Философия в систематическом изложении (сборник) - Коллектив авторов. Страница 13

Характер, который могут принимать религиозное общение, религиозный опыт и сознание о нем, определяет различные исторические ступени и формы, в которые выливается религиозное миросозерцание.

В доступной нам древней религиозности мы всегда встречаем веру и практику тесно между собой связанными. Они взаимно предполагают друг друга. Ибо, как ни возникала вера в новые, действующие вокруг человека силы, мы всегда, поскольку нам дано констатировать это в этнографии и истории, находим, что развитие этой веры определяется тем, какой образ религиозные предметы принимают от воздействия на них; с другой стороны, вера определяет культ, так как религиозное поведение только в нем достигает своей цели. Для народов первобытных религия является не чем иным, как техникой влияния на непостижимое и недоступное механическому изменению, техникой восприятия от него его сил, соединения с ним и вступления с ним в желательные отношения. Такие религиозные действия совершаются отдельным человеком, вождем или волшебником-жрецом. Постепенно вырабатывается для этого и особый профессиональный класс. На заре дифференциации мужских профессий возникает и это таинственное, недостаточно уважаемое, но вызывающее то страх, то полную ожидания робость занятие волшебника, медика или жреца. Постепенно вырабатывается организованное сословие, которое становится носителем всех религиозных отношений, всей техники магических манипуляций, покаяний и очищений, и оно остается хранителем знания до тех пор, пока не создается самостоятельная наука. Воздержанием это сословие должно освободиться для бога, отречением оно должно закрепить свое отношение к невидимому, отречением, которое отделяет его в святости и достоинстве от всех других людей, – вот первая ограниченная форма, в которой подготовляется религиозный идеал.

Из этого общения с невидимым, направленного на достижение благ и отклонение зла, – общения, происходящего при посредстве особо избранных лиц, развиваются примитивные религиозные идеи в рамках этой формы религиозности. Они покоятся на мифическом представлении и на его внутренней закономерности. В изначальной жизненности и целокупности человека уже содержится возможность того, что во всех своих отношениях к внешнему миру он узнает проявления чего-то живого; это-то и составляет общую предпосылку религиозного общения. Техника религиозных действий должна была усилить эту форму понимания. Как субъективен, изменчив и различен бы ни был этот опыт, он все же в каждом племени или орде принимал благодаря общности религиозного опыта единообразные формы и упрочивался через собственную, по аналогии развивающуюся, логику. Там, где еще не было возможности сравнения с научной очевидностью, в нем могли гораздо легче развиться подобная прочность веры и согласованность. Во сне, видениях и всякого рода ненормальных нервных состояниях, вторгающихся в ежедневную жизнь, религиозная логика получала опытный материал, который оказывался пригодным для иллюстрации влияния невидимого. Сила внушения, присущая содержаниям веры, их взаимное подтверждение, развивающееся по тем же законам религиозной логики, как и первое ее установление; затем как бы экспериментальное свидетельство, получающееся от испытанного влияния какого-нибудь фетиша или манипуляций чародея, – явление, подобное которому мы и теперь наблюдаем, когда сила какой-нибудь иконы испытывается на больных, чтобы затем через изображения и отчеты с мест паломничества запечатлеваться как массовое показание; далее, поступки волхвов, оракулов, монахов, порывистые движения и необычайные состояния, сопровождаемые видениями и откровениями, вызываемые постом, шумной музыкой, каким-нибудь опьянением, – все это укрепляло религиозную уверенность. Но самое существенное было все же то, что на первых доступных нам ступенях культуры религиозная вера развивала свои примитивные религиозные идеи из всюду одинаких, производивших сильное впечатление переживаний: рождения, смерти, болезни, сна, безумия, и поэтому эти идеи всюду повторяются равномерно. Во всяком одушевленном теле живет второе «я» (душа, мыслимая и как множественность), которое покидает его на время, отделяется от него в смерти и в своем призрачном существовании способно на самые сложные воздействия. Вся природа оживлена духоподобными существами, воздействующими на человека, который может их расположить в свою пользу при помощи волшебства, жертвы, обрядов или молитв. Небо, солнце, созвездия – все это жилища божественных сил. Укажем еще только на один класс идей, присущий народам, находящимся на более низком уровне, а именно относящийся к происхождению людей и мира.

Эти примитивные идеи образуют основу религиозного миросозерцания. Они подвергаются преобразованиям, срастаются; вообще, всякое изменение в состоянии культуры влияет на ход этого развития. В рамках постепенного преобразования религиозности заключается решающий момент перехода к миросозерцанию в процессе изменения общения с невидимым. По ту сторону культа с его храмами, жертвоприношениями и церемониями возникает более свободное, эзотерическое отношение души к божественному. Религиозно-аристократический круг лиц вступает в это особое отношение к божеству, замыкается в своем кругу или открывает свободный доступ в него. Проявляется это новое отношение в мистериях, отшельничестве, явлении пророчества. В религиозном гении проявляется таинственная мощь личности, в силу которой она синтезирует в себе постижение мира, оценку жизни и воздействие на ее строй. Религиозный опыт и его отражение в представлениях как бы переходят в иное состояние сцепления. Отношения религиозных личностей к тем, которые находятся под их влиянием, принимают иную, внутреннюю форму. Узнаются в опыте или испытываются не отдельные влияния, но вся совокупность души вступает в это внутреннее общение. Эти великие личности не стоят уже под властью непонятных, темных природных сил и уже не наслаждаются и не страдают от тайного сознания злоупотребления или фальсификации последних. В этом новом, более чистом отношении скрывается другая опасность: возвышенное мнение о себе, вытекающее из влияния на верующих и приобретающее благодаря общению с невидимым характер особой связи с ним. Но одна из наиболее значительных сил, порожденных этим новым отношением, заключалась в том, что оно при помощи внутреннего взаимодействия, в которое вступают между собою все моменты религиозного общения и все стороны его объекта, подготовляло единое мировоззрение. Везде, где условия допускали нормальное развитие, образовалось религиозное миросозерцание, независимо от того, много ли времени потребовало это изменение в общении с невидимым там, где оно началось, независимо также от того, какие были при этом пройдены ступени и были ли преданы забвению имена религиозных личностей.

Структура и содержание религиозного миросозерцания определяются религиозным общением и вырабатывающимся в нем опытом. Этим и объясняется то, почему примитивные идеи в своем беспрерывном развитии все же с такой изумительной живучестью сохраняют свою силу. Миропонимание, оценка и жизненный идеал получают, таким образом, в религиозной сфере свою собственную форму и окраску.

В опыте религиозного общения человек видит себя определенным, чем-то динамическим, не поддающимся исследованию и не укладывающимся в рамках чувственного причинного соотношения. Это нечто волевое и душевное. Так возникает та основная форма религиозного понимания, которая проявляется в мифе, обрядовых действиях, обожании чувственных объектов, в символике литургий и в аллегорическом толковании священных книг. Метод религиозного созерцания и констатирования, основанный на вере в души, культе звезд и развившийся в процессе примитивного общения с невидимым, достигает здесь внутренней связи, соответствующей уровню миросозерцания. Рассудок не может понять содержащихся в этой категории видимых допущений, он может их только разложить. Отдельное и видимое означает больше, чем то, в чем оно появляется. Это отношение отлично от значения примет или символического начала в искусстве и все же родственно им. В нем заключается представительство совсем особого рода, ибо именно в согласии с отношением всего являющегося, видимого к невидимому, одно означает другое и составляет с ним одно и то же. Отсюда следует, что и на этой ступени внутреннего общения с незримым продолжается отсвет и воздействие последнего в видимом единичном и проявление божественного в лицах и религиозных актах. Стремление свести божества к единому, связанное с этой ступенью, только у небольшого числа народов и религий сумело более или менее продолжительно подавить эту тенденцию религиозного понимания. Различными путями совершался постепенный синтез божественных сил в одну высшую силу. Этот процесс завершился у важнейших народов Востока лет за 600 до Рождества Христова. Единство названий, господство победоносного сильнейшего бога, существование единого святого, упразднение всех различий в мистическом религиозном предмете, проникновение в стройный порядок созвездий – эти и другие друг от друга отличные исходные точки привели к учению об Едином Невидимом. Так как в эти века, когда протекало это великое движение у восточных народов, между ними существовало в высшей степени оживленное общение, то нельзя сомневаться в том, что оно в сильной степени способствовало распространению этой величайшей идеи тех времен. Но каждое из этих воззрений о единстве, обусловливающем мир, отмечено печатью своего религиозного происхождения в признаках благости, провидящего проникновения и отношения к человеческим потребностям. И в большинстве этих воззрений божественное, согласно основной категории религиозного понимания, либо окружено силами, воплощенными в видимом, либо появляется как бог на земле, борется с демоническими силами, появляется в священных местах или чудесах, действует в обрядовых отправлениях. Язык, в котором находит себе выражение религиозное общение, должен всегда быть чувственно духовным. Такие символы, как свет, чистота, высота, являются выражением ценностей божественного существа, познанных чувством в опыте. Наиболее общей законченной реальной формой понимания божественно обусловленной связи вещей является телеологическое устройство мира. За совокупностью внешних объектов в нем и над ним существует духовная связь, в которой целесообразно проявляется божественная сила. В этом пункте религиозное миросозерцание переходит в философское. Ибо метафизическое мышление от Анаксагора до Фомы и Дунса Скота преимущественно определялось понятием телеологической мировой связи.