаний, хотя испытали и испытывают его многие люди, привлекает внимание лишь узкого круга специалистов-психологов.
Одно маленькое замечание методологического характера. Мы рассматриваем бессознательные и подсознательные механизмы резонирующего поведения человека не как атавизмы, реликты или рудименты животных качеств, сохранившиеся в современных людях. А несколько иначе. Демаркацию между зоологическим миром и социумом мы выносим за скобки. Это отдельный, большой, сложный и интересный вопрос. Мы предлагаем гипотезу, что резонансные переживания — это заглушённые всем историческим развитием рациональности сенсорные механизмы контакта предлюдей — семейства троглодитов (ископаемых людей). Поздние сознательные механизмы поведения, как мы считаем, скрыли более ранние чувственные формы бытия сообществ предлюдей тех давних времен. У нас речь идет о человеке ископаемом (fossilis) и человеке современном (recens).
Милосердие, на наш взгляд, один из таких достаточно самостоятельных сенсорных механизмов, сохраняющихся у современных людей в форме бессознательных стимулов поведения. Чтобы понять, какую роль это чувство выполняло у троглодитов, попробуем проследить механизм его возникновения у современного человека.
Милосердие — чувство, связанное с наличием как минимум, двух индивидов: милосердствующего и обездоленного. Без первого нет милосердия, ибо некому милосердствовать. Но не будет этого чувства и без второго индивида, без того, о ком милосердствуют и к кому направлено действие первого. На первый взгляд, роль второго индивида пассивна. Он будто лишь объект, нуждающийся во внимании. Но это, как увидим, не совсем верно.
Зададимся простым вопросом: почему вид обездоленного существа может не вызывать у нас никаких стимулов к помощи ему? Ответ, вроде, лежит на поверхности: потому что мы — черствы, бездушны и т. д. Но почему же тогда в иной ситуации эта же черствая душа без видимой причины болит и ноет при виде обездоленного человека или даже бездомной дворняги! Раньше при виде этого бродяги ругал его за лень, спитый вид, что картину родного города портит, а тут вдруг расчувствовался, полез в карман за грошом, совершенно не вспоминая, что без этого самого гроша придется домой добираться, после работы, пешком. Ответ, что совесть заговорила, ничего не объясняет, ибо такой же поверхностный, как и прежние обвинения в бездушности и черствости. Вдумаемся, в самом деле, почему сотни раз вид немощных стариков и старух, просящих подаяние в подземных переходах, оставляет нас равнодушными, а в другой раз совершенно бескорыстно мы бросаемся вдруг помогать?
«А черт его знает!» — ответил один мой знакомый на мои приставания с этим вопросом. Хорошо черту, но хотелось бы узнать и нам.
Заметим для начала несколько моментов. Чувство милосердия возникает в нас спонтанно, вдруг, нежданно-негаданно, стихийно, бессознательно, не контролируемо.
Во-вторых, оно абсолютно бескорыстно, без расчета. Если и есть корысть, мы его не осознаем, не знаем, не рефлексируем.
В-третьих, это чувство возникает «из меня», изнутри, а не по чьему-то совету, призыву, тем более, приказу.
В-четвертых, возникает как команда, как приказ, как стимул, отменяющий все прочие, кроме одного, данного — милосердствования. Это чувство, как бы подавляет и отменяет все остальные. Оно становится полным властителем нашего бытия, внутреннего и внешнего, мысленного и практического.
Как оно возникает? Почему возникает? Что оно такое? Вот вопросы, которые вопиют, требуя ответа, чтобы понять суть милосердия. Но прежде еще одно отступление «по поводу».
Если чувство милосердия возникает спонтанно, вдруг, непредсказуемо, то все, что планируется заранее, как бы хорошо, нравственно оно не было, не имеет отношения к милосердию. Это может быть хорошо, сто раз, миллион раз замечательно, но это что-то другое, чем милосердие. Чувство милосердия не планируется заранее, оно возникает вдруг, неожиданно, спонтанно. Если в мое желание помочь обездоленному вклинивается «трезвая мысль», что отдам только то из кошелька, без чего могу сам обойтись, то будьте уверены — это не милосердие. Все, что угодно, тоже положительное, миллион раз пусть будет положительное, но не милосердие. Милосердие нерасчетливо, не обдуманно-расчетливый шаг помощи бедному, а спонтанно возникающий акт состояние-деяние. Поэтому, если планируют, когда, где, кто, как, кому, сколько, за что, зачем и почему будут помогать и сострадать, то это не милосердие.
Милосердие — это боль, которая возникает бесконтрольно, подсознательно. Причем боль не локальная, сосредоточенная где-то на отдельном пятачке души или тела. А боль всеобщая, которая возникает и тут же гасит все остальное в человеке: и чувственное, и сознательное. Остается она одна — эта боль, которая «заливает» всего человека сразу и целиком. Потому оно, милосердие, и не может пройти мимо обездоленного, страдающего, униженного — боль не пускает. Потому оно и не позволяет думать и рассчитывать — хватит или нет на молоко, не помру ли сам с голоду и так далее. Милосердие утопило в боли все другие чувства и мысли. Оно — всеобщее, всеобъемлющее чувство. Эта боль превращает на некоторое время человека в сомнамбулу, в бессознательное существо, вынув из самых дальних и глубоких уголков нашей души какие-то древнейшие механизмы бытия (или со-бытия) людей.
Мы полагаем, что в этот миг человек возвращается в состояние своего далекого ископаемого предка, когда субъективный механизм, ныне называемый «милосердием», был, возможно, единственным социальным приобретением людей, отличающим их от животных.
Чувство милосердия пронизано, насквозь пропитано этой подсознательно возникающей и всеобъемлющей болью, которая отменяет (тормозит, обрывает, консервирует, абортирует) все другие генетически более поздние чувства и мысли, все другие возможные степени свободы выбора, оставляя одно единственное — помочь себе подобному страдающему сородичу. Категоричность милосердия, вероятно, от того, что оно когда-то было единственным социальным качеством становящегося человеком троглодита. Возможно, это первое, самое древнее состояние, с чего человек начинался как коллективное существо.
Но как она возникает — эта боль? Ясно, что она провоцируется видом обездоленного. Но почему же тогда не всех и не всегда провоцирует этот вид несчастья других? Почему страдания и унижения других людей порой облегчают собственные тягостные переживания человека, почему становится не так грустно от своей нелегкой жизни, видя, что другим еще хуже? Почему вид того же самого попрошайки, мимо которого проходил бесчувственно сто раз, вдруг может пронзить болью милосердия? Боль, да и еще такая, что шага дальше не ступишь, не перешагнешь через нее, отменив, отстранив, отложив в сторону или на другое время. Почему вид одних обездоленных «запускает» механизм милосердия, а вид других — нет?
Теперь придется вернуться к механизмам имитации и резонанса, рассмотренным выше. Вид обездоленного провоцирует боль, минуя сознательные формы и каналы, подобно зеванию или смеху. Все происходит как бы беспричинно и сознательно немотивированно. По принципу имитации, через которую просвечивает механизм резонанса. Чтобы сработал резонанс, нужна не только звучащая струна (боль обездоленного), но еще и настроенность на эту волну резонирующей струны. Явление милосердия, включающее двух людей, начинается с человека, просящего милостыню, страждущего, нуждающегося. Звучит его беда, кричит его боль, которая в одних возбуждает резонансом отдающуюся боль, а в других нет. Другие, равнодушно или даже злобно бурча, проходят мимо. Но это совсем не означает, что они бездушны, черствы, не способны ощутить чужую боль. Вовсе нет. Они проходят до поры до времени. Не исключено, конечно, что кто-то так и никогда не испытает этой боли, лежащей в основе милосердия. Наверно, и такое может быть, хотя в нашем тесном и неустроенном мире это маловероятно, да и есть еще и внешний эквивалент этой боли — смерть. Небытие находится на границе, от которой нас отделяет чувство милосердия. Человек со своей способностью милосердия находится по эту сторону социального бытия. Милосердие как способность есть демаркационная линия, отделяющая человека от биологического основания homo sapiens. По ту сторону милосердия — для человека начинается зона бесчеловечности, где уже нет и не может быть ничего человеческого. Резонанс милосердия — глубинная основа человечности (гуманизма). Когда же возникает этот резонанс, порождающий боль милосердия? На наш взгляд, тогда, когда в обездоленном бедолаге, в его жесте, или мимике, или в повороте головы, или в форме прически, или в движении кадыка, или в блеске глаз, или в конфигурации бровей или ушей, или в мимолетной нотке голоса, или в ритме дыхания, или изгибе воротника рубашки, или в позе, или в запахах, от него исходящих, — хоть в чем-то мелькнет, появится то, что есть в данный момент в проходящем мимо человеке, хоть маленькая черточка — реальная, мнимая, мыслимая, настоящая, прошлая или даже предполагаемая в будущем. Резонанс возникает тогда, когда человек видит и чувствует в другом человеке самого себя. Это необъяснимое, мимолетное, неуловимое, но абсолютно созвучное со мной (внешне или внутренне) фиксируется не умом, не сознанием, не мышлением, даже не краешком ума. Не по умозаключению типа «дам бедолаге мелочь, никто от несчастья не гарантирован и я в том числе, спаси бог от этого. Сейчас я помогу, случись, что со мной, может, тоже найдутся добрые люди». Если сработает такой механизм — это разумное деяние (сознательная благотворительность, филантропия), а не милосердие. Тоже хороший поступок, но не милосердие. В нем есть расчет, корысть, пусть даже лишь предполагаемая, отсроченная по времени и отодвинутая в возможность, но все-таки есть. Милосердие как бездумно, так и бескорыстно полностью. При резонансе милосердия человек видит себя в обездоленном не умом, а, как раньше говорили, сердцем, т. е. подсознательно. Действует механизм резонанса и имитации одновременно. Чужая боль и беда, минуя или не доходя до сознания, обхватывают человека сразу и целиком всего, упрощая его до одной единственной мгновенной боли, всепоглощающей и нестерпимой. Подсознание подменяет на мгновение прохожего и просящего милостыню. Прохожий превращается по какому-то признаку, который никак не отслеживается сознанием и помимо его воли, в грязного нищего. Чужая боль становится своим. И она не осознается как чужая боль, а воспринимается как собственное состояние, ибо телесно все остается на своих местах. Милосердие — это подсознательное духовное общение, контакт, единение с подобными самому себе существами, наидревнейшая форма социальной коллективности. Более того, милосердие — это подсознательное духовное проникновение, диффузия, конвергенция душ людей. В резонансе милосердия соприкасаются души в чистом, так сказать, виде: душа с душой непосредственно, а не через речь или слова и дела.